— А вы куда летите? — спросил Тахо, уцепившись лапкой за мой локоть.
— По делу.
— Знаю я ваши дела! — неожиданно помрачнев, проворчал он. — Дядя вон тоже твердит, что по делу, и шляется невесть где. Совсем забросил моё воспитание.
«Эдельвейс» тоже изменился. Его корпус стал более вытянутым и изящным. Боковые антенны-плавники удлинились и теперь сходили на нет изящной закругленной линией. В том же стиле были сделаны и хвостовые панели ограждения сопел. Излучатели на крыше прикрывала плавно изогнутая пластина, напоминающая морского ската. Теперь он ещё больше походилна кита, но его форма уже не казалась наивной и старомодной.
— Ну как? — поинтересовался Слава и его голос чуть вибрировал от волнения.
— Отлично! — одобрила я.
Он заметно повеселел. Видимо, его мрачный вид был следствием беспокойства по поводу того, понравиться ли мне новый облик моего старого корабля.
У лифта как обычно дежурили курсанты. Одного из них Слава поманил к себе пальцем. Когда тот подошёл, он указал на «обезумевший истребитель» и негромко произнёс:
— Стажёр Ингар, я даю вам двадцать минут, чтоб убрать отсюда своего монстра и перегнать мой и крымовский флаеры на нашу стоянку.
— Это не монстр! — обиженно заявил курсант. — Это дракон!
— Переведи его на «Бумажный фонарик», — посоветовал Саша. — Там одни японцы. До конца стажировки они разъяснят ему разницу между драконом и монстром.
Он взял меня под руку и мы, оставив Славу с его оппонентом, прошли к лифту.
— Элис, — обратился Саша ко второму стажёру, охранявшему лифт. — Будьте любезны, покажите этому юноше звездолёт, — он указал плечистому Элису на маленького анубиса. — Только глядите за ним в оба. У него может сказаться дурная наследственность.
— Не боись, парень! — пробасил Тахо, взглянув на гида. — Сегодня я при деньгах и настроен на честное сотрудничество!
По пути в астронавигаторскую Саша дал указание готовиться к вылету. Исполнение его слегка застопорилось из-за того, что весь экипаж столпился возле лифта, чтоб поприветствовать своего прежнего командира. Я рада была видеть своих товарищей, которые сумели сохранить то, что мы когда-то создавали вместе, не говоря уж о том, что это были мои хорошие друзья, с которыми я побывала во многих передрягах.
— Ладно, ребята, в полёте у нас будет время поговорить! — успокоил всех старший стрелок Ян Трайлитт. — А сейчас — за работу.
— О’кей, — кивнул старший радист Джек Уинстон и, подмигнув мне, отправился запрашивать у диспетчера окно для вылета.
III
— Вот она, Диктиона, — произнёс Глеб, указав на подсвеченную красным точку в чёрном шаре голоэкрана навигационного компьютера. — За двое суток долетим. Маршрут сделать пара пустяков. Но зачем тебе туда?
— Дело у меня там, — пробормотала я, глядя на красную точку. — Саша, я не нашла тот номер «Вестника».
— Это не проблема. Все сведения есть в киберинформаторе.
— Хорошо. Значит, вы меня там высадите и всё…
— А обратно ты как?
— Видно будет.
— Да оставим на орбите гравибуй. С капсулы подаст сигнал и вызовет нас, — пожал плечами Глеб. — Делов-то!
— А что есть подходящий приёмник? — изумилась я.
Он не менее изумлённо уставился на меня.
— Он ещё при тебе был! Ты чего, не помнишь, как мы ребят с того комплекса вытаскивали?
— А, вспомнила, — кивнула я. — Приёмник был, но гравибуёв не было.
— Не было, — согласился он. — Я их в этом отпуске сочинил.
С пульта раздался щелчок, и на экране появилось лицо Славы.
— Всё готово к вылету. Взлётное окно дают через минуту.
— А этот потомок пирата где? — поинтересовался Саша.
— Элис уже минут пять, как увёл его.
— Тогда, полетели!
