Ксавьер вернулся не только с обезболивающим, но и с самим профессором. Тот, как профессиональный врач, деловито осмотрел Марину, посчитал пульс, посветил в глаза и в горло каким-то артефактом — похоже, работающим просто на манер фонарика — и даже провел неврологический осмотр.

— Хм, — нахмурился профессор. Вынул из саквояжа прозрачный кристалл, вложил его в руку Марины и велел сжать. Марина послушно сжала, хотя это было сложно: рука мелко дрожала от слабости.

Дядя Мадя забрал у нее кристалл и поднес к лицу. Внутри что-то слабо светилось.

— Что, у меня и правда радикулит? — уточнила Марина, хотя сомневаться в диагнозе не приходилось: она чувствовала себя старой бабкой.

— Хуже, — ответил профессор. — У Вас истощение.

— М-м-м? — Марина широко раскрыла глаза.

— Вам надо отдохнуть, — пояснил профессор. — Причем прежде всего морально. Постарайтесь не нервничать, не заниматься тем, что вызывает раздражение, и не общаться с неприятными людьми. Вам сейчас нужна забота близких. И, конечно же, стоит поберечь себя от физических нагрузок.

— Но спина… — пробормотала Марина, недоумевая, как это обычная усталость может дать такой эффект.

— … все восстановится, — заверил ее профессор. — Вы просто на что-то потратили свой душевный резерв. Такое бывает во время сильных потрясений или долгой полосы несчастий.

Марина задумалась. Это он о стрессе говорит? То есть, она настолько слабачка, что теперь будет болеть, стоит только перенервничать? Ничего себе.

«А я тебе говорил! — язвительно ответил внутренний голос. — Депрессию надо лечить вовремя. А то потом придется лечить радикулит, язву, бессонницу и бог знает, что еще».

— Ксавьер, Вы уж позаботьтесь о даме, — обратился дядя Мадя к мужчине, вежливо отошедшему к окну и отвернувшемуся на время осмотра. — Не подпускайте к ней тех, кто способен лишить ее сил.

— Разумеется, — ответил тот.

— И долго я буду восстанавливаться? — уточнила Марина.

— От Вас зависит, — пожал плечами профессор. — Я не знаю, как много сил Вы потратили. Может, достаточно будет пары недель отдыха. А может, потребуется и год.

— А что, лекарств не существует? — на всякий случай уточнила девушка, все еще морщась от ощущений в спине.

— Ну, от боли я Вам бальзам принес, — обрадовал ее профессор. — А вот душевное истощение я лечить не умею, уж извините. Помнится, в Высшей школе инквизиции когда-то велись такие исследования…

Он покосился на Ксавьера и закончил явно не так, как хотел:

— … но доступ к ним нынче закрыт по понятным причинам.

В помещении повисла какая-то странная тишина, из которой Марина заключила, что эти двое о чем-то осведомлены, о чем ей знать не следует.

— Понятно, — вздохнула она, принимая это. Ворошить чужое прошлое, полное бед и боли, ради борьбы с каким-то радикулитом — так себе идея. Уж лучше и правда просто отдохнуть. В любом случае, здоровый образ жизни — самое оптимальное лечение для такого рода болезней. И лучшая профилактика.

— Даже если б и был доступ к тем исследованиям, делиться резервом никто бы не стал, — неожиданно сказал Ксавьер.

— Что? — не поняла Марина.

— Я говорю, чтобы пополнить резерв одного человека, требуется истощить резерв другого, — пояснил свою мысль более простыми словами Ксавьер. — Даже если донор обладает огромным запасом, если он начнет делиться им направо-налево, то однажды сам умрет от истощения.

— А-а, нет-нет, мне такое не нужно! — наконец, сообразила Марина. — Я лучше просто отдохну.

— И обязательно устраните из своей жизни причины, которые заставляют Вас тратить душевную энергию, — отметил профессор Мадиер.

Марина задумалась. Знать бы еще, что это за причины. Ее профессия? Ну да, это постоянный источник переживаний, даже если все идет хорошо. Но ее профессия — ее жизнь. Как можно ее «устранить»? Что тогда останется от самой Марины?

