– Не ушпела пожавтракать, – объясняю я.

– Ладно, – сжаливается Раевский. – Я сварю тебе кашу, иди пока посмотри свою натуру, но далеко не забирайся. Пруд совсем рядом, но лучше туда со мной. Возвращайся через двадцать минут. Можешь взять термос.

Он говорит что-то еще, но в моей голове оседают только две самые важные мысли: нас покормят и можно посмотреть натуру.

Цапнув термос, я покидаю теплые стены и отправляюсь на приключения.

Обойдя дом по кругу и стараясь держаться вне тенистых мест, потому что на солнышке ощутимо теплее, я прохожу участок насквозь, толкаю маленькую незапертую калитку, и практически сразу оказываюсь в лесу. Прямо от ног разматывается узкая, но вполне утоптанная тропинка.

Оборачиваюсь и машу Олегу, который смотрит на меня из окна кухни, кивает на показывает на наручные часы. Помню-помню, двадцать минут.

Собственно, к берегу чахлого прудика, через который перекинуты хлипкие мостки без перил, я выхожу уже минут через пять. Действительно очень живописное место, купаться тут даже летом, наверное, не стоит, но красиво!

Я бреду вдоль берега, поглядывая на растущие рядом деревья, любуюсь красотой природы, на меня накатывает такое умиротворение. Тихо. Только чей-то голос надрывается? Похоже на грозный рык Раевского, надо возвращаться.

– Эля! – уже отчетливо слышу я и хихикаю в кулак.

Сейчас как в детстве услышу: «Эля, пора есть!»

– Эля, мать твою!

Немного не то, но посыл похожий. Надо поторопиться. Срежу по мосткам, времени выгадаю с гулькин нос, но уж очень хочется по ним пробежаться.

– Эля, я просил к пруду без меня не ходить! – я уже даже вижу фигуру Олега и устремляюсь ему навстречу.

Первые осторожные шаги показывают, что доски держатся надежно, и я ускоряю шаг как раз в тот момент, когда Раевский выходит на опушку. Заметив мою самодеятельность, он выдает емкое:

– Бля!

И я уже миновавшая половину пути, не понимаю его расстройства.

– Элька, стой. Не ходи ближе!

Да ладно осталось три метра… Но перекошенное лицо Олега меня убеждает.

– С этой стороны мостки подпилены, давай аккуратненько назад… – ласково, как идиотку последнюю, просит меня Раевский. Пожимаю плечами и разворачиваюсь назад. Нервный какой! Назад так назад. Хорошо, что камеру с собой не брала, она тяжелая, и с ней держать равновесие было бы труднее.

И, наверное, все бы обошлось. Я бы дошла назад и потом на берегу воссоединилась с Олегом. Но провидение наказывает меня за самомнение.

Я вздрагиваю от крика вороны, пролетевшей где-то рядом, и моя нога соскальзывает с гладкой натоптанной доски. Пытаясь удержать баланс, я размахиваю руками, и краем глаза вижу, как Олег несется по берегу к заходу на мостки. Но от всех моих трепыханий доска начинает шататься.

Сдается мне, вся эта акробатика занимает не больше нескольких секунд, но для меня время растягивается. В какой-то момент мне кажется, что вот я наконец обрела устойчивость, но уже выравниваясь я понимаю, что ошиблась, и под цветистый мат Раевского я лечу в воду.

Сижу на табуретке, низко опустив голову, и выслушиваю длинную тираду, пока Раевский стаскивает с меня сырые кроссовки. Речь его в основном нецензурна, но весьма образна, поэтому я живо представляю все, что он обещает со мной сделать.

С него самого течет вода, хоть выжимай. Надо думать, что пахнем мы просто огонь, потому что по моим ощущениям, это не пруд, а настоящее болото. Затхлая мутная вода пропитала все слои одежды до самых труселей.

– Чем ты думала? – в десятый раз задает мне Олег один и тот же вопрос, но ответить мне нечего. Я пристыженно обтекаю во всех смыслах этого слова. – Ты вообще думала?

Раевский имеет право злиться, а я имею право хранить молчание, задницей чую, все, что я скажу, будет тут же использовано против меня.

Наконец Олегу удается меня разуть. Из кроссовок даже выливать нечего, они бодро впитали в себя всю влагу. То-то они так потяжелели, когда Раевский меня вытащил из воды.

