Однако, Генриетта сама была не промах. Все интриги расценивала не иначе как пользу себе или как развлечение. Сейчас, слушая наполовину льстивую, наполовину лживую песню Агнесс о её ревности к новой фрейлине, Генриетта не могла понять, куда та клонит.

— Агнесс, ты хочешь замуж за Леонардо?

— Нет, — покачала головой фрейлина:

— Меня злит поведение новенькой. Она бесстыдница. Я…

Королева терпеливо всматривалась в лживое личико фрейлины, наконец сообразив, о чём она пытается сказать. Однако, надо дожать девушку, пусть проговориться. Королева понизила голос: — Агнесс, говори как есть. Зачем ты тут?

— Ваше величество, я должна предупредить вас вот о чём. Ходят слухи, что ещё один мужчина обратил внимание на Стеллу. Инкогнито.

— Ну и?

— Стелла получила от Леонардо белую розу, значит она не девушка.

— Ты говори, да не заговаривайся! — вспылила Генриетта. Ты видела своими глазами цветок, или держала свечку?

— Нет, но говорят…

— В моём отряде фрейлин только одна падшая женщина и это ты! Или думаешь, я не знаю что ты ублажаешь моего сына?

Королева вскочила, её ноздри раздувались от гнева, её трясло:

— А может ты решила, что мой сын тебя обрюхатит и ты станешь его официальной любовницей? Надеюсь, ты своей тупой головой не метишь на большее?

Агнесс вскочила с ковра, попятилась. Она впервые видела всерьёз разбушевавшуюся хозяйку.

— Поди прочь, негодяйка! Кому сказать, одна сука решила жаловаться матери на других сучек её сына. Да ты в своём уме? Пусть Генрих вас всех поимеет. Потом раскидаем вас по монастырям, новых наберём. На то он и король. Прочь пошла!

Королева долго смотрела вслед Агнесс. Невесёлые думы давно терзали её сердце. Генрих и вправду не собирался жениться.

Все гадючки, что вились у его ног ему не пара. Богатых невест итак не много, Генрих успел отвергнуть всех их. Может быть завтра, на балу он разглядит для себя суженную на портрете. Правда он почти не обращает внимания на них.

Она всерьёз задумалась о словах Агнесс про чалму и перья. Перья , это конечно, перебор. А вот спрятать волосы под тугие накидки и забрать лица в плотные маски, кажеться, это то, что надо. Хорошая идея! Может, король перестанет рыскать глазами по хорошеньким мордашкам фрейлин и, наконец, обратит внимание на портреты.

Генриетта поудобнее устроилась в кресле, долго смотрела на пляшущие огни пламени, рассуждая о сыне. В итоге решила: если Генрих снова никого не выберет, она поедет к провидице. Пусть хоть кто-то даст ответ что с сыном не так, почему он не хочет жениться.

Агнесс, перепугавшись гнева своей королевы, со всех ног бежала к себе. Не успела девушка войти в свои покои и рассказать о своих новых планах Леонардо, как вдруг заслышала шаги за секретной дверью.

Как она изловчилась и успела дать сигнал Леонардо, чтоб он спрятался, девушка и сама не помнила. Дверь её спальни распахнулась, на пороге появился Генрих.

Мрачный, в плохом настроении он вырос из тайной двери, загородив собой всё пространство. Отливающие золотом латы в бликах раскалённого пламени, рвущегося из камина добавляли агрессии, воздух стал жарким.

Генрих начал было снимать портупею, отстегнув усыпанные драгоценными камнями ножны. Усталый и невесёлый король собирался развлечься с любовницей, но вдруг остановился.

Окинув быстрым взглядом спальню, решительно подошёл к Агнесс, схватил её за волосы, наклонился к лицу. Прошептал в самые губы:

— Кто у тебя?

Агнесс смотрела на него глазами перепуганного оленя:

— Никого, сир.

— Ты решила изменить королю в его дворце, лживая змея?

— У меня нет другого мужчины, кроме вас, мой господин.

Не выпуская её волос из зажатого кулака, Генрих потемневшими от гнева глазами смотрел на перепуганную любовницу.

— Я считаю до двух и тогда пострадает только он, до трёх — тебе не жить.

— Мой господин, я чиста перед вами, — стояла на своём Агнесс.

— Раз! Скажи правду, я выслушаю.

