- Рассказывала?! – мы с Эймери изумились почти одновременно. – А что именно?

- Ей нравился один преподаватель... Вообще-то Лисси работала в жилых комнатах студенток и не должна была вообще встречаться с преподавателями, но в действительности ей и в учебных корпусах приходилось трудиться... Огромные нагрузки, за которые никто не доплачивал! Они познакомились, но никаких предосудительных отношений у них не было, я уверена! Он оказался благородным человеком. Заметил интерес юной неискушенной девушки и не воспользовался этим! Сказал, что не может вступать в брак из-за какой-то болезни... Лисса сама не поняла, в чем там суть.

Да уж, понятно, что это была за «болезнь». Впрочем, иметь любовницу Реджесу она не помешала. Скорее всего, девушка действительно просто была ему не нужна.

- Она была огорчена? – осторожно спросила я.

- О, да, она очень страдала, – мне показалось, или на этих словах в голосе её матери мелькнуло какое-то удовлетворение. – Но со временем она всё поняла. Я говорила ей, что честность всегда лучше ложной надежды, хотя в глубине души думала, что он просто ей соврал. Лисса чудесная девушка, но женской красоты у ней кот наплакал.

Мне снова показалось, что и этот факт малье Лию несколько радовал. Судя по всему, женская несостоятельность дочери мать устраивала полностью: так её не пришлось ни с кем делить.

- Пожалуйста, – попросил Эймери. – Вспомните всё, что она вам говорила об этом преподавателе.

- Но это было... Давно! Да, давно, полгода назад примерно. Вы думаете, это всё как-то связано? Вы думаете, он её похитил? Огненная лилия, но зачем?! Зачем ему моя дочь? Он был не беден и уж кого-нибудь себе да нашёл бы, получше!

- Не думаю, что дело тут в любовной связи. Скорее всего, малья Лисса могла стать свидетелем чего-то... Чего-то незаконного.

Малья Части охнула и прижала ладони к лицу. Слезы потекли по её лицу мгновенно, как бывает у детей: крупными каплями.

- Вы думаете, что её...

- Надеюсь, всё в порядке, – очень мягко произнёс Эймери, пододвинул кособокую табуретку и присел рядом. – Возможно, она прячется.

- Ей негде прятаться, да и денег у неё нет!

- Я просто предположил… Вспомните, это важно. Это может помочь. Я помогу вам... Дайте-ка мне одну спицу. Вы же всё время вяжете, верно?

Женщина не удивилась и послушно вложила спицу для вязания в ладони Эймери.

- Это моя единственная работа, для другой здоровье слабовато.

- И у вас замечательно получается… Ваша дочь не была одарённой, малья?

- Нет, что вы. Никто из нашей семьи не был, ни я, ни её отец, да сожрёт его душу Небесный крот.

- А сама Лисса не сожалела по этому поводу?

- Нет, как можно?! Это только на Небесном лугу решают, не нам судить, кто достоин благого дара.

- Но она работала в Колледже среди одарённых...

- Да. Ей нравилось, хотя она уставала. И немного боялась.

- Боялась? Чего же?

- Девушки там были очень... активные. Не её круга, совсем другие. Моя Лисса не привыкла, что какие-то темы обсуждаются так легко и просто: мужчин, чувства... Она знала, что о многом следует умалчивать, не понимала, как можно шутить... Ей было непросто привыкнуть. Я объясняла ей, что большинство девушек там богатые, их воспитывают иначе. Богатая девушка – прежде всего выгодная партия для замужества, пустышка в блестящей упаковке. А мы, простые и бедные, должны полагаться только на себя, на ум, на волю, на душевную силу. Хорошенькое личико – скоропортящийся товар.

Меня покоробило от этого высказывания.

Малья Чайти говорила, как в трансе, возможно, Эймери мог как-то повлиять на неё. Одна его рука сжимала вязальную спицу, другая аккуратно поглаживала мать Лиссы по тыльной стороне ладони.

- Это студентки познакомили Лиссу с тем преподавателем? - к своему ужасу я вспомнила, что так оно и было. Тайный Маргофус, Ноэль, передавшая Лиссе почётную роль сделать что-то приятное для мальёка Реджеса…

И наши шутки оказались шутками только отчасти. Могла бедная опозоренная девушка, воспитанная так строго, сбежать насовсем или даже покончить с собой?

