Так спокойно говорить о том, как дети мечтали наесться крысятины… в голове не укладывалось.

- То есть в первый раз ты оставил её после занятия всё-таки потому, что понравилась? – уточнила я, злясь на себя, потому что к делу мой вопрос не относился.

- И знала лайгон в совершенстве.

Эймери выбрал из кучки вещей портсигар. Подержал в руках, чуть прикрыв глаза.

- Что он тебе говорит? – тихо спросила я, боясь отвлечь его или чем-нибудь помешать.

- Он говорит, что… - таинственным низким и тихим голосом начал Эймери, - его хозяйка… Курила! – последнее слово он почти выдохнул мне в ухо, и я раздражённо дёрнула его за чёрную прядь:

- Придурок!

- Это подарок, - уже нормальным голосом продолжил Эймери. – Ничего там особенного нет. Переживаний масса, обычные девичьи страдания из-за неразделённых чувств, но давние, привычные. Не думаю, что она ушла из-за этого. И не спрашивай, к кому, пусть личные тайны остаются тайнами.

- Ладно, – я помолчала, переваривая. – Ты понял, что она скверная. А потом?

- Потом я ей сказал, что узнал её, – Эймери вдруг опустился на корточки, всё ещё прижимаясь к стене спиной. Устало вздохнул. – Не должен был. Но сказал.

Чуть помедлив, я повторила его движение и уселась рядом, прямо на пол. На мгновение мне вспомнилась Коссет с её строгими нравоучениями: «благородная малье не должна сидеть на полу! Вы испортите ваше платье, подол платья благородной малье не должен быть мятым!», но мысленно махнула на них рукой.

- Ты хотел, чтобы она сама во всём призналась?

- Призналась… или опровергла… не знаю. Хотел дать ей время сбежать, наверное.

- Это она виновата? – я повернула голову и посмотрела-таки Эймери в лицо. Он тоже смотрел на меня. – Она убила мальёка Реджеса? Но зачем?

- Не знаю. Не думаю, что она. Двадцатая сказала, что не делала этого. Но выглядела нервной и расстроенной.

- Я заметила.

- Я ей не поверил до конца. Но добиться ничего не смог.

Эймери взял меня за руку и принялся поглаживать пальцы, ладонь, запястье. Я должна была отнять руку, но вместо этого положила голову ему на плечо.

Брачный браслет я благоразумно оставила в комнате, в своей тумбочке. Успеем мы вскочить и сделать вид, что всё нормально, если кто-то зайдёт?

- Ты – и не смог?

- Во-первых, она прекрасно знала о моём даре и скорее всего, позаботилась о том, чтобы уничтожить улики, вещи-свидетели. Во-вторых, ты бы стала спорить с человеком, который способен убить тебя, просто захотев этого? – я догадывалась, что он слабо улыбается в тот момент, когда говорил это.

Шум в коридоре окончательно стих. Время занятий, даже дополнительных, закончилось. Скоро могут прийти уборщики или… кто там ещё может прийти?

- Ты должен был сообщить о ней тем, кто тебя нанял.

- Должен был.

- А ты промолчал.

- А я промолчал.

- Потому что она тебе понравилась?

- Хортенс! – Эймери сжал мою ладонь чуть сильнее, а потом прижал её к губам. К щеке. – Она была одной из немногих в Джаксвилле, кто не был похож на зверёныша. Детские впечатления иногда бывают самыми сильными. Да, я о ней не сказал. И о других тоже. Хотя должен был, конечно.

- Про других ты всё уже знаешь, да? Тогда зачем спрашивал меня? Зачем просил о помощи? Ты мне врал!

- Знал… что-то. В общих чертах. Мне бы они не поверили так, как тебе. Не стали бы откровенничать.

- Я ничего тебе не буду рассказывать! – возмутилась я, пытаясь подняться.

- Уже рассказала, - удерживая меня за плечи, он снова поцеловал мою руку, точнее – манжет платья. – На встрече с милой компанией ты была именно в этом платье.

Стальная Космея!

- Я же просила! – слёзы неожиданно хлынули из глаз от осознания собственной беспомощности, и я никак не могла их сдержать. – Я бы сама тебе сказала!

- Уверена?

- Ненавижу тебя, – вот в этом в тот самый момент я действительно была уверена. – Ты обещал меня не читать! Это не честно!

- Обещал не приставать. Не читать не обещал.

