- Мы отказались от такого огромного количества установленных веками традиций, что теперь отчаянно нуждаемся в новых. Присаживайтесь за одну из тех скамеек, моя дорогая, они свободны. Как давно у нас не было вольных слушателей! Пора, кажется, и это сделать доброй традицией.
Приход Корба Крайтона я не увидела - почувствовала, словно от двери до моей отдалённой скамьи прошлась волна ледяного воздуха. Может быть, и прошлась - большинство сенаторов, надо полагать, обладали даром, а те, кто был наделен даром воздушным, часто меняли температуру окружающей среды в зависимости от настроения. Впрочем, не исключено, что дело было в моей персональной чувствительности.
Судя по всему, настроение у Верховного сенатора было стабильно отвратительным - или в Сенате чувствительностью никто не отличался. А может быть, просто привыкли. Демонстрировать близость политика к "народу" считалось хорошим тоном, и ничего нарочито монаршьего в облике сенатора не было, он не носил корону или золотую цепь толщиной в руку, как это делал кто-то из венценосных правителей древности, демонстрируя обременяющий вес власти. Но фактически полновластным и полноправным правителем всей Айваны был именно он, Корб Крайтон, вот так запросто стоящий в нескольких метрах от меня теперь.
Мой почти родственник...
Да, в отличие от Трошича, впечатление он производил. Высокий, широкоплечий и стройный, подтянутый, в противовес своему расплывшемуся коллеге, он не скрывал свой почтенный возраст: белоснежные волосы, усы и аккуратная бородка лучше всяких слов говорили о том, что пять, а то и шесть десятков лет давно остались за его тем не менее ровной спиной. Но при этом снискавший симпатии трех четвертей Сената политик был крепок и телом, и умом. И с ним считались: моментально замолкали, стоило ему только приоткрыть рот, вслушивались в негромкий и сухой, словно бы шелестящий бумагой на ветру голос, а каждый говоривший невольно оглядывался на ледяного сенатора, то ли пытаясь убедиться в его одобрении, то ли страшась вызвать неодобрение.
И если такой человек был намерен избавить Айвану от скверных.. .
В само обсуждение разработки пресловутых восточных шахт я вслушивалась постольку-поскольку. Честно сказать, мне было куда интереснее понаблюдать за самим ходом обсуждения. Примерно половина заседающих интерес явно симулировала и отмалчивалась, другая половина, напротив, обсуждала с жаром и пылом. Трошич больше молчал и криво улыбался, как-то растерянно поглядывая то на одного, то на другого спикера, Крайтон ни на кого не смотрел, угнездив подбородок на сложенных перед собой в каком-то молитвенном жесте ладонях, замечания вставлял редкие и всегда по сути.
Женщин действительно было целых две, но в состав Сената они по сути и не входили - стенографировали ход заседания, не поднимая глаз и не подавая голоса.
Спустя час воздух потеплел - то ли сенатора Крайтона "отпустило", то ли самые противоречивые моменты обсуждения были уже позади, и обстановка стала чуть более непринужденной. Я продолжала больше вглядываться в лица, нежели вслушиваться в слова, но пропустить больную для себя тему не смогла:
- Почему бы не отправить на месторождения скверных? - прогудел мой знакомец Стурк.- Если Сгалаева скважина настолько опасная область. Пусть себе дохнут.
И в зале заседаний снова ощутимо похолодало.
Я переводила взгляд с лица Корба Крайтона, застывшего, мрачного, на лицо Трошича, рассеянная улыбка на котором уступила место мягкому неодобрению, словно умудрённый старик смотрел на горячо любимых внуков, неожиданно затеявших потасовку, разбивших друг другу носы и теперь ревущих от обиды на самих себя.
- Кого вы собрались отправлять на месторождения, Стурк? – раздражённо подал голос незнакомый мне сенатор. – Детей?
