В общем, после возвращения Эймери бессонница моя прошла... а, право слово, лучше бы осталась.

Я оглядываюсь – и понимаю, что, кажется, уснула не на своей кровати. Ноэль вчера где-то гуляла, я вернулась, как всегда, поздно, присела на её кровать и, видимо, отключилась там же.

- Не в моих правилах навязываться, но... выглядишь ты с каждым днём всё более паршиво. Давай что-нибудь сделаем с этим?

- С этим действительно ничего не сделать, – хмыкнула я. – Но спасибо за предложение.

Время неумолимо шло, жизнь шла. Делайн с нами не было – а жизнь шла, и это было ужасно. Эймери был, находился рядом, почти в шаговой доступности, но я теряла его – с каждым днём, приближавшим нас к роковому лету, с каждым днём его последней весны. В Колледже мы, разумеется, почти не встречались за пределами занятий, но каждый вечер я приходила к нему домой, игнорируя косые, задумчивые и даже сочувствующие взгляды соседок по комнате. Мы что-нибудь ели – я и кружку свою у него поставила, болтали обо всём на свете, иногда я делала какие-то домашние задания, а Эймери мне помогал: он был действительно очень умный и очень эрудированный, хотя его домашнее образование страдало некоторой бессистемностью. А потом целовались, не переходя, впрочем, чётко очерченную Эймери грань. Он не хотел для меня лишних проблем, но он хотел меня – и сдерживался, и иногда мне казалось, что ему было бы легче, не приходи я к нему вовсе.

А не приходить я не могла.

- В честь выхода на финишную прямую учёбы намечается небольшая пьянка, – почти мечтательно проговорила Леа, плюхаясь рядом со мной. – В узком кругу. И ты приглашена, наша маленькая хранительница. Пять – хорошее число.

- Хранительница?

- Секретов. Судя по тому, что никто нас ещё не прибил гвоздями к забору, ни образно, ни в прямом смысле, тайны хранить ты умеешь.

- А вы сомневались?

Леа неопределённо мотнула головой.

- Пьянка – это хорошо, – неожиданно для себя сказала я. Нет, я не буду им ничего рассказывать, просто мне действительно нужно отвлечься. Май перевалил за середину, завтрашняя суббота, как равнодушно и безжалостно отмечал календарь, была уже двадцатым числом. Одиннадцать дней до лета! Можно загибать пальцы.

Я ничего не сделала для Эймери. Ничего.

Не придумала, как спасти его, хотя, возможно, в Айване мог отыскаться такой же гениальный человек, каким был мальёк Лаурис Сиора, просто надо было искать ещё тщательнее. Не узнала, кто же убил мальёка Реджеса, и что стало с Лиссой, хотя мне хотелось это узнать, к стыду моему, не из жалости и жажды справедливости, а, образно говоря, из любопытства – просто чтобы закрыть хлопающую на сквозняке дверь.

Я так и не расторгла помолвку с Армалем.

Эймери с жаром и всем возможным усердием уговаривал этого не делать. Он говорил о том, что с его "уходом" у меня должна начаться новая жизнь. Что я так и должна воспринимать это: новая жизнь, новая я. Новая обстановка, новые впечатления за пределами КИЛ, новые знакомства... Он не хотел для меня скандалов, кривых и косых взглядов, искренне не хотел моих гореваний по нему, я видела это. И малодушно продолжала следовать заведённому пути: здоровалась с Армалем, когда мы встречались на общих лекциях, в выходные дни ездила домой, чтобы послушать отчёт о подготовке к свадьбе. Приглашения были разосланы, платье сшито, ресторан заказан, дом Армаля Гийома готов к встрече молодой хозяйки, взяты билеты для путешествия к морю...

- Море – это же замечательно, – говорил мне Эймери, который у моря никогда не был.

- Давай сбежим туда прямо сейчас, – говорила я, обвивая его руками и – нос к носу – глядя прямо в глаза. – Давай. Что ты теряешь? Зачем я хожу на эти занятия, зачем эта иллюзия нормальной жизни, если всё – не нормально? Сбежим к морю, снимем домик, будем десять дней жарить хлеб на костре и засыпать вместе. Мне нужны такие воспоминания.

- Не нужны, – Эймери осторожно убирал мои руки, но не отодвигался. – Наоборот. Чем меньше воспоминаний, тем проще будет забыть. Тебе нужно меня забыть.