Это был мой первый полёт на «Эдельвейсе» за последние два года. Я бродила по своему кораблю, где провела столько лет. Внутри почти ничего не изменилось, разве что дизайн стал построже. Наверно, причиной было то, что теперь экипаж оказался чисто мужским. Но это сказывалось лишь в мелочах. В остальном было всё тоже: широкие прямые коридоры нижнего уровня, просторные светлые лаборатории, сверкающий эбонитовой чернотой и похожий на звёздное святилище огромный командный отсек с роскошными пультами и креслами командира и вахтенных. На втором этаже — нежно-розовая уютная кают-компания, в которую выходили двери кают. Слава попытался уступить мне свою, командирскую, где я жила раньше, но я сказала, что теперь уютнее буду чувствовать себя в гостевой. На третьем уровне я зашла в радиорубку, потом к Глебу в навигаторскую и, наконец, к нашему легендарному доктору в медотсек. Заглянув в помещение наводки излучателей и аппаратную защитных установок, я соскользнула по силовому потоку обратно на первый уровень. Я уже поговорила со всеми своими друзьями. Остался только стармех Любомир Ланк, но перед этим мне захотелось посидеть в моём старом командирском кресле.
Слава без разговоров уступил мне его. Я с чувством полузабытого наслаждения села за сенсорный пульт. Прямо передо мной был гладкий штурвал ручного управления. Все пилоты, проходившие у меня практику, теперь предпочитают штурвалы, а ведь когда-то считалось, что они скоро выйдут из моды!
Я положила ладони на поблескивающие рукоятки и тут же отдёрнула их. Из-под потолка раздалась оглушительная сирена.
— Я включила противозахватную систему? — испугалась я.
— Нет! — воскликнул Слава. — Мы не стали исключать твои данные из списка допуска. Таково было решение экипажа. Что это такое?
Он выключил сирену, и мы услышали оглушительный визг и громкие проклятия. Обернувшись, мы увидели, как Ингар втаскивает в командный отсек отчаянно сопротивляющегося Тахо. Его руки были искусаны в кровь, но это не заставило его выпустить щенка.
— Это что такое? — пробормотал Слава. — Почему он здесь? Элис же увёл его!
— Элис в бытовке в бессознательном состоянии, — сообщил вошедший вслед за этим Ян. — Мы уже вызвали доктора, но, по-моему, всё, итак, ясно, — он швырнул на пол дамский парализатор. — Отобрали у этого «зайца».
— Сам ты заяц! — Тахо с оскорблённым видом вырвался из рук Ингара, и с деловым видом направился ко мне. — Мне нужно с тобой поговорить!
— Слушай, парень, ты что, собирался с этим захватить «Эдельвейс»? — поинтересовался Слава, указав на парализатор.
— Слушай, парень, — передразнил его щенок сердитым тоном. — Если у тебя и у твоего звездолёта мания величия, то у меня её нет. И вообще, объясни своим подчинённым, — он мотнул ушастой головой в сторону Ингара, — что с детьми следует обращаться мягко и доброжелательно, не травмируя их несформировавшуюся психику. Его действия называются физическим и психическим насилием.
— Ишь какой умный! — съязвил курсант.
— Я в папу! — огрызнулся Тахо.
— Ты зачем это сделал? — спросила я.
— Чтобы лететь с тобой.
— Зачем?
— Должен же я о ком-то заботиться, если даже родной дядя меня бросил! Ты мне подходишь.
— Что будем делать? — спросил Слава
— Ну, не выкидывать же его в космос, — вздохнула я.
— Ладно, слетает до Диктионы с нами, а потом отвезем его обратно.
— Ага, — саркастически усмехнулся Тахо. — Я тебе такую жизнь устрою, что ты меня с радостью на Диктионе высадишь!
— Ты не устроишь такую жизнь моему сыну, — заметила я.
— Сыну? Я-то думаю, чего это он так на тебя похож! Замётано, старик. Работай спокойно! Я прослежу, чтоб всё было тип-топ!
IV
— Ну, что ты натворил! — покачала головой я, когда мы остались с Тахо вдвоём. Он сидел на кровати в моей каюте, упрямо склонив лобастую голову и стиснув сложенные ладошки между коленей. — Я под свою ответственность просила ребят показать тебе корабль, а ты…
Щенок вздохнул и поднял на меня большие грустные глаза. Знаете, какие глаза бывают у брошенных собак? Только эти глаза принадлежали ребенку с собачьей головой, красивые, умные и очень тоскливые.
— Ну, что вы все, в самом деле… — жалобно проскулил он. — Что вы все меня бросаете? Я же не могу совсем один. В колледже меня уважают, но там все старше меня. Они все в науках, зубрят, рефераты сочиняют, экспериментируют. Мне и поиграть не с кем. Дядя сделал меня умным в своей лаборатории и бросил, а что мне потом с этим умом делать? Лучше б я оставался дураком с висячими ушами.