– Здешние пески весьма холодны. Но когда ты рядом, ласточке становится теплее.

Все трое переглянулись.

Когда профессор покинул друзей, Ови, поразмыслив над грядущими делами, взяла Илеса с собой и отправилась в лазарет.

На входе, как и во многих уголках академии, дежурили два юстициара, а также один из помощников смотрительницы лазарета и старшего лекаря академии. Умудрённый годами муж носил пенсне, на которые постоянно спадал кончик мягкой тульи колпака. Лекарь вёл журнал посещений и вписывал какую-то информацию о том, что приносили больным посетители. Стражники, увидев гостей, прекратили болтовню и обратились к увлечённому журналом помощнику смотрительницы:

– Оторвись от журнала, Ариццо. К тебе главная подозреваемая явилась.

– Вчера не добила пострадавшего академского стража, – продолжал второй, – сегодня нашла в себе дух.

– Угомонитесь, она вчера не подходила к раненому, – заявил Ариццо, подняв взгляд на вошедших. – Овроллия Киртан и Илес из подмастерьев, я впишу вас, проходите.

– Мой друг к своему брату, а я... действительно к раненому стражнику. Мессир лекарь, это возможно?

Он переглянулся с юстициарами. Те скрестили руки на груди и ждали от него ответа. Наконец помощник сказал:

– Только в моём присутствии. Стража, когда выйдет профессор Флёдерик, не забудьте отметить его. А то он настолько мал, что вы ниже своего носа никого не видите.

Лекарь повёл друзей вглубь лазарета. Когда они поднимались на второй этаж, Ови спросила:

– А что здесь делает профессор животноведения?

– Осматривает больных, он в последнее время часто стал это делать, – ответил Ариццо, поправляя кончик колпака, гуляющий во все стороны. – К вашему брату, мессир полурослик, ваш земляк тоже захаживал между занятий. Но его интерес к больным из числа людей – удивителен.

На третьем этаже Илес отправился к брату, по пути поздоровавшись с кем-то. Помощник смотрительницы лазарета провёл Овроллию на последний, четвёртый этаж, где среди двух дюжин пустых коек лишь на трёх лежали больные. Почти в самом конце огромного помещения девушка узнала знакомые цвета на прикроватном кресле. Раненый стражник лежал с раскрытой на груди книгой и тихонько напевал про себя.

– Только недолго, по расписанию у них скоро второй завтрак, – заявил Ариццо. – А затем будет тихий час. В покое организм восстанавливается быстрее.

– Напомните... как его зовут?

– Вирцель.

Девушка медленным шагом направилась в конец зала, провожаемая угрюмыми взглядами двух больных, к одному из которых подошёл лекарь. Стражник, напевая про себя, не замечал постороннюю, а когда заметил, книга упала с постели, и лазарет пронзил крик:

– Добивать! Добивать пришла!

– Правду говорят, в стражу набирают недалёких, – прошептала Ови про себя. – Тише, мессир, я хочу поговорить.

Она достала из-под запаха мантии ласточку и посадила на плечо. Увидев светящуюся голубым птицу, Вирцель словно успокоился, хотя всем своим видом продолжал показывать отторжение к посторонней.

– Вы много раз видели её со мной, – сказала волшебница, присев на соседнюю пустую койку. Больной невольно отстранился подальше, к краю, едва не вывалившись из собственной постели. – Почему в ночь вашего дежурства я была без неё?

– Потому что ты не хотела привлекать ненужное внимание, ведь не только мы дежурили той ночью, – серьёзно ответил он. – И твоё лицо с острым подбородком и выраженными скулами я бы не перепутал ни с чьим другим, особенно помня то, сколько раз ты навещала свою драгоценную диадему.

– Тогда почему я не сбежала при первой возможности, а отправилась спать? Почему руководство академии развязало мне руки для того, чтобы я поймала настоящего преступника? Почему я сейчас здесь, говорю с вами, а не продолжаю скрывать улики?

– Твои аргументы рассыпаются от одного единственного факта. Твоё лицо я бы не перепутал ни с чьим другим. И Борворк, когда первым увидел тебя, воскликнул во весь голос. Кажется, кто-то из дежурных преподавателей слышал это, потому что в стороне лекционного крыла мы, пытаясь урезонить тебя, видели чью-то шляпу. Это был низкорослый профессор, и я уверен, что он слышал наши крики и произошедшее позже.

