— Ну я же не травить нелюбимого мужа собираюсь, при чем здесь женская хитрость, — лукаво улыбаясь и наматывая на палец локоны волос, отшутилась Анаис.

— Вспомни все свои акробатические умения, полученные от бабушки, — продолжил Роггвер, пропустив шутку Анаис мимо ушей. — Обмани противника, обхитри его. Он будет заранее думать, что такая маленькая невинная девица его никогда не уделает.

— Эх! А я-то хотела выглядеть устрашающе, — вздохнула Анька, продолжая наматывать волосы.

— Не волнуйся, у тебя будет возможность испугать своего противника. Когда он будет лежать под тобой и молить о пощаде. А теперь бери наше «оружие» и начинаем тренировку.

Роггвер неожиданно для Анаис кинул ей палки, которые она рефлекторно поймала и неуверенно встала в боевую стойку. Он сразу же сделал резкий шаг в ее сторону, отчего она так же под действием рефлексов отпрыгнула назад.

— Молодец, Анаис, успела.

Анька стояла с палками, а в голове ее роились мысли, которые никак не могли сконструироваться во что-то единое. Как в таких условиях думать!?

— Не стой столбом, Анаис! Не забывай про обман…

Она тут же посмотрела ему в правое бедро, занесла вверх руку, Рогги приготовился, и Анаис неловким движением левой руки ударила его в левое колено. Роггвер слегка покачнулся, затем Анаис сделала пируэт в сторону его спины, ударила по пояснице, занесла левую руку, в попытке провести повторной удар и промахнулась. По инерции она пробежалась, споткнулась о камень, а затем упала, но не из-за камня, а потому что Роггвер сбил ее с ног палкой. Анаис упала, ударившись сильно коленом о тот же самый камешек, и, схватившись за ногу, завыла от боли.

— Быстрее надо быть, Анаис! — единственное, что произнес Роггвер. — Если ты с палками так медленно работаешь, то что будет, когда ты начнешь работать с топорами?

— Ай! — недовольно произнесла Анька. — Кончай занудствовать! Хоть бы раз меня похвалил!

— Молодец, что поняла меня! Больше похвалить тебя не могу, уж извини.

— Иди ты! — отмахнулась Анаис и зажмурила глаза от боли. Рогги протянул ей руку. — Не надо! Сама встану!

Холод, леденящий до мурашек. Сырые от непрекращающихся изо дня в день дождей с быстро тающим снегом земли, густо перемешанные с пеплом издавали чавкающие и побулькивающие звуки. Над землей распространился густой туман. Послышалось глухое лошадиное фыркание. На черном, как смоль, коне с белыми пустыми глазами восседала высокая женщина, лицо которой, еле заметное, было мертвецки-бледным, а глаза, как и у коня, были молочно-белыми. Эмоций она никаких не выражала, но чувствовалось в ней что-то печальное, мрачное, «морозное», леденящее до ужаса… Под стать коню она была одета в длинный плащ темного цвета с капюшоном, из которого просились наружу иссиня-черные густые волосы, локоны которых торчали, подобно змеям.

Конь остановился и потоптался на месте, издавая чавкающие звуки на слякотной земле. Женщина уверенно слезла и окинула взглядом место. То было поле побоища, прошедшего месяца три-четыре тому назад, усеянного трупами павших в неравной битве дружинников, обглоданных до костей воронами, которые все никак не успокаивались и кружили над полем, будто бы ожидали новых сражений и, соответственно, возможности полакомиться свежатиной. Женщина махнула рукой в сторону стаи и выставила ее слегка вперед; вскоре на нее, как на жердочку, присел большой ворон. Он что-то пронзительно и недовольно прокаркал, пока женщина вполне осмысленно его слушала, затем, когда он закончил, прислонилась щекой к его клюву и произнесла грубым, скрипучим и низким голосом с придыханием:

— Скоро, Мортимер, обязательно скоро…

И с этими словами уверенно выпустила птицу к ее стае. Она присела на холодную землю, будучи абсолютно босой, и аккуратно взяла в руку череп безымянного воина, на котором уже безвозвратно прилипла грязь и продырявлены особо голодными воронами дырки на висках и теменных долях, водрузила череп на посох, который она вытащила из потусторонних глубин своего плаща. И побрела на запад…