«А я тебе говорю: замуж надо было выйти, — снова влез внутренний голос. — Причем давно. Были б у тебя сейчас дети, была бы и жизнь после школы. А так, кто ты без своих учеников? Безликая унылая тетка, дорога которой — прямиком на кладбище».

«У тебя сегодня что, обострение? — возмутилась Марина. — Отвали со своими пошлыми намеками».

«Сама ты пошлая! — парировал внутренний голос. — Я тебе о высоком: о семье, о детях, продолжении рода и смысле жизни».

«Семья и дети у меня уже есть», — не могла не заметить Марина.

«Это не то», — возразил незримый собеседник.

«А что тогда то?» — спросила его девушка.

И внутренний голос неожиданно заткнулся. Потому что действительно: дом — есть, дети — есть. И даже надежный мужчина рядом есть, который этим детям почти как отец. И он даже на руках Марину носит — чаще, чем мужья среднестатистических женщин. Полный социальный комплект, в общем.

«Ты какая-то неправильная, — все-таки поддел ее внутренний голос. — Все нормальные бабы ярмо надевают после цветов, конфет, подарков, кольца с бриллиантом, шикарной свадьбы и медового месяца. А ты все «вкусняшки» опустила и сразу получила кучу детей на шею. Причем даже малышами их не тискала — сразу вредными подростками усыновила».

«Уж какая есть», — мысленно фыркнула Марина, искренне гордясь своим жизненным выбором. Хоть прочие люди в упор не замечали его ценности.

«Что ты в старости будешь делать, когда все они разъедутся и бросят тебя?» — напомнил внутренний голос.

«Ой, как будто в обычных семьях дети торопятся позаботиться о стариках! — отбрила его Марина. — Даже если и заботятся, то через силу, а не по любви. Как-нибудь проживу. Вон, тут вроде как зарплаты высокие: найму себе сиделку и буду радоваться».

«Я и говорю: дура», — остался при своем невидимый собеседник.

«Пошел ты», — привычно послала его Марина, и тут сообразила, что уже долгое время говорит сама с собой, игнорируя гостей.

Она оглянулась, но рядом никого не было. Только на тумбочке возле дивана стоял бутылек с бумажной этикеткой на неизвестном языке.

***

Утром Марине было так худо, что она решила: сегодня берет отгул. Ну, или больничный. Ну, или… В общем, выходной сегодня у магиков будет в честь Игрищ — так она решила. А она пока отдохнет, как ей профессор посоветовал.

— Марина Игоревна, завтрак стынет! — чирикнула в замочную скважину жизнерадостная Флокси.

Марина со стоном повернулась на бок. И тут поняла, что спина, как ни странно, снова работает. Поясница еще побаливала, но уже смутно так, размыто, а не как вчера — раскаленной спицей меж позвонков. Снадобье профессора Мадиера сработало выше всяких похвал — никакой диклофенак не нужен. Впрочем, Марина не исключала, что это он и есть, просто местного производства. И неизвестно, в какой концентрации.

Оценив интенсивность боли, она решила поберечь заветную бутылочку до следующего раза, а пока просто двигаться осторожно. Плохо ей было не столько из-за больной поясницы, сколько из-за общего состояния паршивости. Снова саднило горло, ужасно пересохли глаза и нос, во рту будто всю ночь гадили мыши, и сильно знобило. А еще почему-то неприятно припухли десны и плохо гнулись пальцы.

К зеркалу Марина подходила с настороженностью, ожидая всяких пакостей. Интуиция ее не подвела: из трельяжа глянули три жутких привидения в разных ракурсах. Марина оценила их и не сдержала матерного словца.

— И он говорит, надо просто отдохнуть? — ужаснулась она. — Это сколько надо отдыхать и на каком курорте, чтобы все вернуть, как было?!

Марина прищурилась. Почему-то было плохо видно, как будто и зрение тоже упало. Потрогала сухую, совершенно безжизненную кожу серо-белого цвета. Полюбовалась на огромные мешки — и под, и над глазами. Присмотрелась к бровям: они как будто за ночь поредели. Потом оскалилась, чтобы поглядеть на десны. Так и есть, воспаленные, причем все.

Марина на всякий случай покачала передние зубы. Нет, вроде, не шатаются. Пока.

— Какая жесть, — все еще неверящим тоном сказала девушка и потянулась за расческой.