- Сволочь ты!

- Потому что не пристаю?

Я могла бы его ударить, но толку в этом особого не было. Могла бы вырываться сильнее, но сил тоже не было. И поэтому поток слёз никак не желал останавливаться.

- Хортенс, - он снова прижал меня к себе. – Разумеется, я должен был знать, встретилась ты с ними или нет. С кем. И как. Для них ты не только однокурсница, ты – свидетельница. Это что, детские игры что ли?

- Глист паршивый.

- Малявка.

Я толкнула его и склонилась сверху, разглядывая. Совершенно некрасивый нескладный тип, и что в нём все наши девчонки нашли?

- Хо-о-ортенс, - прошептал Эймери мне в губы, и я проглотила собственное имя, как расплавленный сахар, мешая наше дыхание.

***

Прошло полчаса. Ну, может быть, минут двадцать. Или час.

Не знаю.

Платье пропиталось пылью, как бисквитный корж – медово-сливочным кремом. Мы всё-таки встали с пола и перебрались за один из учебных столов, для конспирации раскидав по столешнице какие-то листы и перья. И даже продолжали что-то обсуждать: по поводу пятёрки скверных, убийства мальёка Симптака, что-то ещё, несомненно, важное. Но это совершенно не мешало то и дело прерываться на безумные и бесстыдные прикосновения.

Неправильные. Абсолютно безнравственные. Даже подлые – ведь официально я была помолвлена с другим.

Как замечательно гадко об этом вспоминать, когда ладонь Эймери так провокационно поглаживает моё колено, какой-то магией, не иначе, удерживаясь от того, чтобы не двинуться дальше. Потому что я понимаю, что не смогу и не захочу его останавливать.

Мама была права, когда ещё тогда, два года назад, рыдала в домике у Лурдовского ущелья. Она уже тогда понимала, что все её усилия по моему воспитанию, благородному и благовоспитанному, осыпались пеплом, стоило одному скверному мальчишке мне улыбнуться. И вот теперь…

- Я порву помолвку с Армалем, - сказала я, чувствуя собственные слова на языке, как подгнившие ягоды. Рука Эймери на моём колене остановилась, а потом он очень осторожно её убрал вовсе. Повернулся ко мне.

Серые ясные глаза. Искусанные мной губы, не такие бледные и тонкие, как обычно. Встрёпанные моими руками волосы. Ему шло быть таким. Внезапная неуместная мысль пришла в голову: было ли так у моих родителей, хотя бы в самом начале? Или было так, как у нас с Армалем? Договорной брак отпрысков уважаемых благородных фамилий, устраивающий абсолютно всех, но оставляющий равнодушными двух самых главных действующих лиц?

- Не смей.

Я хотела было что-то сказать, но он не дал. Наверное, если бы мы были не в Колледже, он бы уже на меня орал, столько незнакомой мне прежде злости проступило на его лице.

- Не смей, слышишь меня? Не смей портить свою жизнь из-за меня. Что бы ты там себе не надумала, Хорти, – от этого уменьшительного варианта имени, которым он ещё ни разу меня не называл, зазнобило и бросило в жар одновременно. – Не смей портить жизнь из-за меня. То, что сейчас происходит – не по-настоящему. Просто затянувшаяся… иллюзия, галлюцинацию, думай, как хочешь. Сон. Не то что бы мне нравился этот высокомерный придурок Гийом, но в отличие от меня он настоящий, он тебе подходит. Ты сможешь с ним жить, ты сможешь жить нормальной жизнью, не скрываться, не стыдиться, не прятаться, иметь детей, ты…

- Это – галлюцинация? – я касаюсь губами его подбородка. – Мы с Армалем чужие друг другу люди. По нескольку дней не видимся, и нас это не тревожит. А про тебя я каждый день думаю. Все эти годы думала.

- Семейная жизнь не в этом, малышка Хорти. Моя мать слушала своё сердце, и чем всё это закончилось? Она полюбила не того человека. Она всю жизнь была несчастна, одинока, несмотря на тех мужчин, которые у неё были, презираема всеми. И небо её наказало мной.

- Не говори так! – я прижала палец к его губам. Притяжение между нами такое сильное, что его можно резать ножом или черпать ложкой. – Моя мать столько лет была образцовой женой образцового мужа. И что? Она несчастна и одинока, мой отец ни в грош её не ставит…