Я присел на корточки и почесал её по животу. Белка от удовольствия начала дёргать задней лапкой.

— Будешь чай? — Дима вскочил и помчался на кухню, не дождавшись ответа. — Сейчас принесу!

Котята проснулись и принялись карабкаться по мне, словно по дереву. Белка пристально за мной наблюдала — чтобы, не дай Преисподняя, её детишки не пострадали.

— Отвали, говнюк! — проорал кто-то заплетающимся языком.

Я осторожно ссадил с себя котят и пошёл на шум. Почти всю крохотную, покосившуюся кухоньку занимал огромный косматый мужик. Его глаза были налиты кровью, он нависал над Димой и размахивал кулаками. Дима сидел на коленях и прижимал к груди какое-то тряпьё. Лишь через пару секунд я понял, что это были тряпичные и вязаные куклы. Ключевое слово — «были». Когда-то. Кто-то их порвал на части.

— Не трогай куклы! — Дима заплакал. — Мне их бабушка сделала!

— Бабка из тебя нытика воспитывает, — окрысился мужик. — Давно надо было тебе всыпать по первое число! Я ей вправлю мозги на место, чтобы не сюсюкалась с тобой как с девчонкой. Но сначала тебя по жопе отхожу. А потом ты сожжёшь эти тряпки, иначе я тебя в детдом сдам!

Мужик — отец Димы — замахнулся, и я запрыгнул ему на спину. Он попытался меня скинуть, но я вцепился в его поднятую для удара руку и направил сжатый кулак прямо ему в лицо. Он не успел среагировать и знатно врезал себе же по кумполу. Заревев от ярости, он начал вырываться, но я держал крепко — и продолжал бить нерадивого папашку его же рукой.

— Маленьких обижать плохо, — приговаривал я. — Маленьких обижать нельзя, иначе они обидят тебя.

Не понимая, что происходит, отец Димы крутился вокруг своей оси. Его гневные завывания перешли в жалобный скулёж. В конце концов он повалился на четвереньки и прикрыл голову свободной рукой.

— Когда твоя бабушка придёт? — спросил я, спрыгнув на землю.

— Вечером, — Дима трепетно прижимал порванных кукол к груди. — У неё сегодня вторая работа. Она подъезды моет.

— Пошли к нам, — предложил я. — Кукол починим. Я, правда, шить не умею. Попросим помощи у деда.

Пока Димин папаша не оклемался и не разбушевался снова, мы свалили ко мне домой. Затребовали у деда нитку с иголками. Он поначалу не особо горел энтузиазмом — явно не хотел отрываться от грядок. Но услышав, что мы собираемся ремонтировать кукол Антонины Палны, сразу же заинтересовался. Несколько часов мы корпели над шитьём, пока дед не объявил перерыв.

— Делу — время, а пожрать — это хорошее дело, — заявил он. — Пошлите борща разогреем.

На второе дед решил пожарить омлет. Бросил кусочек сальца на сковородку, разбил восемь яиц и принялся их взбивать, мурлыкая русские народные песни. Шкворчала сковорода, жужжал миксер, а «Ой, мороз-мороз» звучал всё громче и громче. В общем, в кухне было шумно. Поэтому я сразу и не услышал кошачий визг. Нет, если точнее — услышал, но не понял, что именно. Это походило на тоненький плач, резко сменившийся рычанием. Я замер и усилил слух. Без сомнения — Белка на кого-то грозно гудела, а котята жалобно плакали. Вскрикнул человек, зашуршала сухая трава.

— Что такое? — Дима потряс меня за плечо. — Тебе плохо?

— На Белку напали.

Мы выбежали на улицу. Было тихо, ничего необычного.

— Показалось, — хмыкнул дед, снисходительно похлопал меня по макушке и вернулся на кухню.

— Надо проверить. Можешь подождать здесь, — предложил я Диме.

— Нет, я с тобой, — отрезал тот.

На Димином огороде, очевидно, разразилась настоящая битва. Сорняки были примяты и забрызганы кровью. Коробка перевёрнута, а у Белки на морде длинная царапина. Котята жались к её животу, пытаясь спрятаться под её лапами и хвостом. Белка печально муркала и облизывала котёнка, который не шевелился. Его шея была изогнута под неестественным углом.

— Барсик! — Дима дрожащими руками поднял мёртвого котёнка. — Кто это…

Внезапно лицо Димы ожесточилось. Он с лютой ненавистью посмотрел в сторону кухни и выплюнул:

— Он хотел их утопить!

