Покормив мышь — то есть, простите, девятнадцатого магика — Марина вышла во двор, чтобы полюбоваться закатом и послушать тишину. В последнее время ей стала нравиться эта неспешность жизни. Не надо бежать на автобус, не надо заполнять отчеты вчерашним числом, не надо «гнать программу». Можно просто выйти во двор и посмотреть, как медленно гаснут разноцветные полосы облаков под аккомпанемент лесных шорохов.

Марина замерла, любуясь удивительным сочетанием цветов — фиолетового и оранжевого.

Неожиданно ее локтя коснулась чья-то рука. Девушка обернулась.

— Флокси, ты почему не в постели? — спросила она, уже зная ответ.

— Страшно, — подтвердила ее догадку девочка.

— Я понимаю, — ответила Марина, сочувственно ее приобняв и потрепав по голове. — Но все же ты уже большая девочка, и должна потихоньку учиться засыпать сама. Тем более, что диванчик у тебя очень тесный, и, скажу честно, я на нем не помещаюсь.

— Ну хоть поцеловать на ночь можно? — робко спросила девочка, уставившись на Марину своими удивительными флуоресцирующими в вечернем полумраке глазами. Глаза не только светились, но и влажно поблескивали, а ресницы подрагивали, будто девочка вот-вот заплачет.

— Поцеловать — можно, — разрешила Марина, склоняясь к феечке, чтобы чмокнуть ее в щеку, но девочка ее опередила. Чуть подпрыгнув, Флокси обхватила учительницу за шею и чмокнула в губы.

«Да что за привычка такая дурная? — возмутился внутренний голос. — Антисанитария!»

«Ничего, мы сейчас с ней поговорим», — пообещала Марина, но в этот момент, видно, под действием веса ребенка, в спине девушки что-то щелкнуло, и поясницу пронзила адская боль — будто кто-то иглу вставил в позвоночник.

Марина задохнулась от боли. Флокси же, не заметив этого, отпустила ее и радостно упорхнула обратно в корпус. А Марина осталась стоять, не в силах разогнуться. В глазах у нее потемнело, в ушах зашумел пульс.

«Старухенция, — ехидно протянул внутренний голос, комментируя произошедшее. — Ну что, поздравляю тебя с твоим первым приступом радикулита!»

«Мать твою!» — только и смогла ответить Марина, поняв, что и правда не может выпрямиться.

«Ползи, старушка, в свою комнату, — сочувственно посоветовал внутренний голос. — Ляжешь там, подышишь. Глядишь, к утру отпустит. А вообще, с такой слабой спиной внучек на руки лучше не брать».

«За «внучку» ответишь!» — пригрозила ему Марина, с едва слышным покряхтыванием принимаясь медленными шагами двигаться в сторону корпуса — и правда, как старушка. Дойти-то дошла, а вот дверь открыть оказалось серьезной проблемой: скрипучая створка очень плотно входила в косяк, а у Марины сейчас не было сил, чтобы открыть ее с рывка.

Силы вообще куда-то схлынули, даже руки начали мелко трястись. Видимо, болевой приступ так сработал, вызвав резкое понижение артериального давления. Марину аж затошнило от нахлынувшей слабости.

«Это не старость, — сказала она внутреннему собеседнику, не столько пытаясь открыть дверь, сколько держась за нее. — Это какая-то болезнь. Старость так резко не наступает».

«Так ведь тебе уже не первый день плохо, — напомнил внутренний голос. — И не первый месяц. И даже не первый год».

«Это другое, — возразила Марина. — Там была апатия — психологическое явление. А тут что-то физиологическое. Охушки, больно-то как…»

Марина уперлась лбом в дверь и поняла, что не может войти. И сил не хватает, чтоб дверь дернуть, и страшно: а ну как еще сильнее спину кольнет? Она ж тут вообще упадет!

— Вам плохо? — раздался у нее за спиной участливый голос Ксавьера.

— Спину прихватило, — честно призналась она. А что делать, если ее застукали в весьма некорректной позе? — Такая боль, что разогнуться не могу. Профессор Мадиер, случайно, еще не ушел?

— Уже у себя, — разочаровал ее мужчина. — Я только что оттуда.

— Вот блин, — не совсем вежливо, но в то же время и не матом отозвалась Марина. Хотя мат на язык так и просился.

— Позвольте? — сдержанно сказал Ксавьер, подхватил ее и чуть приподнял, одновременно разгибая и отодвигая от двери.

