— Давай лучше поговорим про того парнишку, который вчера сказал, что у тебя большая, сочная…

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!

— Я — Аня, а не Варвара, — самодовольно усмехнулась Анаис.

— Да что тут говорить, — Чернавка томно закатила глаза. — Дурак он напыщенный! Он меня в последнее время постоянно преследует и говорит такие непристойности. И знаешь, Анькаа, к большущему сожалению, не он первый…

Подходя к деревне, девочки услышали отдаленный гул, улюлюканье, в равной мере как радостные, так и горестные вопли. И фыркание множества лошадей. Девочки переглянулись.

— Ты тоже это слышала? — изумленно спросила Чернавка.

— Угу, — с не меньшим удивлением кивнула Анаис, и девочки побежали в сторону деревни, сверкая пятками и выронив мешок с дровами.

— Они вернулись! — радостно произнесла Чернавка, когда они прибежали домой. Она, как и Анаис, пыталась разглядеть среди толпы двух вернувшихся войск одного конкретного человека. Несмотря на то, что в Ольх вернулись две дружины, по численности они составляли, как одна целая дружина Анатрога, когда они только уезжали на войну. Вместе с ними прибыла клетка с поверженным «трофейным» князем. Анатрог и Радмир что-то говорили рыдающей толпе про доблестных героев, которые спасли их от засады вероломных врагов ценой своей жизни. Чернавка и Анаис, пробежавшись глазами по вернувшимся домой воинам, не нашли того, кого искали. Улыбка спала с их лица, а глаза заблестели.

— Я его не вижу, Анька, — надрывающимся голосом произнесла Чернавка. — А ты?

— Нет, — отстраненно ответила Анаис, не отводя взгляд от толпы рыдающих матерей, жен и детей, у которых война отняла любимого сына, мужа и отца.

— Надо сказать Прасковье, Анькаа.

— Надо, — все так же отстраненно подтвердила Анаис, продолжая вглядываться в толпу.

— Ладно, — Чернавка вздохнула, собралась с силами и пошла в дом к Прасковье. Анаис продолжала смотреть в толпу.

Из дома Прасковьи выбежала Чернавка. Она присела на пенек и закрыла лицо руками.

— Ты сказала? — спросила Анаис.

— Не успела, — прошептала Чернавка и заплакала. — Она умерла!

— Опять, — ошарашенно произнесла Анаис и поплелась обратно за дровами.

Из трапезной доносились громкие звуки летящих во все стороны тарелок и подносов и увлеченные голоса горячо обсуждавших свои дальнейшие планы князей. Анаис сидела на кровати, закрыв уши руками и покачиваясь из стороны в сторону. Кудрявые волосы превратились в огромное рыжее гнездо, глаза были красными настолько, что, казалось, будто бы девочка не спала ночами. Она не плакала, просто шмыгала носом и с каждой долей секунды, с каждым произнесенным из трапезной словом все больше и больше ненавидела сидящих там людей, обсуждающих выигранную войну так, как будто это была легкая увеселительная прогулка. Закрытые уши ей, к сожалению, ничем не помогли — звуки были настолько сильными, что, наверное, из-за них вся деревня бодрствовала. Ольховчане тоже отмечали конец войны, но по-своему, трагично, поминали родных.

Анаис не выдержала, резко встала, покачнувшись, и надела любимое дядино синее платье, которое ей уже было не совсем по размеру. Ее лицо взмокло от пота, тело знобило, а саму девочку сильно тошнило, поэтому ни к обеду, ни к ужину она так и не присоединилась. Даже дядюшку не поприветствовала. Вот и настало время сходить и, наконец, за весь день навестить его.

— Признайся, Велимир, ты знатно облажался! — весело произнес Анатрог и, испив меда, жадно закусил требухой. — Чтобы объединиться с тенгри… Я давно подозревал, что у тебя нехорошо с макушкой, но, чтобы настолько.

— Заткнись, Анатрог, без тебя тошно! — грубо отрезал Велимир и чуть ли не в один присест съел всю куриную ножку. Сын Радмира довольно захрюкал и безумно потряс стол, разлив медовуху.

