Вот только про Гробовщика, про Кондратия Степановича, Арина ничего не могла сказать. Он был себе на уме, это было определённо. Что-то было в его действиях, в его планах. Что-то было в том, что он хотел получить. Возможно, Арина просто была не слишком права. Но доверять даже Кондратию Степановичу она не могла. Что-то мешало, что-то даже не экстрасенсорное - человеческое. И снова звучали молоточками в висках слова Гробовщиках: “Не выдавай себя, девочка”.

Арина закрыла глаза. Они опережали график на несколько минут… Не так уж и много, особенно если учесть, что впереди была пробка, почти на рассвете, в духоте. Неприятная пробка…

За окнами машины царила глубокая ночь. Маэстро не спал, не спал и Пятый. Павел сосредоточился на дороге и не смотрел ни на что вокруг. Рот зашить нельзя было, к сожалению, а очень хотелось. Чтобы не то что не сказать лишнее, чтобы не дышать, чтобы только не привлечь к себе внимания! Жить ещё хотелось. Не говоря уж о том, чтобы спастись от этого Полуночного мира.

- Её звали Иволга, - Пётр Михайлович на мгновение обернулся, взглянул на уснувшую Ринго и щёлкнул пальцами, обеспечивая звуковое поле. Сейчас его слова были только для Маэстро и немного для него самого. Слова тревожили память, бередили душу, от них горчило на губах – не то кровью, не то солью. – Иволга. Когда она представилась первый раз, мне запомнились её синие глаза, кровоточащая нижняя губа и короткий ёжик волос. Сказала, что отрезала свои локоны в пику отцу. Мы тогда ещё не знали, что происходит, тогда ещё не знали, что в волосах может таиться сила. Или не сила. Мы многого тогда не знали, когда попали в этот концлагерь… Почему-то, когда мы услышали, как она себя назвала, мы решили, что она Ольга. Просто… имя такое. В ней не было ничего от этой пичуги чудесной. Волосы не черные, не золотые. Каштановые, чуть вьющиеся. И глаза совершенно обычные. И силы у неё не было ни волховать, ни разговаривать с животными и растениями. Она была … Иволгой. Обыкновенной. Знаете, насмешка-то какая. Я ведь её любил. Девочка уснула, но она когда из воды только выбралась, она на меня смотрела… с жалостью. Спустя столько лет я узнал ответ, что девушка моей мечты меня не любила. Смешно, правда? Я знаю, почему сейчас я здесь с вами, почему еду, сам не знаю куда. Потому что я должен Вам рассказать об Иволге. Именно Вам. Она смеялась, на меня глядя. Говорила всегда: «Ты будешь смотреть на меня внимательнее всего, и однажды это расскажешь».

- Не мне. Вряд ли… - Маэстро мягко покачал головой. – Иришка меня не любила. Получилось так. В те годы всё было сложно, закончилась первая мировая, нужно было что-то делать, поднимать страну. И ребёнок в эти планы не вписывался. Она росла как птичка.

- Она считала наоборот, что у неё было чудесное детство, что это ей не хватило смирения, не хватило умения научиться разговаривать, понимать. Она никогда не говорила, что умрёт. Она… Порой мне казалось, что Ира применяет свой дар на себе, заставляя себя не думать о том, что будет дальше, уговаривая себя, что всё не так страшно. Ей было страшнее всего. Её дар на тот момент… был … - Пятый замолчал. – Она…

Солнечным лучом из прошлого красивая девушка с каштановыми волосами и синими глазами танцевала посреди барака. И не было тогда дела ни до дощатых полок, ни до продуваемой сквозняками постройки, ни до постоянного голода, ни до чего – была она. Вихрь тяжелых прядей, тихий смех и вместо широкой юбки серая застиранная простынь.

Она была прекрасна, как яркий золотой всполох среди тяжелых будней.

И-вол-га.

Волога, влага. Она смеялась, что птичку славяне считали предвестницей дождя, и она – тоже, туда, куда придёт – там дождь идёт. Любимая… Его любимая. Как же он её любил.

