Боковым зрением определил, что в кузов, со стороны открывающегося борта, влез душман. Стрелять он не стал, бросился на меня с ружьем врукопашную. Его я ловко связал в приеме, ударил ногой в бок. Двинул в челюсть.

Выхватил штык-нож, но воспользоваться им уже не успел, меня что-то резко оттащило назад. Я круто развернулся, пытаясь взять себя в руки и понять, что делать дальше. Руку резануло чем-то острым.

Попятившись, я резко развернулся и увидел, как мне в лицо летит приклад чужого автомата.

— А! Шурави! Шурави!

Бац! Стало так больно, так тяжело!

Со всех сторон окутала тьма. От сильного удара, я увидел что-то красное, светлое. Огоньки. Голова жутко заболела… Мы что, не справились? Неужели это все?

Нет, я не могу умереть. Не так. Не сейчас…

Очнулся я оттого, что где-то в области спины появилось какое-то неприятное ощущение. Не только неприятное, но еще и болезненное. А еще голова гудела.

Вокруг какой-то скрежет. Шуршание, будто чем-то тяжелым по мелким камешкам…

Резко открыл глаза, вздрогнул. Прищурился — закат был в самом разгаре и ярко-оранжевое солнце светило прямо в глаза.

Чуть левее увидел бредущих духов с оружием в руках. Из было около десятка, вооружены, как и чем попало — кто-то с ружьем, карабином или со старым автоматом. У одного, наиболее опрятного на вид, в руках была американская винтовка М-16.

Двигались мы медленно. Неторопливо.

Сразу же понял, что меня и самого волоком тащили куда-то вперед. Ноги свободно волочились по земле, отсутствовал правый сапог. Я как был в бушлате от «афганки», так и остался, только сейчас он был грязный и разодранный, с разорванным рукавом и без единой пуговицы. Состояние штанов примерно такое же, еще и кровь в районе голени. Где-то у предплечья ныло — наверное, какая-то рана. Руки плотно прижаты к телу и связаны в двух местах тугой веревкой.

Даже не знаю, сколько провел в таком положении — все тело затекло. Пятая точка и поясница гудели от тупой боли.

Моджахеды даже и не думали как-то скрываться. Мы просто шли по прямой, даже не переживая, что их могут заметить. Страх совсем, что ли, потеряли? Они что, совершенно не боятся, что их тут могут накрыть наши? Наверняка в этом секторе часто летают вертушки, но ничего похожего на вертолетный рокот я не слышал.

И это странно. Все странно. Учитывая, что нас атаковало достаточно много врагов, было непонятно, а куда же они все делись? Этот жалкий десяток душманов не выглядел серьезной силой. Неужели это все, кто уцелел?

Да нет, чушь какая-то.

Внезапно почувствовал какой-то отвратительный запах. Почему-то он был мне знаком. Услышал странный звук.

Попытался оглянуться назад, но не получилось, поэтому я ничего толком не увидел. Крутанул головой вправо, заметил Димку Самарина.

Его, бесчувственного, неторопливо тащили вперед, привязав веревками к ослу. Худое животное, навьюченное мешками и оружием, опустив голову, устало передвигало копытами, следуя за погонщиком. Судя по всему, меня тащили точно так же.

— Шурави! Шурави! — раздались смешки.

Заметив, что я очнулся, в меня начали тыкать пальцами.

Слева показался моджахед в своих традиционных грязных тряпках. Смуглый, заросший густой седой бородой, будто партизан. В руках у него был Калашников сорок седьмого года, с отсутствующей крышкой ствольной коробки. Магазин сильно потертый, будто им землю копали. На ногах у душмана какие-то кожаные шлепанцы.

Он совсем не был похож на тех боевиков, что гоняли нас по горам в прошлый раз. Присмотрелся, остальные были ничуть не лучше. Словно какие-то ополченцы из ближайшего аула или кишлака, но никак не оппозиция правительственных войск. Партизаны.

Тем временем душман подошел ближе, смерил меня презрительным взглядом, затем плюнул в мою сторону, но попал на осла. Другие засмеялись.

