Пока Хейта размышляла, шаги стихли. А в девушке вдруг взыграло любопытство. Оно всегда было ее отличительной чертой. Мать говорила, это она унаследовала от отца. И хотя порой за любопытство ей приходилось платить, иногда благодаря ему выходило и что-то толковое. Хейта нетерпеливо поглядела на Аргата.

– Мне надо идти. А ты заглядывай. Поделишься еще воспоминаниями? Мне понравилось летать с тобой по лесу.

Аргат понятливо склонил хохлатую голову, встрепенулся, раскинул яркие крылья и пестрой стрелой исчез в ночи. Хейта же мигом вздела сапоги, накинула на плечи серый шерстяной плащ и приникла ухом к двери – ничего. Зaмок спал. Собравшись с духом, девушка осторожно выскользнула за дверь.

В коридоре стояла кромешная темнота. Первым порывом Хейты было соткать волшебный фонарик, но она тут же отогнала эту мысль. Свет мог ее выдать, а глаза постепенно привыкнут. Да и потом, пора ей уже начинать учиться видеть в темноте.

Дед Шарши говорил, эта способность у Чар раскрывалась долго. Чарам, как и пастырям, проще давалось что-то потаенное, вроде способности чувствовать других или распознавать ложь. А тем, что касалось тела, от природы легко овладевали оборотни, упыри и химеры.

Мeста, лучшего, чем темные коридоры замка, чтобы научиться видеть в темноте, было не придумать. Потому Хейта тихо двинулась вперед. На ум прыгнуло: «Я крадусь по замку не как почетная гостья, а как уличный вор». От этой мысли девушка едва не прыснула со смеху. Видно, это волнение играло в ней, горячило кровь. Рассудив так, Хейта заставила себя успокоиться.

Неведомый ночной гость бесследно исчез. Девушка больше не слышала ни отголосков шагов, ни даже жалкого шороха. Она упрямо шла дальше, понимая, что не ведает, той ли дорогой идет. А сердце предательски екало в груди. Она знала, замок огромен и она может легко заблудиться.

Пахло сыростью, из щелей в стенах тянуло холодом. Хейта зябко поежилась, плотнее кутаясь в плащ. Ей снова припомнился один из уроков старого пастыря. Однажды он поведал ей, как можно узреть того, кто шел по тропинке до тебя.

– Нужно представить, что ты – это не ты, а лист на ветру, – сказал Шарши, задумчиво глядя вдаль. – Качаешься, глядишь с высоты на одинокую тропку. Ничто не может укрыться от твоих всевидящих глаз. Тебе всё ведомо. И ты безошибочно различаешь следы…

Хейта наклонилась над тропой, почесала голову и с умным видом изрекла:

– Здесь след из трех палочек, словно веточка, значит, побывала птица.

Дед Шарши только рукой махнул.

– Я не о тех следах речь веду. Эти – удел охотников и следопытов. Я говорю о тех, что глазу не видны.

– Но как их тогда распознать? – оторопело выпалила Хейта.

– То, что ты чего-то не видишь, не значит, что этого нет, – вновь спокойно пояснил Шарши. – Каждый оставляет след. И у каждого он свой. Нужно только научиться их различать. Помни, что я сказал. Лист на ветру.

Он взмахнул рукой, рассеяв над тропой волшебство, и Хейта ахнула.

– Вот, видишь, витиеватый золотистый след, – принялся пояснять Шарши, – это прогулялась лиса. Вот блеклый, рваный – проскакал заяц. А вот широкий и темный – волчий. Нужно отринуть себя, ощутить незримое всем своим существом, и тропа сама откроется твоему внутреннему взору. Сперва ты научишься видеть тот след, который ждешь. А после – любой.

Шарши сжал пальцы, и все погасло.

– Помни, что я сказал. Лист на ветру.

Хейта крепко зажмурилась. В тот раз у нее ничего не вышло. Но в этот должно получиться. Не может быть, чтобы не вышло. Она представила ленту впереди, как она вьется по каменному полу, теряясь вдали. Теплая, волшебная, особенная лента. Девушка старалась вообразить ее четко-четко. Она с надеждой открыла глаза, но пол ответил ей мрачной чернотой.

Хейта вновь мысленно перебрала в уме наказы Шарши и поняла, что нужно попробовать ощутить того, кого ждешь. Укрута. Она принялась представлять себе это жалкое, невзрачное существо, помимо воли вызывавшее в ней тепло и приязнь. Легкий след, блеклый, рваный, едва уловимый. Хейта стояла, погружаясь в ощущения с головой, и наконец осторожно приоткрыла веки – опять ничего. Либо она вновь оплошала, либо последним тут прошел не укрут.