— Я одна, — упиралась Агнесс.

Генрих тряхнул её:

— На столе стоит наполовину отпитый фужер с вином. Кресло сдвинуто от стола по размеру крупного мужчины. Два! Твои губы, Агнесс, сухие. От тебя вином не пахнет, значит здесь есть третий лишний. Его нет за шторой, значит он в сундуке. Я изрублю сундук вместе с поклажей в кровавые клочья у тебя на глазах. Три!

Прозвучало резко, как выстрел. Генрих выхватил саблю, сундук открылся, из него выскочил смертельно-бледный Леонардо.

— Это не то, что вы думаете, мой господин! — вскричала Агнесс, закончить ей не удалось.

Генрих оттолкнул её от себя. Холодным серебром блеснуло лезвие, в секунду рвануло в воздухе. По полу покатилась голова несчастной.

Король подошёл к белому как мел Леонардо, вытер о его сюртук окровавленный меч.

— В память о доблести твоего отца сохраняю тебе никчёмную жизнь. Появишься мне на глаза ещё раз, закопаю.

Генрих удалялся из комнаты, сцепив зубы от гнева. "Любая измена карается смертью! Убью любого" — мысли разъярёной стаей метались в голове дракона. Его обманула женщина. Ещё вчера, здесь, в постели, задыхаясь от его ласки она клялась в любви. Снова ложь!

Он мчался на воздух, на ступенях обратился в крылья, в ярости взвился в вышину. Летел к дальним озёрам, сдерживал звериную сущность из последних сил чтоб не спалить всё, что попадалось по пути: людей, с их лживыми сердцами, их жилища, где они растят себе подобных будущих лжецов.

Из окон дворца перепуганные постояльцы видели далёкие огненные сполохи. Генриетта подбежала к окну. Она отлично знала во что превращается дракон в гневе — неуправляемая ярость, разрушающая мощь, горе любому, кто встретится на пути. Генриетта смотрела в окно, точно знала: кому-то не поздоровилось. Теперь она ещё больше уверилась в необходимости женить сына.

Наступил торжественный вечер. На бал съехались гости, все предвкушали грандиозное торжество.

Фрейлины выстроились, присели в глубоком реверансе приветствуя королеву-мать. Генриетта не торопясь чинно ступила на порог зала.

Неслышным шлейфом за ней рассыпались нарядным облаком девушки. Гордо поднятые подбородки, взгляд свысока, — собственно, вот и всё, что выделяло их из остальной свиты.

Ах нет, надо добавить, на девушках были одинаковые странные для бала наряды.

Их лица были спрятаны под масками с прорезями для глаз и только губы можно было разглядеть на их лицах. На головах тугие, почти монашеские покрывала надвинутые на лоб прятали причёски. И одновременно с этим на них были откровенные платья.

Серо-лиловые, богато украшенные густой серебряной канителью с длинными рукавами платья с глубоким декольте. Настолько глубоким, что девушки выполняли реверанс строго вертикально, боясь вывалить грудь из кружевного выреза.

Жемчуг искусно вплетённый в кружево первых красавиц мерцал, отдыхая на тёплой коже груди, почти бесстыдно касаясь сосков. Жемчужная нить на грациозных шеях дополняла роскошь убранства. Генриетта специально открыла прелести девушек, надеясь возбудить чувственность сына.

Королева решила, что их скрытые лица заставят возбуждённого мужчину внимательнее посмотреть на красоту портретов.

Фрейлины стояли в построении три на три, не шевелясь и не издавая ни звука. И хотя у каждой на языке вертелся вопрос куда делась Агнесс, они не смели спросить об этом даже друг друга.

Генриетта сразу отметила отсутствие правофланговой фрейлины. Смутные предчувствия уже заползли ей в голову. Королева отложила это на потом, а пока приступила к выполнению собственного плана.

Её бесконечные попытки женить сына всякий раз заканчивались неудачей. Питая слабую надежду хотя бы сегодня на успех, она вздохнула разглядывая зал.

Празднично одетые придворные в нетерпении ждали начала торжества, тихий шёпот волнами перекатывался от одной группы к другой. Помпезные наряды дам, шитые золотом мундиры вельмож, горящие всполохами драгоценные камни на рукоятях, эфесах шпаг — всё говорило о статусе хозяина.