– Да кто ты такой, чтобы мне указывать?

– Ты моя баба, даже если ты пока отрицаешь очевидное. Такая вот бестолковая, но моя.

– Ты наглый бабник! – захлебываюсь я в эмоциях.

– Это потому, что раньше у меня велоси… рыжей училки-фотографа не было, а теперь я совсем изменился, – Олег открывает для меня переднюю дверь, но я продолжаю упираться!

– Никакая не твоя, и я с тобой никуда не поеду!

Раевский теряет терпение и медленно угрожающе наступает на меня до тех пор, пока не прижимает пятящуюся меня к машине. Я нервно сглатываю. Олег упирается рукой в авто, почти полностью блокируя мне отступление.

– А давай проверим?

– Может, не надо? – я разом теряю весь запал.

– Надо, Эля, надо, – и наклоняется ко мне очень близко, а я ловлю себя на том, что автоматически принюхиваюсь, не пахнет ли от него женскими духами.

Но Олег по-прежнему пахнет сигаретами, мужским парфюмом и чем-то еще, вроде холодной кожи. И глаза у него такие яркие и синие, что это видно даже сейчас, когда стемнело. И нос. С таким носом только на специальную фотосессию…

Загипнотизированная медленно приближающимся лицом, я не сразу соображаю, что Раевский собирается сделать. А он, словно почувствовав, когда мысль моя растеклась подобно киселю, обхватывает меня за талию другой рукой и с силой прижимает меня к себе. Я не успеваю и пискнуть, как оказываюсь полностью поглощена его поцелуем.

Мне больше не холодно. Я бы сказала, что мне жарко.

Я готова распахнуть пальто.

А еще я хочу снова почувствовать руку Олега на своей коже.

Там, где он уже касался меня.

И воображение подкидывает мне воспоминания, как он делал это тогда, когда освобождал меня от веревок. Коленки мои начинают подгибаться, а Раевский только углубляет поцелуй, добиваясь моей безоговорочной капитуляции. И ему это удается.

Когда он отрывается от моих губ, я так ошеломлена своими переживаниями, что даже не возмущаюсь его наглостью.

– Ты больше не такая дерзкая? – со смешком уточняет Олег.

Я только молча хлопаю глазами и облизываю губы.

Пользуясь моей растерянностью, Раевский споро заправляет меня в машину и сам молниеносно оказывается за рулем.

Стоит нам тронуться, как из темноты прямо перед машиной вырастает огромная фигура, которая машет нам рукой.

Олег опускает стекло со своей стороны, и я вижу подошедшего Макса.

– Забрал свою буйную? – мирно спрашивает он. Чувствуется, что он доволен. Что это за жуткий тип мужчин, которым хорошо в такой обстановке, когда мужики с автоматами бегают? А я его за модельку приняла…

– Буйную? – Раевский оглядывается на меня с недоумением.

– Она Лисянского избила, – смеется Макс. – Прикинь, он единственный пострадавший из мирных посетителей сегодня. Смачно она ему нос разбила.

Эти двое обсуждают меня, как будто меня тут нет! Я демонстративно отворачиваюсь от этих невоспитанных людей.

– Мда, а ты как? Все успешно? – непонятно для меня спрашивает Олег.

– Да, – слышу я. – Среди этой мрази нашлись последние двое, что Каринке угрожали.

– И ты, конечно, опять героически не расскажешь, что ей больше нечего бояться? – усмехается Раевский. Я навостряю ушки: Карина, мрази, угрожали…

– Нет уж. Она мне и так каждый вечер почти медицинский осмотр устраивает! Можно подумать, я спецназовец! Я ей про шрам на боку наврал, сказал, что в детстве на арматуру напоролся. Смотри, не сболтни.

– Не надо мне заливать, что медицинский осмотр дома тебя не вдохновляет, – веселится Раевский. – Ладно, бывай. Заскочу завтра-послезавтра.

Олег поднимает стекло и выруливает с парковки у ресторана, на которой грузят в автозак каких-то типов с руками, скованными за спиной.

Кошмар!

– Ты готовить умеешь? – внезапно спрашивает меня Раевский, и я впервые в жизни смущаюсь, отвечая на этот вопрос:

– Ну так…

– Что ж так не везет-то, – совершенно искренне сокрушается он.

– Чего это? – недоумеваю я. По-моему, сегодня не повезло мне, Марку и тем парням в наручниках на парковке.