Хейта снова зажмурилась. Легко сдаваться было не в ее обычае. Перед ее внутренним взором вдруг возникли жесткие янтарные глаза Рукс, ее яркие медные волосы, лицо, вечно злое, заносчивое и недовольное. Она не представила, а попробовала почувствовать след. Волшебная лента. Теплая волшебная лента вьется по полу. Искристая, огненная, она трепещет на замковом камне, как жидкий огонь.

Хейта выдохнула и очень медленно поглядела вниз. Из-под сапог бежала тонкая, едва различимая полоса. Совсем не такая яркая, как ей хотелось, но и эта сойдет. Подавив радостный возглас, девушка двинулась вперед.

Вскоре гулкий зaмок донес отголоски чьих-то голосов. Хейта пошла еще тише, почти не дыша, а потом и вовсе замерла, прилипнув лопатками к холодной стене. Голоса она признала без труда. Говорили Рукс и Мерек.

– А что, если она не согласится? – как бы ненароком обронила Рукс.

– Убьем ее, – ответила химера.

– Убьем? – голос Рукс звучал недоверчиво.

– Что тебя так удивляет? – раздраженно отозвалась Мерек. – Признаю, мне не доставит это особого удовольствия. Уж лучше бы ей согласиться. Но, если откажется, я сделаю то, что до́лжно.

– Но она же Чара, – задумчиво проронила Рукс. – Их не так просто убить.

– Но и не так сложно, как ты думаешь, – отрезала химера. – Чары смертны, как и все мы. Да, их сила велика. Да, их жизнь непозволительно длинна. Но при этом они смертны. – Химера замолчала, а потом добавила: – Думаю, просто убить ее будет очень неосмотрительно. Столько волшебной силы. Нужно найти ей достойное применение.

Рукс молчала, видимо, обдумывая ее слова.

– Уж не думаешь ли ты принести ее в жертву ИМ? – наконец изрекла она.

– Именно так. – Химера язвительно хмыкнула. – Жизнь лодочника, очевидно, их не устроила. Но, уверена, жизнь Чары им придется по вкусу. – Она вздохнула. – Как бы там ни было, с Чарой или без нее, мы выдвинемся послезавтра. И жители Бервита пожалеют, что когда-то связались с родом химер…

– Каковы твои наказания, госпожа?

– Позови тех, кто обещал прийти из Сумрачного леса, – голос химеры стал жестче. – Вскоре этот город перестанет существовать. А его жители будут подыхать в кровавой грязи, умоляя небо, чтобы оно смилостивилось и послало им скорую смерть. – Химера зашлась сиплым, леденящим сердце смехом. – А теперь иди проверь, как там наш узник, – жестко бросила она. – Пока Чара не дала ответ, я хочу, чтобы он был в порядке.

– Что прикажешь делать с ним, если она откажется? – вопросила Рукс.

Голос химеры упал до хриплого шепота.

– Всё, что сердце пожелает. Можешь скормить его кишки стервятникам, а голову насадить на кол и поставить перед замком. Хорошее выйдет зрелище для наших врагов.

Хейта слушала, насилу сдерживаясь, чтобы не издать ни звука, а сердце ее точно сжимала холодная рука. Мертвецки холодная. Ужас пронзал ее от кончиков пальцев до макушки при мысли о том, что станет с людьми, если химера до них доберется, что станет с милым Фэйром! Испугаться за себя она, как обычно, позабыла.

Хейта так крепко задумалась, что слишком поздно осознала – голоса Рукс и Мерек давно стихли. Значит, эти двое могли в любой момент показаться в коридоре! Хейта лихорадочно закрутила головой. На расстоянии десяти шагов приметила в стене темный ход.

Не дыша, на цыпочках, прокралась она к нему и нырнула внутрь. По тяжелому запаху Хейта догадалась, что ход ведет к нужнику?[30]. Зажав пальцами нос, она хотела притаиться с краю, но, припомнив, что оборотни и химеры прекрасно видят в темноте, двинулась дальше. На ее удачу, ход сворачивал, и Хейта, недолго думая, юркнула за угол. Выглянула осторожно и заметила в коридоре Рукс. Та двинулась тем же путем, как вдруг запнулась и принялась чутко принюхиваться.