Девушка задумалась, переглянулась с лекарем Ариццо, поглядывающим за ней искоса, и заявила:

– Это не мог быть магистр Хольбериц, архимаг ему доверяет.

– А ты доверяешь архимагу?

Её застали врасплох. Вирцель, осознавая, что Овроллия не причинит ему вреда, лёг на бок и продолжил:

– Вижу, что нет. Потому что злодеи не доверяют друг другу.

– Ох, так вы выпивали на службе! – вспылила чародейка, но, понимая, что вокруг посторонние, стала говорить тише: – Не тебе попрекать меня или кого бы то ни было!

– У Борворка была болезнь психики после смерти сестры в результате несчастного случая! Не помню, как называется та болезнь, но алкоголь помогал прогонять тоску! Я не пил, можешь проверить в журнале поступивших три дня назад! Ах, дьяволица! – он схватился за живот и лёг прямо. – Целилась в сердце, твоей меткости можно позавидовать! Хорошо, Борворк на издыхании меня дёрнул.

Она какое-то время молчала, рассматривая ворсинки на шерстяном одеяле. Затем сказала:

– Злодейка... то есть я поразила его первым?

– Да, да! – едва не сорвался в крик он. – И Борворк едва успел спасти меня! Тебе же не понять этого! Ты умеешь только отбирать чужие жизни!

– Взгляни на неё, – спокойно сказала Ови, взяв в ладонь ласточку и направив руку к Вирцелю. – Смысл моей жизни – в созидании её.

За спиной девушки, пока чародей переглядывался с птицей, раздались шаги. У постели стражника застыла фигура Ариццо, он сказал:

– Тот, кто создаёт жизнь, не способен к разрушению, Вирцель. Она – художница. Такие разрушают только собственные творения, чтобы однажды создать нечто новое, более совершенное.

– Сговорились?.. – продолжая рассматривать пернатую, проговорил тот. Лекарь осуждающе покачал головой. Вирцель продолжал: – Почему она так на меня смотрит, будто у неё есть интеллект? Это ведь безмозглая иллюзия!

– Ласточка, скажи ему что-нибудь.

Птица молчала. Молчали и люди. На третьем этаже раздались смешки, кажется, веселились полурослики. Овроллия вновь посадила птицу на плечо и сказала:

– Я докопаюсь до истины. Прошу, Вирцель, ради памяти своего друга и напарника, ради самой академии, пусть вы не любите её руководство... Поведайте, что в точности произошло той ночью.

Стражник переглянулся с лекарем, тот кивнул в знак поддержки чародейки. Наконец Вирцель, словно победив в споре свою тёмную сторону, затаившую совершенно справедливую обиду, начал говорить:

– После того, как я потерял сознание, уткнувшись носом в лужу собственной крови, я пришёл в себя уже здесь, спустя неполные сутки. А началось всё за полночь, почти сразу после того, как во дворе едва слышно прозвонил последний колокол, – раненый сделал паузу, положил руки на живот и осмотрел их. – Сначала всё было тихо. Борворк продолжал рассказывать истории из молодости, иногда крича во всё горло и совершенно не стесняясь старшего дежурного. Внезапно его глаза стали большими и стеклянными, будто он увидел что-то в глубине коридора. Я взглянул туда, куда он указал, но не увидел никого...

***

– Говорю же, не спит кто-то ночью! – воскликнул тучный чародей. – А ну как опять эта бестия с последнего курса? Чем ближе выпускной, тем чаще она сюда наведывается на диадему вожделенную посмотреть!

– Ты перепил, уже люди мерещатся, нет там никого, – заметил Вирцель. – Я только ребят в самом реликтории слышу да твоё эхо, гуляющее по коридорам.

– А вдруг украсть решила? Нет, приятель, не позволю! Стой тут!

Едва Борворк тронулся с места, как вдали раздался неприятный скрип. Из-за угла, из соседнего коридора, выплыл аккуратный изящный силуэт в мантии до щиколоток. Голову, укрытую капюшоном, девушка держала в пол, как провинившаяся и получившая наказание; ступала она, несмотря на невысокий рост, тяжело, будто выверяла каждый шаг, высчитывая их количество.