- Если бы это не этот ваш идиотский полуночный мир, которому до всего есть дела, то я бы сейчас закончила спокойно университет, не отличалась бы седыми волосами, спокойно ходила по этому миру, даже не догадываясь, что вокруг бродят толпы монстров без намордника. И вы, мистер, один из них! – ярость пополам с желчью так и лились со слов Арины. То время, когда её можно было запугать просто проявлением дурного характера – прошло. У неё была сила, было понимание, что эта идиотская сила – непомерная ответственность.

И была историю, в которую она совершенно не хотела лезть.

- Это ведь ваше прошлое, Маэстро. Ваши ошибки. Зачем нам, обычным… полуночникам лезть в это дело? Вы ведь не дадите нам никакой информации. Здесь никто вообще не сможем нам сказать простейшего, как отсюда кто-то сбежал. Разомкнули контур со стороны… внешней? То есть, есть союзники у бежавших? Или кто-то из них освободился и смог разорвать кандалы с этой стороны? Вы можете сейчас бесконечно злиться на меня и ругаться. Но когда было то дело, когда решалось, защитит ли меня лично Полуночный мир, вы не сделали ничего. Вы меня просто отдали. Подставили под мою чокнутую «семейку». Так почему сейчас я должна всё это забыть и по первому вашему распоряжению вмешиваться в дело, которое может стоить мне не только жизни, но и здоровья, силы, моей головы, наконец. Ведь, если я правильно поняла то, о чём вы не договорили, то шестой в компании умер не просто так. Этот самый пятый – ему помог стать таким овощем.

Маэстро молчал, смотрел на девушку.

Действительно.

«Похожа на ребёнка, никогда не ошибёшься», - отозвалась о неё Титания первой, когда Маэстро спросил, кому придётся гонять за идиотом с мозгами набекрень по всему свету. – «Повадки детские, одежда детская, мысли детские. Мораль зашкаливает. Одним словом, ребёнок ещё верящий в суперсилу, супергероев. Ты с ней договориться не сможешь».

«В отличие от всех тех идиоток, которые рано или поздно начинают вокруг тебя толпиться, она девочка умная», - Сова, качаясь в кресле-качалке с неизменным вязанием, едва заметно улыбалась. – «Только вот на язычок остра, если пройтись по её болевым точкам».

«Она умная», - подтвердил Сновидец. – «Очень талантливая. А ещё разумно ленивая, не будет делать то, на что нужно много беготни, но не будет никакой пользы. А ещё очень любознательная. Досужая даже. До всего есть дело, всё ей нужно знать, попробовать, уточнить. На веру никогда ничего не принимает. И для того, чтобы ввязаться в это дело, ей действительно нужен будет повод. В отличие от тех, кто отправится на охоту за сбежавшим по одному твоему слову, она к их числу относиться не будет. Понадобится что-то серьёзное, чтобы заставить её двигаться».

«Заставлять не стоит», - мягко возразил Гробовщик. – «Ринго девочка замечательная, но при давлении на неё, она вначале, как пружина, сжимается, прогибается, а потом распрямляется. Сейчас ещё на неё можно найти управу. Но её дар полностью не раскрылся, Маэстро. И недалёк тот день, когда даже ты не сможешь с ней совладать, потому что в душе этой девочки спит то, над чем у тебя никогда не было власти».

«И?»- спросил сердито Маэстро. – «Как мне сделать так, чтобы она начала работать?»

«Сказать ей правду».

«Вы с ума сошли? Сказать такое девочке! Ребёнку, практически!» - возмутился Маэстро.

«А, это», - Гробовщик кивнул сам себе. – «А ты не думай, что она ребёнок. На эту ловушку уже многие попались. Не будь одним из них. Не позволяй её виду тебя обмануть. Там, где другие окажутся в тупике, она найдёт выход. Именно за счёт того, что она – двойственная натура. Единая, но двойственная».

- Хорошо, - кивнул Маэстро. – Сбежавший человек не имеет к тебе нынешней никакого отношения. Зато к твоему роду – самое прямое. Этот человек…

Арина слушала молча. А когда Маэстро договорил, кивнула и вышла из кабинета, плавно закрыв за собой дверь.

