— Знаю. Где мы вообще находимся?

— А я откуда знаю? Впрочем, кое-что все же удалось узнать, только легче от этого все равно не стало. Это горный кишлак где-то на севере, скорее всего квадрат Б-12. Наша авиация тут не летает. Формирований духов тут нет, это все местные. Типа партизаны. И если думаете, что это хорошо, то снова ошибаетесь. Они русских ненавидят во всех смыслах. Мы для них неверные, пришли на их землю. Здесь любой подросток может тебе горло перерезать или пулю в затылок пустить. Дети и те жестокие. На прошлой неделе одного нашего камнями забили, потому что тот работать не хотел. Вымотался.

— Партизаны?

— Ага. Иногда случается, что с соседями из других кишлаков объединяются в группы и идут на северо-запад. Засады устраивают, диверсии. Могут и караваны сопровождать с наркотой. Тут торговля процветает, только не такая, к какой мы привыкли. Кого не убили — того в рабство. А кому не повезло — тому не повезло. Раненых, кстати, сразу добивают. Все что можно снять и унести, уносят. Потом продают.

— А рабы им для чего? — спросил Самарин.

— А сам-то как думаешь? — горько усмехнулся Паша. — Заставляют у себя работать. А иногда предлагают стать правоверным мусульманином, моджахедом, защитником ислама, участвовать в газават — священной войне с неверными. Или продать и деньги выручить.

— Войне против кого, своих? — уточнил я.

— Ну!

— А что за работы?

— На строительстве кишлака. Камни носить, воду из ручья, глину мешать. Дерьмо убирать. Чинить что-нибудь. Если раб здоровый и умный, умеет хорошо что-то делать руками, его охотно покупают. Я вот каменщик, меня не продают, потому что я им дома строю. Вон, все ладони о кирку стер, — тот показал жуткие кровавые мозоли. — Кстати, в другой яме, на краю поселка еще двое наших сидят. Недавно было трое, но один не выдержал и с собой покончил — бросился с обрыва и разбился насмерть.

Я не нашелся что ответить. Дима тоже молчал.

— Иногда они как звери себя ведут. Главное не бунтовать. Да вы скоро все сами узнаете и поймете. Старик Иззатулла у них вроде как старейшина здесь. Все его слушают, он и решает, кого продавать, а кого нет.

— А чего ж ты такой концерт устроил? Они ж тебя чуть не пристрелили!

— А, да то ерунда! — тот махнул рукой. Пояснять не стал.

— Отсюда можно бежать? — тихо спросил я.

— Чего? Бежать? — тот хрипло рассмеялся. Тревожно посмотрел наверх. — Забудь! Куда ты тут без карты побежишь? Горы вокруг! Без еды, воды и компаса. Без оружия. Без обуви! Думаешь, у нас просто так сапоги забрали? Сомневаюсь, что ты хотя бы пару километров пройдешь! По ночам холодно. К тому же, в этих местах духов много бродит, рядом второй кишлак есть, побольше. Туда рабов и водят. Вот как вчера.

— И что, будешь дальше камни добывать и ждать, пока тебя кто-то выпустит? — напрямую спросил я. — С голоду сдохнуть не боишься?

— Ага, не дождешься! — возмутился Корнеев и поежился, словно от холода. — А с чего ты взял, что отсюда можно убежать?

— Если захотеть, то можно. Но для этого сначала нужно кое-какие справки навести. А этот Иззатулла, он кто такой? — поинтересовался я. — Старейшина?

— Да пес его знает. Раньше переводчиком вроде бы был. Умный человек, уважаемый. Остальные его слушают и делают то, что скажет. Он захочет поговорить, чтобы понять, хороший ты раб или плохой. Будет решать, что с тобой делать.

Я задумался. Может быть, стоит попробовать поговорить с этим стариком? Раз он действительно бывший переводчик, значит, сможет без труда меня понять. Нужно сделать ему заманчивое предложение, от которого он не сможет отказаться. И небольшой козырь у меня все-таки есть. С другими моджахедами говорить бесполезно, дикари — одним словом.

Вдруг сверху послышались шаги. Голоса. Смех. Посыпались мелкие камешки.

— Макс, я не хочу быть рабом! — подал голос Самарин. — Не хочу!

— А кто же хочет? — устало рассмеялся Паша.