Да-а, что ни говори, а за долгие годы службы, в каких только ситуациях я не оказывался… Был в окружении врага, в глубоком тылу, получал ранения… Бывали практически безвыходные ситуации, а я со своими ребятами все равно выкручивался. Нас оставляли, потому что не было возможности эвакуироваться. Но чтобы самому попасть в плен к моджахедам… Впрочем, все когда-то бывает в первый раз!

Я быстро прокрутил у себя в голове все, что запомнил относительно засады и напряженного боя у нашего грузовика до того, как меня оглушили. Сколько же нас уцелело? А сколько осталось там?

Судя по тому, что густые серые тучи уже практически рассеялись и был закат, значит, прошло где-то часа три или четыре. Все это время я был без сознания.

Ощутил, что земля местами еще влажная, но луж не было. Сухая афганская земля жадно впитывала в себя всю влагу, которая на нее выпадала.

Тащили нас, судя по всему, давно. Почему не убили? Почему не бросили там? Скорее всего, хотят продать, либо обменять… А может, взяли просто так, для развлечения? Был еще и третий вариант, оставить в рабство. Афганцам такое дело не чуждо и они часто держали при своих дворах пленных русских солдат, чтобы те выполняли грязную работу. Строили, чистили выгребные ямы, носили тяжести.

Местность вокруг была холмистая, справа и слева шли сопки, тут и там протянулись скалистые выступы. Вся дорога была усеяна камнями и уже подсохшей глиной. Скорее всего, пункт нашего назначения какой-то удаленный кишлак в горах. Советских войск в этих местах нет, вот они и идут, как на параде.

Сейчас, главное не наломать дров. Меня могут пристрелить за любую ерунду, поэтому нужно быть крайне осторожным, но и прогибаться я не собирался. Мне оставалось только наблюдать и анализировать.

Вскоре они остановились на привал. Меня отвязали от осла, толкнули к камню. Туда же бросили и Самарина, который все еще был без сознания. Но, где же остальные парни? Неужели в той мясорубке нас выжило только двое?

Жутко хотелось пить. В горле пересохло.

Облизав сухим языком потрескавшиеся губы, я кое-как сглотнул.

Конечно, до нападения у меня была алюминиевая фляга с водой, вот только сейчас на поясе ее не было. Да на мне даже ремня не было. Забрали все, что можно. Только и оставили что рваный бушлат, штаны и один сапог. Не исключено, что его забрал себе кто-то из этих дикобразов.

Ко мне подошел молодой душман, лет двадцати с лишним. У него в руках был бурдюк, судя по всему, с водой. Он жадно отхлебнул, посмотрел на меня. Потом, что-то спросил и гневно пнул мою ногу. Очевидно, что по-русски тот не понимает.

— Пить дай! — пробормотал я сухим, надтреснутым голосом. — Пить, понимаешь?

Тот ничего не сказал. Отошел к стоящему неподалеку ослу, шлепнул его по затылку.

Краем глаза я увидел, что моджахеды что-то едят. Обсуждают, смеются. Кто-то постоянно держал оружие при себе, а кто-то наоборот, приставил винтовки и автоматы к камням и благополучно забыл про них. Если бы сейчас мне удалось выбраться, я легко бы завладел автоматом и перестрелял бы этих рабовладельцев.

Вот только так не получится. Связали меня хорошо — в местах контакта с веревкой кожу обжигала едкая ноющая боль. Крепко, даже и не знаю, как освободиться.

Неожиданно Димка Самарин пришел в себя. Задергался, затрепыхался.

— Что за… Где я? — тяжко прохрипел он.

— Дима, тихо! — зашипел я. — Не шуми, а то пристрелят!

Тот сразу же замер, перепуганный и бледный. Волком смотрел то на душманов, то на меня. Видно было, что он мало что понимает и боится.

На лбу у парня крупная ссадина, на шее кровь. Бушлата не было, только китель, весь мокрый и грязный. Обуви на ногах тоже не было, лишь болтались грязные обрывки от носков.

— Макс, что за ерунда… Где мы? — тихо спросил он.

— В плену мы… В плену… — пробормотал я, задумчиво глядя по сторонам. — Даже не сомневайся, это не сон!

Наш привал длился недолго. Когда моджахеды закончили болтать, нас вновь привязали к ослам. Только теперь не тянули волоком, а заставили идти за ними.