Мужчина смотрел ей вслед. Что ж, теперь за сбежавшим безумцем отправится самая лучшая команда, которую только можно было себе представить. Команда супергероев практически. Команда смертников. Впрочем, вот что-то, а выжить от них и не требовалось. Требовалось задержать безумца до появления анклава и самого Маэстро, а с этим троица захвата должна была справиться. В конце концов, и вампира, и некроманта растили всегда именно для этого…

Антон никогда не думал, что в его жизни может произойти столько изменений за столь короткий срок. Вампиры, пусть даже не такие, какими они пришли на Землю, жили очень долго. Не сто и не двести лет, а больше, много больше. И с учётом того, сколько они жили, рассматривать три-четыре года, как срок действительно заметный, было попросту невозможно. Да и мужчина не хотел этого делать. Он много чего не хотел. Из того, что он действительно желал, но не мог получить, была простая свобода. Свобода делать то, что хочется, свобода поступать так, как хочется. Действительно хочется. А не так, как положено регламентом, кодексом, правилами семьи.

Жить так, как хочется, любить того, кого хочется, или даже не столько любить, сколько, наконец-то, сказать о своём желании любить.

Против Ринго Антон ничего не имел. В конце концов, она была премилой девочкой, очаровательной такой, пусть и не наивным ребёнком. Он не раз и не два видел в её глазах отблеск грядущей бури и боялся. Сам себе не хотел в этом признаваться, но Ринго его пугала.

Милая, милая девочка. Она напоминала порой Антону даже «Красную шапочку», только не ту, которую в результате спасли охотники, а ту, которая отправляется в лес, чтобы вместо зарядки убить пару волков. Ринго была из той породы людей, от которых следовало держаться подальше. Во избежание. Как любил повторять отец: «с некоторыми людьми не стоит играть, чтобы не обнаружить неожиданно, что жертва и охотник поменялись местами».

Ринго была мстительной, и мужчина подозревал, что тех недель страданий, которые устроил ей в том числе он, девочка-девушка до сих пор не забыла. Простила или говорила, что простила – отдельный вопрос, а вот забыть нет. Некрос, чтобы этому юнцу икалось и подольше, был в этом отношении не настолько болезненной темой. Да, он помнил куда больше, чем стоило бы помнить напарнику, но, тем не менее, было в этом парнишке что-то такое, что позволяло решить, что он не воспользуется своими знаниями, своей обидой во вред кому-то ещё. Про Ринго такого сказать нельзя было. Она была себе на уме, вещью в себе. Она была чем-то настолько особенным, что Антон не раз и не два задумывался о том, а можно ли эту девчонку отнести в список простых полуночников. Да и интерес Некроса… Вот что-что, а внук Гробовщика по умолчанию не мог заинтересоваться кем-то… обыденным.

Арина. Ринго. Обыденной не была…

- Ринго, - опустив стекло со своей стороны, Антон чуть высунулся, когда предмет его размышлений подошёл ближе. – Всё хорошо?

- Это условно. И не в нашем случае. У нас проблемы. Или не проблемы, - Арина, открыв вторую дверь, устроилась в машине, задумчиво прищёлкнула пальцами и вздохнула. – Покатай меня, пожалуйста, по колонии.

- Что-то ищешь?

- Не могу сказать, что ищу. Скорее, пытаюсь потерять. Ход мыслей или ход размышлений… Сделаешь?

- Конечно.

Чтобы Антон сам про себя не говорил и не думал, ему нравился полуночный мир, ему нравилось быть его частью. Как-то раз, когда зашёл разговор, Ринго, лишь мельком бросив на напарника взгляд, сказала, что у него не раз появится возможность сбежать, скрыться, оказаться на другом конце планеты. И его никто, никогда из семьи не найдёт. И дело было даже не в том, что на взгляд мужчины это было ярой трусостью. Это было предательством. Ему дали жизнь, образование, ему помогли встать на ноги, его обеспечили всем необходимым не для того, чтобы он сбежал нашкодившим щенком.

Но порой было слишком тяжело. Порой до такой степени, что хотелось выть.

И тогда мужчина просто смотрел на то, как работает Ринго. Его просто завораживало то, как тонкий флер магии вокруг неё раскрывался, становился тяжёлыми пластами, дрожащими от сдерживаемой силы. И это при том, что у девчонки толком не было ни атакующей силы, ни защитной. Она была между. Да, при необходимости могла ударить, да так, что костей не получилось бы собрать. При необходимости она могла и защититься. Но её главная сила лежала там, куда обычным магам никогда не было хода. Она была там, на тончайшей границе между бытием и нереальностью, между временными пластами.