Я коротко усмехнулась.

— Я сейчас поем, а потом ты скажешь «добрая женщина, дайте, пожалуйста»?

— Что «дайте»? — не понял Колесников.

— Потрахаться, — цокнула я. Данное слово было немного неловко говорить в относительно людном месте, но оно очень напрашивалось.

— И я столько лет терял такой подкат?! — нарочито возмутился Вадим и придвинул ко мне тарелку со стейком. — Ешь. Серьёзно. Ты капец какая худая. Я думал, погулять с тобой после кафехи, так что если ты нормально не поешь, то замёрзнешь в парке у какого-нибудь дерева.

— Почему у дерева и в парке? Ты планировал мне читать стихи среди берез и тополей?

Пустой желудок, до которого уже дошли все запахи, что поднимались от блюд, уже напоминал скомканный лист бумаги и просил вкинуть в него уже хоть что-нибудь.

И я сдалась. Приступила к стейку. Орудуя вилкой и ножом, отрезала себе небольшой кусок, положила его в рот и, начав жевать, испытала гастрономическое удовольствие.

— Кайф, да? — вопросил Вадим. — Мясо у них вообще пушка!

— Угу.

Сейчас я была с ним солидарна. Очень вкусно.

— Я, кстати, думал, ты из этих, которые мясо не едят.

Наивный. Мясо не едят те, у кого есть средства на то, чтобы выпендриваться. В моем же случае, если в доме есть еда, то выбирать не приходится. Ты ешь то, что есть. Если ничего нет, то ты не голодный.

— Я из тех, кто ест всё, но мало.

— Почему?

— В меня много не влезет. Ты же видишь, — указала я на себя, стараясь при этом как можно больше насладиться вкусом пищи. Дома я такое приготовить точно не смогу, даже при всем желании.

— Экономная, — похвально хмыкнул Колесников, запихивая себе в рот салат.

Я на него смотрела и видела маленькую Катьку ещё до того, как она познакомилась с миром ложек и вилок. Только если моя сестренка после обеда была вся в пятнах и разводах, то Колесников каким-то образом умудрялся оставаться чистым.

— Всё хочу спросить: а почему ты не хочешь отношений? — поинтересовался Колесников. — В этом возрасте девчонкам, вроде, положено мечтать о большой и чистой любви, и всё такое…

Я снисходительно улыбнулась.

Я тоже мечтаю о большой и чистой. Но только о большой и чистой свободе, а не о любви. Чтобы в моём доме не воняло перегаром и куревом. Чтобы в нём не было двух пьяных дерущихся тел, и сестра забыла о том, что такое — жить в страхе и постоянных слезах.

— Видимо, у меня есть другие мечты и стремления, — я неопределенное повела плечами. — А любовь… — вилка в моей руке застыла над куском мяса. Я подняла взгляд на Вадима и прямо посмотрела в его глаза. — А что такое любовь? Ты знаешь?

— Нихрена у тебя вопросики! — поперхнулся парень и отпил немного чая из кружки. Свёл густые брови над переносицей и начал смотреть по сторонам, словно где-то рядом с нами пытался найти ответ на мой вопрос. — Типа… не знаю. Как в фильмах, наверное.

— Порнографического содержания?

— И как в таких тоже, — ухмыльнулся парень. — До этого, конечно, подержаться за ручки, поесть, — указал он на нас и столик между нами. — Поцеловаться… — произнес он томно и отправил мне несколько воздушных поцелуйчиков. — Ты, кстати, в курсе, что у меня очень чувственные губы?

— Откуда? — поморщилась я, пряча улыбку. Но взгляд на его губы всё же опустила.

— Сегодня вечером узнаешь, — подмигнул он мне самоуверенно.

— Закатай.

— Что?

— Свои чувственные губы, Вадечка.

Парень по-доброму и от души рассмеялся. В его глазах я увидела приятное, греющее душу тепло. Сейчас я не видела в нём того клоуна с напускной крутостью. Хоть и было понятно, что он, как и я, не спешит полностью открываться.

— Я же говорил, что ты кайфовая.

— Эти твои изысканные комплименты… Тебе точно кто-то раньше давал?

В ответ Колесников снова рассмеялся, но затем подался вперед и тихо, только между нами, произнёс:

— В туалете этого кафе.

— Спасибо за испорченный аппетит, — поморщившись, я деланно отложила вилку.

