— Я думал, ты не сдаешься.

— И то верно. Не сдаюсь, — вздохнула Анаис и встала в стойку, выдвинув левую ногу вперед и, слегка наклонив назад корпус и вытянув руку, уставила топор напротив цели.

— Посильнее наклоняйся, Анаис! — строго произнес Роггвер, и девочка нагнулась сильнее, чуть не упав. Затем она, раскачав топорик сверху-вниз пару раз, выпустила его из рук. Он стремительно прилетел в землю рядом с деревом, которое Анаис выбрала целью. Протяжно вздохнув, она устало потопала к дереву и вытащила топор с земли. Вернувшись на место, Анаис снова встала в стойку, вытянула топор в сторону цели и стала раскачивать его сверху-вниз.

— Анаис, — скандировал Роггвер, — работай топором так, будто он — продолжение твоей руки. А то он висит у тебя так, будто ты мешок тяжелый кидаешь…

Анаис выпустила топор, и он со свистом прилетел в дерево, но все равно далеко от цели. Он недолго пробыл в стволе и рухнул на землю.

— Я сдаюсь, — тихим, отчаянным голосом произнесла она. — Это явно не мое.

И яростно топая и плача по дороге, стремительно пошла обратно в деревню.

***

Анаис проснулась рано утром задолго до петушиных криков от внезапной сильной, тянущей боли внизу живота. Она лежала, пытаясь дождаться конца этой боли, однако она все усиливалась и усиливалась. Анаис заплакала и издала немой крик, затем, когда петухи все-таки прокричали, с трудом встала, облитая потом и слезами, посмотрела вниз и ужаснулась: сорочка была залита кровью. Спазмы от вставания только усилились, но у Анаис была назначена тренировка с Роггвером, поэтому она быстренько сняла сорочку и, превозмогая боль, переоделась в свою обычную тренировочную одежду и затем поплелась во двор. Но далеко она тоже не продвинулась, присев на первый попавшийся пенечек и придерживая рукой больной живот. Глаза заволокло пеленой; Анаис не видела, кто к ней подошел, но по голосу поняла, что это была Чернавка:

— Анькаа, здравствуй! Не ожидала тебя здесь увидеть.

— Я умираю, — глухо произнесла Анаис.

— Ты чего такое говоришь? — недоумевала Чернавка. — Что случилось?

— У меня кровь идет, вот там, — Анаис указала пальцем в живот.

— Анькаа, — глаза Чернавки засверкали, и она счастливо улыбнулась, — поздравляю!

— С чем? Что я скоро копыта откину?

— Ты повзрослела! — воскликнула Чернавка. — Ты стала девушкой.

— А до этого кем я была? — недоуменно спросила Анаис.

— Девочкой, — снисходительно ответила Чернавка. — Теперь тебя это будет ждать каждый месяц. Пойдем, я отведу тебя до твоих хором.

— Как это каждый месяц?! — не на шутку ужаснулась Анаис и встала, придерживаясь за Чернавку.

— Привыкай, — весело произнесла подружка. — Такова наша женская долюшка.

— Я договорилась с Рогги…

— Я ему передам, что ты не в состоянии.

Чернавка и Анаис зашли на кухню, где Дуля с Любавой перемывали друг другу косточки. Те, увидев девушек вместе, удивились, однако Чернавка объяснила, что произошло.

— Анька, — Дулька хлопнула в ладоши и радостно защебетала, — радость-то какая! Ты повзрослела! Надо будет тебе все подробно рассказать, но сначала сообщим твоему дяде эту весть.

Служанки вместе с девушками прошли в трапезную, где вкушал яства Анатрог. Тот удивленно посмотрел на них — как-то было ему не привычно принимать за завтраком такое количество людей. К тому же Анаис уже давно с ним не завтракала.

— Хозяин, княже, — Любава засияла в лице и бодро выпрямилась, — Анечка, Ваша любимая племянница, сегодня стала девушкой.

— Замуж уж пора, наверное, — весело прибавила Дуля и счастливо рассмеялась, потрепав Анаис по плечу. Та посмотрела печальным взглядом на своего дядюшку и понурила голову. Он лишь взглянул на нее как-то по-особенному — Анаис не видела никогда такого взгляда. Будто бы все его планы свершились, но пока что не вовремя.

— Да будет пир, значится! — торжественно провозгласил Анатрог. — Чернавка, прошу тебя сходить в деревню и позвать всех на трапезу. Дулька, Любаша, ну а Вас ждет самое непростое.