– Я сегодня герой, а никакой опять благодарности. Хоть компенсацию бы получить. А ты мало того, что бестолковая и драчливая, так еще и готовить не умеешь.

– Да в чем проблема-то? – я задаю этот вопрос, имея в виду, что мои недостатки ни коим образом не могут сказать на жизни Олега, но оказывается, он думает иначе.

– Да жрать я хочу! Мне как раз заказ принесли, когда стало окончательно понятно, что ты трубку не возьмешь. Там был стейк. Божественный кусок мяса…

Внезапно мой живот поддерживает трелями горестную речь Раевского.

– Еще и прожорливая, – ворчит Олег. – Да ладно, я своих баб голодом не морю. Сейчас куда-нибудь метнемся.

– Я – не баба!

– Стало быть по поводу того, что моя, возражений уже нет? Чудненько. Вот, что значит, правильные приоритеты. Кто покормит, тот и отъе… гхм, в общем правильная женская позиция, – в последний момент исправляется Олег.

– Куда мы едем? – спохватываюсь я. Почти прижавшись носом к окну, я пытаюсь разглядеть, где мы.

– Слушай, мяса я лишился, от тебя даже жареной картохи не добиться. Значит, будем употреблять тебя. Ты в некоторых местах аппетитная, я помню.

– Не про тебя мои булочки! – ишь чего удумал, маньячила! Все это достанется Марку! Черт! Точно Марк! Он же там задержан! Как я могла про него забыть!

Снова достаю телефон и пытаюсь дозвониться до Марка, но, разумеется, телефон не отвечает.

– Чего ты там психуешь? – спрашивает этот бессовестный тип.

– Мой жених! Его забрали!

– Да не переживай ты, отпустят. Не в моих интересах, чтоб он опоздал на самолет, – отмахивается Раевский.

– А откуда ты знаешь про самолет? – до меня начинает кое-что доходить. – Так это ты!

Я с размаху бью его сумкой.

– А ты чего хотела, Эля? Чтоб я ему место в очереди уступил? Он же не беременный и не пожилой…

– Ах, в очереди! – я снова луплю его.

– Эй, ты и в самом деле буйная. Я вообще-то за рулем. Или ты с голодухи такая? Он тебя не кормил, что ли? Сейчас поедем в ресторан, я закажу тебе жратвы, и тебя отпустит.

– Отвези меня домой! Какой, к черту, ресторан? Я грязная, у меня порваны чулки, ободрана коленка и у меня сорвалось предложение! Скотина ты бесчувственная!

– Ладно-ладно, – сдается Раевский. – Стресс похоже оказался для тебя слишком сильным. Куда везти?

– Ленинская восемнадцать, – сердито говорю я, но весь эффект портит опять урчание желудка.

– Харчи у тебя дома найдутся? – с сомнением спрашивает Олег. Видимо, он решил, что на мне можно поставить крест в плане кулинарии. – Ты ноги-то не протянешь?

С тоской вспоминаю отлучение от оладушек. У меня-то дома ничего нет, но еще не поздно, и я пойду грабить бабушкин холодос.

Но когда мы уже подъезжаем к моему дому, мы минуем круглосуточную закусочную, которую я провожаю голодными глазами.

– То есть нормальный кусок мяса тебя не прельстил, а шаурма из кошки манит? – вздыхает Олег, подкатывая окну приема заказов у водителей.

– Нет там никаких кошек, – я сглатываю слюну. – Эту закусочный дядя Сема держит.

Раевский смотрит на меня как на сиротку в магазине игрушек.

– Какую тебе?

– Самую большую! – а чего мелочиться? В меня точно влезет, я много раз проверяла.

Олег хмыкает, но слушается, и объехав закусочную, мы получаем огромную горячую ароматную шаурму.

Я так хочу поскорее вонзить в нее зубы, но приходится терпеть до дома, иначе я точно обляпаю свое бежевое пальто. Существуют три вещи, которые можно есть только в одиночестве дома на кухне, завязав вокруг себя простыню, и все равно уделаться: пирожное-трубочка, манты и шаурма дяди Семы. Она такая сочная, что донышко всегда пропитывается и начинка лезет, что только подставляй ладошку.

От нетерпения я почти подпрыгиваю. Ничего еще пара минут осталась, и я дома!

– Эля, – Раевский смотрит на то, как я облизываюсь на шаурму. – А сколько тебе лет?