В его чертах я впервые увидел Людоеда. Перед Димой соткалась иллюзия в виде бутылки водки. От неё исходило ядрёно-жёлтое сияние — признак того, что она смертельно ядовита. Иллюзия поплыла к кухне. Я положил руку Диме на плечо и гаркнул:

— Стоп!

— Он убил котёнка! — выкрикнул Дима. Он потерял концентрацию, отчего иллюзия развеялась.

— Он бы не смог, — я поймал его взгляд, стараясь говорить как можно более убедительно. — Белка получила магические способности. Если я победил твоего отца, то она бы ему горло в два счёта разорвала. Он бы даже приблизиться к котятам не смог.

— Да? — Дима поднял брови домиком.

— Сейчас сам увидишь, — я потянул его к кухне. Внутри было темно, несмотря на то, что за окном — солнечный день. Димин отец валялся в дальнем углу кухни. Если не приглядываться, его можно было принять за груду грязного тряпья. Я включил свет и сказал: — Ни царапины. А на траве была кровь. Белка покусала урода.

— Но кто это сделал? — спросил растерянный Дима.

— Не знаю.

Я соврал. Кто-то подталкивал Диму к убийству отца. Наверное, в прошлой жизни он так и стал Людоедом.

Российская Империя, Москва, Одинцово.

За окном стояли старые тополя, которые не позволяли солнечному свету попасть в квартиру. В комнатах царил мрак. Но словно этого было недостаточно, молодая девушка задёрнула плотные шторы во всех комнатах. Она привыкла жить в потёмках, и её глаза привыкли к темноте. К тому же она запомнила, где находится мебель, и могла бы ходить по квартире с закрытыми глазами. Девушка прошла на кухню и нажала кнопку на электрическом чайнике. Вода начала медленно греться.

Щёлкнул выключатель, и в кухне загорелась одинокая лампочка под потолком, висящая на хлипком проводе. Девушка раздражённо цокнула языком и буркнула:

— Выключи.

— Я ничего не вижу, — возразил Женя.

— Зато я всё вижу прекрасно. Лучше, чем хотелось бы, — огрызнулась девушка. В последнее время ей было тяжело смотреть в зеркало. Она шарахалась от всех отражающих поверхностей. Впрочем, смотреть на брата желания тоже не было. В темноте можно было притвориться, что всё это — страшный сон. И что завтра ей не нужно снова идти на работу — шестнадцать часов на ногах страшно выматывали. Не только физически, но и морально.

— Ангелина, тебе бы отдохнуть… — вздохнул Женя.

— Вот когда повзрослеешь, тогда и будешь советы давать! — фыркнула она. В отличие от брата, она говорила с заметным иностранным акцентом. — А пока… Пока из нас двоих я тяну всё на своём горбу! Думаешь, я об этом мечтала? Убежать из родной страны, скрываться, пахать как проклятая⁈

Ангелина тяжело опустилась на стул и, уронив руки на стол, спрятала лицо в ладонях. Эмоциональная вспышка высосала из неё последние силы. Женя подошёл к ней и погладил по плечу, но Ангелина раздражённо передёрнулась, скинув его руку.

— Давай я пригляжу за мамой? — предложил Женя.

— Зачем?

— Что зачем? — растерялся Женя.

— Зачем за ней приглядывать? — Ангелина подняла голову и скривилась. — Ей всё равно!

— Не кричи, она всё слышит…

— Ничего она не слышит! — Ангелина вскочила и, склонившись к нему, по слогам повторила: — Ни-че-го!

Она выбежала из кухни и заперлась в ванной. Женя остался на кухне в одиночестве. Чайник закипел, и мальчик достал кружку, залил кипятком чайный пакетик. Постояв несколько секунд, он вытащил ещё две кружки и повторил процедуру. Когда чай заварился, Женя выкинул чайные пакетики, расставил кружки на столе и сел. Получилось почти семейное чаепитие.

Выпив чай, Женя пошёл в комнату. Почти всё пространство занимал большой диван, а в дальнем углу притулилась двухэтажная кровать. Женя спал на втором этаже. Но сейчас ему спать не хотелось. Он приблизился к дивану и пристально вгляделся в мамино бледное лицо. В темноте оно выделялось круглым светлым пятном, как луна — посреди ночного неба.

— Мама? — негромко позвал Женя.