— Дважды, — добил он, поиграв бровями.

— Где официантка? — я забегала глазами по залу.

— Я позову. Счёт или ещё что-нибудь заказать хочешь?

— Угу. Пакет для рвоты. Дважды.

После очень сытного обеда я нашла в себе силы только для того, чтобы тут же за столиком отвалиться на спинку стула и с наслаждением выдохнуть. Соблазн расстегнуть пуговицу на джинсах был очень велик.

Не помню, когда в последний раз я наедалась досыта и при этом никуда не спешила. Чаще всего моей задачей было просто наполнить чем-то желудок, чтобы посреди пары он не начинал выть и привлекать к себе внимание не только одногруппников, но и студентов.

— Это было очень вкусно. Спасибо, — честно призналась я Вадиму, который с довольной улыбочкой, зажимал между зубами зубочистку.

— Да не за что, — отмахнулся он с легкостью. — Может, ещё десертик хочешь? Пирожное ты ловко втоптала.

— Потому что там ничего, кроме крема не было, в твоём пирожном. Но всё равно очень вкусно.

— Ну, что? Сгоняем на каток?

Я вопросительным взглядом застыла на лице парня.

— Вообще-то, ты что-то про парк до этого говорил, а не про каток.

— Да я тут вспомнил, что первого марта каток закрывают на какие-то там работы. По сути, осталось два дня, чтобы покататься на ровном льду. Погнали со мной.

— Я никогда не ездила на коньках.

— Рили?! — удивленно выпучил Вадим темные глаза. — Даже в детстве не пробовала?

— Не приходилось, — качнула я головой и отпила немного воды из высокого стакана.

— Ну, тогда тем более погнали. Я тебя научу.

— Я не хочу разбить голову об лёд, — поморщилась я, понимая, что не представляю себя даже просто надевающей коньки. Это максимально далёкое от меня развлечение. — Да и после сытного обеда высока вероятность, что лёд подо мной просто треснет.

— Да ну, — скептически фыркнул Колесников. — В тебе веса не больше, чем в мешке с цементом. Мы с батей осенью дорожки вокруг дома заливали, так что пятьдесят килограмм для меня — вполне подъёмный вес. Погнали, — Вадим махнул рукой, жестом показал официантке нас рассчитать и первым вышел из-за стола. Надел куртку и вынул из-под её ворота капюшон толстовки. Подоспевшая с терминалом официантка с дежурной улыбкой дождалась, когда Вадим расплатиться за всё, что мы съели, и ушла. Вадим, неожиданно для меня, помог мне надеть куртку, галантно её придержав. Дождался, когда я надену шапку и только тогда повёл меня к выходу из кафе.

Хостес проводила нас широкой улыбкой и настойчиво пыталась втюхать Вадиму визитку заведения.

— Мы вас и так найдём, — отмахнулся Колесников, не глядя. Открыл передо мной дверь кафе и первой выпустил из заведения.

— А по тебе не скажешь, что ты такой джентльмен, — хмыкнула я, когда он сел за руль после того, как усадил меня на пассажирское.

— Матушка с батей приучили. Мама у меня никогда сама двери не открывает. Никуда, вообще. Ну, если только межкомнатные. А так, либо я, либо батя, либо кто-то из охраны. Типа, она женщина, маникюр и всё такое… — покачал он головой. — Короче, это уже привычка. Я даже не задумываюсь, просто открываю дверь.

— Прикольно, — хмыкнула я.

Отчим так никогда для мамы не делал. Более того, он даже не пытался придержать двери, когда видел меня или маму, возвращающихся домой с пакетами. Он прекрасно видел, что ты идёшь, что тебе тяжело, но просто шёл домой. Дверь закрывалась и приходилось ставить пакеты на землю, искать в сумке или рюкзаке ключ, открывать дверь, брать пакеты и подниматься в квартиру, где нужно было проделать всё то же самое, а потом получить словесного нагоняя от отчима за то, что долго идешь, он голодный и нужно накрывать ему на стол.

Может, отправить его на перевоспитание к отцу Колесникова?

Мы доехали до катка. Колесников оставил машину на парковке и повёл меня внутрь здания. Ориентировался он здесь очень хорошо. Сразу подошёл к прокату, взял для себя коньки сорок третьего размера, а для меня тридцать восьмого, конечно, предварительно поинтересовавшись размером.