— Будет сделано, княже! — почти хором произнесли женщины и гуськом побежали обратно на кухню.

В тот вечер было устроено пиршество в хоромах Анатрога. Причиной тому были внезапные болезненные кровотечения, начавшиеся в тот самый злополучный день. С этого дня вся жизнь Анаис изменилась. Каждый месяц по наущению Дульки и Чернавки она стирала свое кровавое тряпье вдали ото всех, чтобы никто ни в коем случае не видел этого «грязного» зрелища. К слову, даже эти куски ткани не помогали должным образом. Пир был для всех, отмечали взросление девушки, но никому не были интересны и приятны последствия. Вся деревня поздравляла Анаис в тот день, но всем им было невдомек, что для нее это был траур. Побыв там с полчаса пока все не напоздравлялись, она тихонько выскользнула с трапезы и поднялась к себе в опочивальню. Живот все еще ныл, а настроение было испорчено — надо было полежать и поплакать.

***

На следующее утро состояние Анаис слегка улучшилось, и она решилась на «смертельный номер»: пойти на тренировку. Сначала она, разумеется, постиралась, что делала она с особой брезгливостью. Анаис морщилась и ныла про себя; как же ей хотелось по мановению руки превратиться в тот момент в мальчика. Хоть страдать так не будет.

Проведя столько долгих и неприятных процедур, Анаис наконец-то пошла к перелеску, однако там она никого не нашла. Просидев некоторое время, она с тяжелым сердцем встала и поплелась обратно. Никто ее не ждал, и никто так и не пришел…

***

Вернувшись в деревню, Анаис первым делом обнаружила Роггвера, сидевшего за точильным камнем с топориком и издававшего пронзительный свистящий гул. На его лице застыла каменная, угрюмая мина. Девушка подошла к нему и встала у него над душой, но тот делал вид, будто ее не замечает, пока она сопела ему под ухо.

— Ну и почему я принесла свои ноги на тренировку, а «кое-кто» другой своих ног принести не соизволил?! — злобно пробурчала Анаис.

— А зачем? — пожал плечами юноша. — Опять что-то не получится, и ты решишь не приходить. Еще и ссылаться на якобы плохое самочувствие будешь.

— Мне и вправду было плохо вчера! — вскипела Анаис.

— А сегодня вон какая бодренькая! — скептичным тоном произнес Роггвер.

— Дурак! — Анаис заплакала и топнула ножкой. — Мне и сегодня нехорошо, но я так много сделала, чтобы прийти на тренировку, а ты не пришел!

С полностью испорченным настроением Анаис побежала к себе в опочивальню и весь день оттуда не выходила.

Отказываться от тренировки Анаис не собиралась. Занималась же она как-то всю зиму самостоятельно. Да и ей как-то было все равно на то, что этот дурак себе в голове надумал. Или все же не все равно? Как бы то ни было сквозь обиду и боль бедная влюбленная девчонка, с некоторого времени познавшая «прелести» взрослой жизни и тяжелой женской доли, продолжила делать то, что получалось у нее больше всего. И то, что ей действительно нравилось.

Правда по меркам среднестатистической стольчанской девицы любимое и интересное занятие Анаис было для нее весьма неприемлемым. Волновало ли ее это? По-своему, да. Смотря на своих ровесниц, девиц постарше, Анаис не раз задавалась вопросом, почему же ее интересуют совсем другие вещи. И не просто интересуют, но и больше всего удаются, а точнее только они и удаются. Ведь она даже каши научилась варить с большим трудом, а вязание с шитьем для нее в принципе были каторгой. Мама пыталась обучить ее «женскому» ремеслу, но тщетно — Анаис все время колола себе пальцы иголкой, а орнаменты выходили весьма неаккуратными, так еще и с пятнами крови незадачливой рукодельницы. Белоручка, что сказать!

Влюбившись окончательно и бесповоротно в угрюмого юношу с медвежьей походкой, Анаис размечталась о семье. Да, она же ему сама говорила, что замуж никогда не выйдет и не захочет выйти. Вступив в пору девичьей зрелости, Анаис в свои двенадцать лет впервые задумалась о том, какая была бы замечательная у них с Роггвером семья… А, впрочем, это всего лишь мечты безнадежно романтичной и влюбленной девушки. Тем более она продолжала упрямо доказывать всем, сколь она принципиальна и тверда в своем «нежелании» заводить семью. Пусть все так и думают, а то решат, что она расслабилась. Анаис Рафаэль никогда не расслабляется!