Жалостливо вздыхаю, но пронять злющего Олега мне не удается. Не везет мужику со спасением рыжих. Котейку спасал – повредился весь, меня спасал – вообще нехорошо получилось. Собственно, когда я увидела лицо Раевского, который ко мне подплыл, я думала, он решил меня не вытащить, а дотопить.

Без кроссовок ноги мерзнут, хотя в доме тепло, а Олег еще включил все конфорки на плите, чтобы быстрее прогреть воздух. Он замечает, что я начинаю клацать зубами, и рывком стягивает мокрые противные носки.

– Я же русским языком просил не ходить без меня на пруд. Хрен с ним с походом! Какого х... ты полезла на этот недоделанный мост?

– Я больше не буду, – шмыгая отекающим носом, канючу я. Насморк, это у меня быстро. Как пить дать, буду хоть с красным натертым носом ближайшую неделю.

– А больше и не надо, – передразнивает меня Раевский. – Выпорол бы идиотку! Но тебе же может понравиться! Сиди здесь. Я затоплю баню и попробую найти тебе сменку. Я понятно выразился? Сидеть. Здесь.

Киваю. Да я с этого стула не слезу даже. Больно надо! Мне и шевелиться-то противно в мокрой холодной одежде.

– Одеяло принесу сейчас, – горестно вздыхает Олег, оглядев мой жалкий вид.

– Не надо одеяло, – бурчу я. – Оно промокнет и станет тяжелым и мерзким. Лучше наши куртки весь сушиться.

Олег закатывает глаза: мол, а то без тебя бы не разобрался, но послушно подбирает брошенные на пол куртки и хлюпая кроссами выходит из кухни. А я протягиваю руки к большой кружке с чаем, которую Раевский налил мне первым делом, но сначала это был крутой кипяток, а потом я просто побоялась облить разувающего меня Олега, потому что руки дрожали. Пока мой спаситель, повторяющий как мантру: «Твою ж мать, Эля!», нес меня в дом, мозг, в который ударил адреналин, не успел заметить, что тело замерзло, но миленький тремор настиг меня почти сразу.

Раевский возвращается быстро, я не успеваю даже полкружки выхлебать, и смотрит на меня подозрительно. Да тут я сидела. В руках у него ворох тряпья: полотенца, что-то клетчатое и серое. Сгрузив свою ношу на стол рядом со мной, Олег начинает снимать с меня фланелевую рубашку, я ему очень благодарна, потому что с такими мелкими пуговичками я сейчас справиться не в состоянии: покрасневшие пальцы не гнутся.

Когда рубашка остается у него в руках, на лице его отражается сомнение. Насколько получается, оглядываю себя и вижу странные разводы, видимо, на мне осел взболтнувшийся ил или еще что-то. Даже думать не хочу! Но ясно, что одевать на меня сейчас что-то бессмысленно.

Стараясь не опускать глаза туда, где тонкую футболку натягивают соски, Олег сгребает меня и несет, как я догадываюсь, в баню.

Ну как в баню, в домашнюю сауну. Я не прочь попариться в настоящей, чтоб пахло деревом и дубовыми вениками, но и сауна в моем положении – это верх удачи.

Поставив меня в центре предбанника на теплый деревянный настил. Олег стаскивать с себя остатки мокрой одежды. С возрастающим интересом наблюдаю за стриптизом, однако дойдя до джинсов, Раевский только расстегивает и вынимает ремень, отчего у меня возникает ощущение, что сейчас меня будут пороть, но, слава богу, он кладет орудие экзекуции на лавку и с полки достает простыню.

– Я вернусь за полотенцами, а ты пока разденься. Скоро можно будет заходить.

Пока Олег выполняет ответственную миссию, я борюсь со своими джинсами. Расстегнуть пуговицу и молнию оказалось легко, а вот стянуть мокрые скинни с нехудой задницы – эту миссию я проваливаю. Так что вернувшийся Олег вынужден мне помочь.

В целом, если не учитывать того, что он периодически заново начинает меня костерить на чем свет стоит, он ведет себя как джентльмен. Даже отворачивается, давая мне возможность снять футболку, под которой невооруженным взглядом заметно отсутствие бюстгальтера, и трусишки, которые я стыдливо ныкаю под кучку сырой одежды.

Поворачивается Раевский только, когда слышит скрип тяжело открывающейся и немного рассохшейся двери сауны. Провожая меня взглядом, он подтягивает к себе еще одну простынь.