— Ты же должен был понять, что, убрав наши силы с Юга, тенгри бы потом без труда избавились и от тебя, — продолжал свои нравоучения Анатрог, но, повернувшись в сторону входа в трапезную, увидел Анаис и мгновенно переключил все свое внимание на племянницу. — О, Анютка, присоединяйся к пиршеству! Я сначала было рассердился, что ты меня совсем не встретила, но мне сказали, что тебе сегодня нехорошо…

— Я ненадолго, — сдержанно ответила Анаис, так и не сдвинувшись с места, — мне все еще нехорошо.

Из кухни пришла Любава с подносом, на котором лежали всевозможные новые яства и медовуха взамен той, которую сын Радмира разлил. Увидев Анаис, она ласково улыбнулась, но девочка как будто ничего не видела перед собой — разум был замутнен. Она посмотрела прямо в глаза своему дяде и произнесла:

— Значит, все в сборе? Вы примирились, и для этого понадобилось устроить долгую кровопролитную войну.

— Анютка, золотце, — снисходительно начал Анатрог. От слова «золотце» девочку еще больше затрясло, — присядь с нами, пожалуйста. Вид у тебя больно голодный. Любавушка, принеси еды еще на…

— Да как ты смеешь… — сквозь зубы злобно проговорила Анаис. Любава уронила поднос и вскрикнула, Радмир раскрыл глаза, его сын по своему обыкновению выронил еду изо рта и хрюкнул, а Велимир непонимающе посмотрел на князей. Анатрог же прищурил глаза и уставился на племянницу, ожидая, что она ему скажет. — В деревне каждый дом сейчас поминает погибших, а Вы тут сидите, развлекаетесь, празднуете долгожданное «воссоединение», для которого понадобилось столько горя, столько смертей… Вы зло!

— Анаис… — безуспешно попытался перебить Анатрог, но племянница продолжала:

— Он виновен в их смерти, а Вы сидите с ним и пируете! — она указала пальцем на Велимира и тот подавился требухой. — Почему он жив? Вы все заодно, и всем Вам нравится так издеваться над другими людьми, принося испытания на их голову одно за другим! Там женщина умерла, так и не увидев своего сына напоследок!

— Захотел бы, не оставил бы свою мать одну…

— Да откуда тебе знать, дядюшка, что такое не оставить свою родную мать на произвол судьбы!? — закричала Анаис.

— Анаис, ты перешла все возможные границы! — грозно произнес Анатрог и резко встал со стола, не отрывая взгляда от племянницы. Любава снова вскрикнула, а Анаис с искренней ненавистью посмотрела на дядю. — Мне ли не знать, как тяжело иметь больную мать на руках!? Жаль, братец мой сейчас могильных червей кормит, он бы рассказал, как это тяжело. Когда я писал ему, слезно умолял вернуться в Ольх в последние дни ее жизни… Она так этого просила, так ждала, а твоему батюшке было больше интересно залезть под юбку княгине несуществующего мелкого государства! Так и не приехал!

Минуту Анаис и Анатрог смотрели друг другу в глаза в поисках совести. После неловкого минутного молчания Анатрог сказал свое последнее слово:

— Я не выпущу тебя, пока ты не раскаешься в сказанном тобою. Не раскаешься — не выпущу вплоть до твоего замужества. Ты, неблагодарная девчонка, сопля еще будешь указывать, что мне делать!? Мне надоело быть снисходительным и вечно пытаться тебе угодить! Скройся с глаз моих!

Анаис, яростно топнув ножкой, развернулась и побежала к себе в опочивальню.

— Анатрог… — укоризненно начал Радмир, но князь поднял вверх руку, не дав закончить.

— Ничего не говорите, я и так знаю, — произнес Анатрог, закрыв глаза и приняв позу мыслителя.

— Княже, может смилостивитесь? — осторожно чуть ли не пропищала Любава. — Пока Вы отсутствовали, умерли два дорогих ей друга. А завтра у одной из них похороны…

— Нет, это будет для нее наказанием, — тихо произнес Анатрог.

— Негоже так, — настаивала кухарка. — Как это можно пропустить похороны дорогого человека?

— Хорошо, Любава. Как скажешь. Возьмешь ее завтра под свой контроль, но, если Анаис сбежит, то я прикажу публично тебя выпороть.

***

Ступив туманной пеленою

На земли воинов погибших,

Богиня провела рукою

По голове врагов убивших.

***

— Анаис, барыня, вставайте!