- В восемнадцать-девятнадцать лет они уже далеко не дети, хотя с ними и возятся, как с несмышлёными детьми, - ворчливо отозвался чернобородый. – Вполне способны приносить пользу, отрабатывая затраченные на них из казны государственные средства. Я давно говорю: скверные дары пора пустить на пользу обществу, и не так, как сейчас - один раз в пять лет, а на регулярной основе. До стирания дара использовать их силу, а после стирания – оставить в месторождениях простыми…
- Стурк, угомонись, - Трошич тяжело поднялся, отодвинутый стул обиженно скрипнул. – Ты говоришь непродуманные и негуманные вещи. Да, в восемнадцать лет скверные уже не дети, но на шахты отправляют лишь после вхождения в силу. А после стирания дара они слабы здоровьем, как котята, иммунитет организма убивается напрочь, и не говори, что ты об этом не знаешь.
Я – я этого не знала. Если подумать, я знала так мало!
- Да и пусть дохнут, Мирук! Ты помнишь статью расходов на этих твоих доходяг?
- Маразма у меня ещё нет. И расходы на вооружение за один день перекрывают…
- Этот разговор не имеет смысла, - шелестящий голос сенатора Трошича, как осенний ветер, проник под одежду, моментально выморозил даже меня от и до. – Скверным в этом случае будет необходима профессиональная охрана и сопровождение. Расходы перекроют любую возможную выгоду.
- В краткосрочной перспективе! – быстро возразил Стурк. – Но в долгосрочной…
- Да это то же самое, что сбивать пулями мух со лба, - высказал ещё один из сенаторов. – Мальёк Крайтон, безусловно, прав. Какая охрана должна быть!
- Да ну, какая ещё охрана…
- Вы забыли Джаксвилль? – холодно возразил сидящий неподалёку от Крайтона лысый мужчина, и у меня мурашки поползли по спине. – Две девятилетних девчонки убили тьму народа!
- Это был единичный исключительный случай!
- Уже одного случая достаточно…
- Этого бы не произошло, если бы к девятилетним, девочкам относились бы как к людям, а не как к убийцам и диким зверям, - по-прежнему мягко, но с давлением произнёс Трошич, - всё было бы иначе.
- К людям? Мирук, твоя наивность меня пугает, сколько лет с тобой знакомы, столько и пугает! Вдумайся, у тебя у самого две дочери. Вспомни их детство: могли бы они…
- Давайте ближе к делу, - оборвал мальёка Стурка Крайтон. - Привлечение скверных к разработке месторождений нецелесообразно в целом, разве что в единичных случаях, если дар отдельных экземпляров сможет воздействовать на горные породы. В единичных случаях их и используют. В остальном это не имеет смысла, в том числе, как грубую физическую силу.
- Потому что вкладывать нужно в то, чтобы делать из скверных наших союзников, а не врагов! – укоризненно вставил Трошич. – Сами сажаем их на золотую цепь и сами же жалуемся на затраты!
- Не золотую, а стальную цепь им нужно! И намордники! И они должны отрабатывать свой кусок хлеба!
- Они дети, Стурк. Если бы помимо этого куска хлеба у них было бы что-то ещё… Игрушки, книги, сладости...
- Например, хлыст!
- В Джаксвилле жестоко голодали, Стурк.
- Мы сейчас говорим о месторождениях, а не о Джаксвилле, - уже более раздраженно проговорил сенатор Крайтон. – Вернёмся к нашей теме.
- Джентльмены! – я обернулась на надтреснутый старческий голос и увидела ещё одного из сенаторов, пожилого, но не такого уж и старого на вид мужчину. Серо-русые короткие волосы, нос с горбинкой, невысокий, сутулый, он весь непрерывно двигался, переступал с ноги на ногу, то вытягивал вперёд, то прижимал к груди трясущиеся, как после обильных возлияний, руки. – Джентльмены, ситуация с Джаксвиллем не та тема, которую стоит избегать и замалчивать, ибо она произошла по нашей вине. Мы должны думать о науке, мы должны мыслить глобально! Скверные должны быть нашими союзниками, безусловно. Их силы и слабости должны стать нашей силой. Они должны быть открытой для нас книгой, увлекательной книгой о возможностях природы...
- Когда, Рабрай?! – насмешливо проговорил сторонник Крайтона, тот, что первым вспомнил о Джаксвилле. – Сколько ещё лет ты протянешь? И где твои успехи? Чего ты добился за все эти годы, ты и твоя команда? Полдесятка неудачных экспериментов?
- Я добился бы куда больше, если бы… - из-за волнения голос мальёка задребезжал ещё сильнее.