- Она всегда смеялась. Я никогда не видел её плачущей. Никогда … - голос Петра сел. – Она была такой хрупкой, такой маленькой и вместе с тем, казалось самой сильной из всех. И она погибла, защищая нас. Я не знаю, почему Вы отдали в ту ночь приказ убить всех, я не возвращался сюда, к концлагерю, да и не моя это сильная сторона. Я бы даже, наверное, предпочёл отдать большую часть сил. И просто скоротать свой век спокойно. Не хочу я состоять в этом вашем «древнем легионе бессмертных ублюдков», не для этого я…

Маэстро молчал.

Ринго на мгновение приоткрыла глаза, позволила себе довольно улыбнуться. Желание было высказано, а она его услышала. Ну, что может быть прекраснее?! Только поговорить лично с той, в чьих силах было это желание выполнить.

Ну, а за этим дело никогда не становилось!

В приключения, да по самые уши…

Переключение «миров» раньше давалось Арине с трудом, то одно мешало, то другое. Порой приходилось прибегать к придуманным людьми техникам, только чтобы настроиться на нужную волну. Кому скажи, что настоящий экстрасенс будет пользоваться тем, что создали люди! Засмеют же…

Она сама над собой смеялась, а потом задумывалась о том, что она никому не должна быть совершенной и идеальной, и успокаивалась.

А в этот раз серый мир распахнул свои объятия так легко, словно Ринго на самом деле никогда его не покидала, словно реальный мир ей приснился, был наваждением, мягким, коварным, чуждым…

А может быть, всё было гораздо проще – и на самом деле, она всегда существовала наполовину, частью своей в мире обычном, частью своей принадлежала миру серому, произрастала из него, питалась из него.

- Не то плохо, что ты заблуждаешься о природе своих сил! – кипятился Ливий, расхаживая по комнате, - а то плохо, что ты не пытаешься познать природу своих заблуждений, не пытаешься найти правильный путь!

- Что плохого, что я могу пользоваться и тем, и тем? – недоумевала Арина, шинкуя капусту на салат.

- То, что в этом ты себя не найдёшь! – буркнул сердито юный некромант.

Действительно же, единственный был прав, пока Арина возилась с ними обоими – её собственный дар погружался в этот серый мир.

Смешно…

Анклав делал всё, чтобы не допустить вхождения Ринго в силу, и этим её дар развили отдельно от неё настолько, что она с ним могла и не справиться. Он мог её сжечь, а может быть именно этого они всегда и добивались?

Что ж, нужно было заняться куда более важным делом.

Нужно было забрать отсюда Светоч жизни.

В конце концов, было очевидно, что однажды придется отдать долги, так почему бы не заняться этим сейчас?!

Арина рассмеялась своим мыслям. Как будто у неё был выбор!

У неё не было, у Ксении не было. Даже у того, кто пленил Светоча – его не было. Всё, что мог сделать этот таинственный Некто – это просто-напросто закрыть пленницу обратно всё в тот же замок и надеяться, что успеет к месту её физического тюремного заключения первым.

Ринго хмыкнула.

Ну-ну. Пусть понадеется. Терпение у неё закончилось где-то гораздо раньше, находилась она в том пространстве, где её воля приравнена далеко не к нулю, так что к прекрасному замку, около которого очутилась, Арина вошла просто. Открыв дверь. С ноги.

В конце концов, так удобнее!

Да и от цепей в этот раз Арина не пряталась. Нужно было не вести себя тихо, как серая мышка, нужно было вести себя предельно нагло и вызывающе. Если ещё этот самый таинственный незнакомец, заваривший всю эту кашу, ещё не понял, что у него появился враг – надо было ему об этом сказать, да погромче.

Так чтобы уши заложило!

И нет, Арина была доброй девочкой. Когда-то, до того, как этот мерзкий Полуночный мир получил её с концами. Так что в какой-то мере она даже понимала Пятого, как и то, что её собственные силы забрать или заблокировать уже ни у кого не получится. Да, в отличие от Петра Михайловича вставшего на самую первую ступень легиона древних, она была самым обычным экстрасенсом. У неё больше не было широкого спектра полярностей и возможностей. Не было у неё больше ничего, что могло бы помочь ей защититься или атаковать, была только одна троичная сила познания: прошлого, настоящего и будущего.

Но если подумать, то это не так уж и мало?

Она могла предвидеть неприятности, найти защиту или подготовить хорошую встречу.