Сверху показался молодой Саид. Открыл замок, внимательно осмотрел нас.

— Ну чего смотришь, обезьяна? — вполголоса пробурчал Корнеев, с ненавистью глядя на молодого душмана. — Этот хоть и молодой, но жестокий. Ему многое позволено.

— Эй, Шурави! — он ткнул в меня пальцем, затем указал на лестницу.

— Он хочет, чтобы ты вылез! — пояснил Корнеев. — Выйди и узнаешь!

Когда лестница коснулась дна, я выбрался наверх. Саид и еще два молодых, но вооруженных духа принялись тыкать в меня стволами винтовок. Противники из них никакие, можно рискнуть и обезвредить. Но пока что рано. Прежде чем предпринять что-то такое, нужно кое-что выяснить. Осмотреться, понять, какие силы сосредоточены здесь.

Какое-то время они еще смеялись, потом повели куда-то вниз и влево. Прошли несколько дворов, остановились у большой глиняной мазанки. Сразу стало ясно что, скорее всего, здесь и живет Иззатулла.

Меня привели к его жилищу не просто так.

— Иди! Шурави! Иди! — очень коряво, с сильным акцентом, произнес второй конвоир и навел на меня ствол какой-то совсем старой винтовки.

И я пошел. Одновременно понимая, что побег вполне себе реален…

Кишлак, в котором жил старик Иззатулла, не сильно отличался от остальных. По крайней мере, снаружи уж точно. Интересно, что это обобщающее название — это же слово означает не только дом, но и квартал, район, поселение. Поселение могло называться и аулом. Путаница, а произошло это по той простой причине, что солдатам, попавшим на территорию Афгана, всегда давали минимум знаний. Так оно и вошло в обиход, при этом никто и не пытался разобраться, как же все обстоит на самом деле.

За долгую военную службу мне довелось побывать во многих странах Востока и Средней Азии, поэтому я приблизительно представлял, что ждет меня внутри.

Я где-то слышал, что в Афганистане они сильно смахивали на жилища иранских поселенцев. Да и вообще, изначально, кишлаком считалось зимнее жилье кочевника. Было и летнее, яйлак. Впрочем, вряд ли оно было на слуху у советских солдат.

Строение целиком состояло из камня и глины. В нем было всего три комнаты, точнее, даже две. Третьим был тамбур, где я сейчас и стоял. Внутри было достаточно тесно, царил полумрак, потому что сквозь маленькие окошки, прикрытыми деревянными ставнями, проходило совсем мало света. Там было прохладно, что впрочем, и не удивительно, учитывая, что по календарю завтра начинался ноябрь.

Тамбур кишлака застелен циновками, дальше коврами. Справа разместился глиняный тандыр, где готовилась еда. Прямо сейчас оттуда исходил запах готовящейся лепешки. У меня аж желудок в трубку скрутило и слюни потекли.

Перед тем как заходить, Саид связал мне руки обычной бельевой веревкой. Пожалуй, развязать можно, но придется попотеть. Делать это нужно скрытно, хотя, возможно, сейчас в этом нет необходимости. Моя задача повлиять на старика, а не провоцировать на конфликт… Это никогда не поздно!

Я медленно пошел дальше.

Жилище освещалось какими-то лампадками, но в целом, света хватало, чтобы не споткнуться.

— Шурави! Сюда! — раздался голос и я увидел старика. Тот сидел у очага, на большом расписном ковре. Рядом стояло что-то вроде чайника, еще пиалы.

Наверное, это покажется странным — грязного пленника, которого душманы готовы убить в за любое неповиновение, привели в дом к уважаемому мусульманину. Кто-то решит, что это оказанная честь… Но на самом деле, это совершенно ничего не значило. Ведь тот самый хозяин, что поит чаем, уже через несколько минут готов выстрелить тебе в спину. Скорее всего, старик со своими причудами и просто хочет понять, что я из себя представляю и что со мной можно сделать.

Однако даже я удивился.

Неужели он не боялся, что я могу на него напасть⁈ Да от отчаяния загнанный в угол солдат, даже со связанными руками, может, и скорее всего, совершит неосознанный поступок. Попытается напасть, используя любые подручные средства. У хозяина кишлака на этот случай, непременно должно быть какое-то решение.