Могла. И что мы с Эймери сделаем в этом случае? Мать жалко, но мы ничем ей не поможем. Ни ей, ни Лиссе, ни себе. Это вообще не наше дело! Дело Эймери – убийство мальёка Реджеса, а не восстановление мировой справедливости!

- Да. Ей было неловко им отказать. Неловко, что она не такая смелая, не такая бойкая и уверенная. Она сделала подарок тому преподавателю. Они стали общаться.

- Он что-то рассказывал ей о себе?

- О. да. Он говорил, а она слушала – он же был в два раза старше! А потом Лисса рассказывала мне. Ей было не с кем поделиться. У неё не было подруг, а я всегда учила её, что если матери рассказать, то это не значит, будто тайну выдала... Матери рассказать – как земле нашептать.

«Ну-ну», – скептически хмыкнула я про себя.

- Вспомните...

- Он говорил, что болен. Но это была не заразная болезнь, нет, что-то врожденное. Лисса не знала сама. Ей было стыдно спрашивать: если мужчина из-за этого жениться не мог, то это должно быть что-то... ну, вы понимаете.

- Понимаю. Но что-то он говорил ещё? Об этой болезни, может быть?

- Да... Странное. Лисса не понимала, я тоже не понимала, многое мимо ушей пропускала. Он говорил, что будто проклят – да, это я запомнила. Дважды проклят.

- Почему дважды?

- Один раз – это как бы судьба его такая, что он родился не таким, не таким, как все, что семью свою завести не может. А второй раз его прокляли злые люди.

- Узнали про его болезнь? Смеялись над ним? – предположила я. – Но в Колледже не было никаких подобных слухов. Мы не знали, женат он или нет.

- Нет... не так.

А ведь если бы мы проявили больше простого человеческого участия к Лиссе, возможно, всё сложилось бы иначе. И Реджес не погиб бы. И сама Лисса была бы в порядке – не знаю, что с ней, но почему-то кажется, что ничего хорошего.

Но и Эймери бы не приехал в КИЛ...

- А как? Вспоминайте... – негромкий голос Эймери завораживал, хотя, возможно, мне так только казалось. – Выходной день. Осень. Окно хлопает на ветру, приходится встать и закрыть его на вторую щеколду. Вы закончили вязать... пелерину. Она красивого кремового цвета. Подарок для Лиссы. У вас болят суставы, ох уж этот артрит, но вы ждёте дочь. Она немного опаздывает. Стук в дверь. На ней тёплый коричневый плащ и вязанный вами шарф. У неё холодные руки и грустные заплаканные глаза. Накормить, обогреть, а потом уже расспросить. Лисса рассказывает вам о человеке, который ей нравится – уже в который раз. Она переживает за него, а вы – за дочь. Что она говорила вам в тот день о «злых людях»?

- Он сказал ей, что злые люди прокляли его. Что относились к нему, как к животному: одни как к бешеному псу, другие, как к мыши... Да, как к мыши. Странно, верно? Он сказал, что сестра его ненавидела, что отцу было на него наплевать, а мать задушила заботой. Что он мечтал о свободе, но слишком дорого за неё заплатил. Поводок. Мышь на поводке – так он выразился. Я запомнила.

- Странно, не правда ли?

- Очень странно. Я и Лиссе так сказала, может, он сошёл с ума или поэт – кто их разберёт, безумцев и поэтов? Кто же в здравом уме верит в это всё?!

- А Лисса?

- Ох, она такая впечатлительная! Она поверила сходу, стала спрашивать, можно ли снять проклятие. А он ответил: не снять, а вытащить, потому что оно – отравленная игла под кожей. То, что может взорваться в любой момент.

- Что он имел в виду?

- Не знаю. Под кожей, точно было. И яд. И взрыв... Я не думала, что тут может быть что-то серьезное. Думала, что это просто глупости, как поэты говорят. Преувеличивает, говорит… иносказательно. И последнюю пару месяцев дочка стала меньше говорить о нём, повеселела. У меня камень с души спал... да верно рано. Лисса найдётся, господин мальёк?

Слёзы продолжали катиться по её лицу, я молчала и Эймери молчал, продолжая вертеть в руках спицу и поглаживать по руке мать Лиссы Чайти.