Этот спор не имел смысла, конца и края.

***

Я отстояла перед родителями субботу, двадцатое мая, якобы для подготовки к экзаменам, а на самом деле – для встречи с моей юнитой скверны. В качестве места встречи была выбрана уже не купальня, а одна из учебных аудиторий, для которой Леа добыла ключ. В общем, Леа отвечала за место, Дикьен и Лажен – за напитки, Ноэль за закуску, а я, как обычно, ни за что не отвечала, кроме того, чтобы делать не такую уж трагическую физиономию, как обычно.

Чем ближе к лету, тем хуже у меня это получалось.

- Понедельник – последние консультационные лекции по подгруппам, – мечтательно сказала Леа, разливая по стеклянным фужерам без ножек нечто мягко-розового оттенка, пахнущее пряной перебродившей вишней. – И всё...

- И всё, – басом сказал Лажен, сидя на парте. Если бы его ноги не были бы такими длинными, он явно болтал бы в воздухе. – Кстати, я нашёл себе работу.

- Какую?! – оживились девчонки.

- Не в Флоттершайне, и, ну... вообще далёкую от всего такого, – несколько смущённо сказал Лажен. Заёрзал по парте. – Заместителем секретаря полицейского архива Фальбурга!

- Чего-о?! – вытаращилась на него Леа. – В полиции? Дебил, тебя же проверят там от и до.

- Не-а, я уже выяснял. То есть, проверят, разумеется, что я не состоял и не привлекался, проверят диплом. И всё. Детские годы копать не будут. Зато потом справочка о том, что я работал в полицейском ведомстве, откроет передо мной любые двери!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я слушала их мирные будничные переговоры вполуха, вдыхая запах острый аромат пряной вишни. Эймери сегодня придёт поздно, отчитывается по своему здесь пребыванию. Осталось всего десять дней... Немыслимо. Невыносимо.

- А ты, Хортенс?

- Что? – я даже не сразу поняла, что обращаются ко мне, и что я должна что-то ответить.

- Уже рассталась с мечтой о Сенате? Всё ещё выходишь замуж?

- Наверное, рассталась. Наверное, всё ещё выхожу, – механически кивнула я. – Наверное...

- А зачем?

Они смотрели на меня вчетвером с любопытством и... жалостью. Жалость так отчётливо читалась на этих совершенно разных, но чем-то очень схожих лицах, что хотелось зажмуриться, отчаянно замотать головой.

- Не знаю, – ответила я. Пожалуй, искренне. – Потому что всем вокруг меня это важно. Моей семье. Армалю. Его семье.

- А тебе?

- А мне уже без разницы.

- Но это неправильно, – сказала наставительно Ноэль. – Ты увеличиваешь уровень неправильности в мире!

- Дай мне поговорить с этим твоим... ну, к кому ты там бегаешь каждый вечер, – вкрадчиво добавила Леа. – Давай, я прочищу ему мозги.

- Не надо.

- Или с Армалем. Пусть отпустит тебя на все четыре стороны.

- Этот запросто, – а может быть, воспользоваться щедрым предложением Леа? – Я с ним даже не целовалась, – пожаловалась я в пустоту и едва сдержалась, чтобы не икнуть. Кивнула Дикьену. – Даже с тобой... а с ним ни разу!

- Что – "с тобой"? – мигом заинтересовалась Леа, но я только рукой махнула, а Дик закатил глаза:

- Хортенс больше не наливаем!

И в этот момент кто-то постучал в дверь. Мы вздрогнули, все разом. Дикьен шагнул вперёд, и я отчётливо поняла, что он собирается сделать: принять облик одного из преподавателей, чтобы успокоить нежданного гостя. Однако стук оборвался, а потом возобновился, прерывистый и ритмичный:

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук.

Пауза.

И снова:

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук.

И знакомый голос, тихо зовущий:

- Хортенс?

Я кивнула Дикьену, подала остальным рукой жест не двигаться, подошла к двери и открыла. Это был наш с Аннет в школе условный стук.

Как она нас нашла? И зачем?

Аннет стояла на пороге, чёрные волосы туго заплетены в косу и уложены на затылке. У неё был такой невинный вид обиженной маленькой девочки с этой непривычно скромной причёской, что я поёжилась.