***

В то же время в версте от места былого сражения за холмом осторожно шагал из стороны в сторону Путша, разведчик из боевой дружины Анатрога. Горбун с рождения не захотел быть белой вороной в военной семье и пытался найти способы отдать долг родной земле. Сражаться он совсем не мог: воин из него выходил так себе, а каждое движение причиняло боль и колоссальное неудобство. Однако будучи весьма пронырливым человеком, умеющим тихо и незаметно подкрадываться, Путша нашел себя в иной стезе. Что удивительно, ведь по своей «горбатой природе» он должен быть совсем неуклюжим и постоянно обо все спотыкаться и ударяться; тихим и незаметным он научился быть с детства, когда вместо друзей он получал всеобщее пренебрежение и различные издевательства и грубости.

Он патрулировал окрестности деревни Ольх и границы князя Велимира, ведь было немудрено, если бы он решил отомстить за коварное нападение на его территории. У Путши было деформировано тело, однако слух был у него отменным, что также было несомненным качеством любого хорошего разведчика, а потому он услышал очень отдаленный топот двигающихся рысью коней, который точно доносился из-за холма. «Горбун» решил проверить свои догадки и поднялся на холм, где увидел широкий ряд конницы. Находилась она довольно далеко и особо не спешила, однако явно представляла надвигающуюся угрозу. К вечеру бы конница дошла до Ольха, сто пудов. Понаблюдав некоторое время за врагами, Путша заметил, что конница принадлежит не столько и не только князю Велимиру, но и, как бы это ни было странно, тенгри. Их коней ни с кем невозможно было спутать.

«Предатель гребаный», — подумал про себя Путша, развернул своего столь же незаметного гнедого жеребца и помчался в Ольх отдавать долг Родине.

***

Привыкшая вставать с петухами Анаис проснулась еще раньше от всеобщего уличного гула. За ночь выпал первый снег и резко похолодало, отчего она подошла к окну, завернутая с ног до головы теплым одеялом. Высунув свою любопытную головушку на улицу, Анаис наблюдала весьма удручающую картину: разведчик Анатрога, имя которого она из принципа не запоминала, так как он приходил только с дурными новостями и этим ее раздражал, тяжело задыхаясь и придерживая огромный горб на спине, что-то возбужденно объяснял ее дядюшке, непрерывно размахивая руками.

— Езжай к Радмиру, пусть собирает свою дружину и присоединяется к нам в срочном порядке! — отдал приказ Анатрог разведчику и тот стремглав помчался на Восток.

Постепенно к нему присоединялась вся дружина в полном ее составе, а позади них плелись бабы, завывали и отправляли в добрый путь своих сыновей и внучат. В толпе Анаис взглядом поймала Роггвера, восседающего на рыжей молодой выносливой лошади, у ног которого прислонила повязанную синей косынкой голову зрелая женщина слегка в теле. Рогги весьма неловко, но нежно и ласково поглаживал ее по голове. Прощание было недолгим: дружина не медлила, быстро собралась, села по коням и уехала защищать свои земли от врагов.

Таким образом Анаис снова покинули двое близких ей мужчин, оставив ее наедине со своими мыслями, переживаниями и страхами…

***

Тем не менее Анаис, оставившая тщетные попытки уснуть снова, встала раньше, чем петухи успели заорать, надела теплый зимний тулуп и пошла тренироваться. Конечно, в гололедицу и в хоть и не глубокий, но все же снег ни о каких пробежках и упражнениях, и речи быть не могло — она могла запросто поскользнуться и упасть, обеспечив тем самым себе освобождение от всяких тренировок. Но Анаис должна была отрабатывать движения, а потому она собралась в лес «драться» с деревьями, раз потенциальный оппонент уехал на войну. Однако, когда она вышла из дома, то поняла, что палки всегда находились лично в пользовании у Рогги, а потому их надо было как-то выудить из его хижины. Ей повезло: у северных ворот, понурив голову, вдаль смотрела та самая зрелая женщина в синей косынке, которую так ласково гладил Роггвер на прощание.