Марина взвыла. Из глаз у нее посыпались искры.

— Держитесь за мое плечо, — как ни в чем не бывало, сказал мужчина, приобнимая ее за талию. — Я помогу Вам дойти до Вашей комнаты, а потом схожу к профессору Мадиеру за помощью.

— Буду… премного… благодарна… — будто ругательства, выплюнула Марина вежливые слова, с трудом дыша и соображая от боли.

«И как эти бедные бабушки живут с радикулитом? — мысленно посочувствовала она старшему поколению. — Это не жизнь, а кошмар какой-то!»

— А-а-а! — не сдержалась Марина, когда Ксавьер, поглядев на ее старушечьи шаги, принял решение донести болезную и поднял девушку на руки. Увы, с такой болью даже самая надежная мужская поддержка показалась Марине пыткой.

На вопль учительницы из дверей повысовывались головы любопытствующих магиков. Марине захотелось провалиться сквозь землю — до того понимающими взглядами и ухмылками обменялись ее воспитанники, глядя, как их негласный лидер уносит их учительницу в ее спальню.

«Ну вот, и что делать в такой ситуации? — мысленно простонала она. — Кричать «Это не то, что вы подумали»?»

«Серьезно? Тебя моральный облик учителя заботит в такой ситуации? — присвистнул внутренний голос. — Я еще понимаю — о пошлом задуматься, но о работе…»

Незримый собеседник воображаемо закатил глаза, пока их осторожно несли мимо любопытных магиков.

«Надо что-то сказать, — стараясь игнорировать боль, подумала Марина. — Нельзя позволять им думать всякие пошлости. Это портит мой имидж».

«Они ж все равно подумают, — хмыкнул внутренний голос. — Только дурой себя выставишь. Короче, расслабься и получай удовольствие. Тебя в кои-то веки мужик в спальню тащит».

«Пошел ты!»

Марина сейчас была не настроена на дружескую перепалку со своим альтер эго. Боль пронзала все ее тело. Болела уже не только спина, но и каждый сустав, голова и просто кости. Слабость была такой, что руки тряслись до самых локтей, и даже голову держать было тяжело.

Ксавьер пинком ноги растворил сначала одну дверь, потом вторую. Уложил ее на диванчик, помог снять туфли и пошел за одеялом. Очень вовремя — Марину как раз начало знобить, аж зубы застучали.

«Блин, какой мужик пропадает, — внутренний голос был бодр, как никогда: видимо, все физические страдания доставались Марине, а он лишь беспечно наблюдал за происходящим со стороны. — Маринка, бери, пока дают! В смысле — дай, и он не отвертится. Тут наверняка женятся на тех, кого обесчестили».

«Ну, почему я не прихватила лекарства? — проигнорировала эти скабрезные шуточки Марина. — У меня же были в шкафчике и ибупрофен, и парацетамол, и даже анальгин с дротаверином. Чем я думала, собирая сумку? Аптечка — вот мастхэв для любого путешественника!»

«А какое лицо благородное! — тем временем продолжал восхищаться внутренний голос, любуясь тем, как Ксавьер с серьезным видом подтыкает одеяло вокруг стиснутого болью тела Марины. — Ты посмотри, какие густые брови, какая сложная форма скулы. И глаза редкого цвета. Такой голубой оттенок нечасто встретишь. Давай на жалость надавим, а? Мужики любят чувствовать себя нужными и сильными…»

«… Нет, тут уже диклофенак нужен в инъекциях. У Настюхи два бутылька в холодильнике было бесхозных…» — продолжала сожалеть о несбыточном девушка.

«Марина, ну скажи ему что-нибудь, он же сейчас уйдет! — возмутился внутренний голос, поняв, что его не слушают. — Или позу прими пособлазнительней».

— Спасибо, Ксавьер, — послушно отозвалась она и попыталась расслабить мышцы пронзенной болью спины. Позу она тоже приняла — безучастного бревна.

«Дура!» — заорал внутренний голос, разозлившись на то, что его советы так подло игнорируют.

— Я к профессору Мадиеру. Потерпите немного, — в своей привычной скупой манере ответил Ксавьер и вышел.

«Ты никогда не выйдешь замуж», — внутренний собеседник невидимой рукой сделал «фэйспалм».

«Больно надо», — так же мысленно фыркнула Марина. «Больно» было очень даже. А «надо» — только обезболивающие.