Правду говорили. Без приукрашивания. Башню действительно должно было быть видно со всех концов города. Оба конька ее крыши в виде резных плещущихся тигрорыбов-сятихоко, защищающих башню от пожаров, наверное, задевали облака, стоило тем опуститься пониже…
Сам замок тоже впечатлял. Я шел вдоль бесконечного рва, отделявшего его от города, и пялился, не стесняясь, как обычная деревенщина. Три ряда стен, воротные укрепления размерами с иной замок. Целый город за стенами и широченным рвом, скорее похожим на реку. Могучие покатые стены, сложенные из целых скал, крытый черепицей и отштукатуренный добела палисад на гребне стены, с вертикальными бойницами для лучников и треугольными для аркебузиров. Многочисленная охрана на широких мостах через ров, в полном доспехе, с копьями, под белыми штандартами с тремя черными мальвами, гербами дома Токугава. Впечатляющее сооружение. Поджигатель Юи Сосэцу, боюсь, с ним бы не справился. Я в одной страже у четырех пройденных ворот больше полутысячи человек уже насчитал. А сколько таких у остальных ворот? А их, говорят, больше двадцати…
За стеной замка видна зелень между крышами домов — значит, сады есть и там…
Улица и поток людей увели меня прочь от замка. Но башня еще какое-то время громоздилась над крышами, пока я не повернулся к ней спиной.
Я шел за людьми; правильно размеченные улицы, квадратные кварталы, выстроенные как по указке генерала из замка. С Великой башни напоминает, наверное, строй верных войск… Конъятё — квартал красильщиков, Кадзитё — квартал кузнецов…
Люди, магазины, носильщики, строители, стража, магазины, люди, люди, люди…
Я так переполнился впечатлениями, что в меня уже больше не влезало.
И я просто шел-шел и наконец дошел до Нихонбаси.
Я впервые попал на всеяпонский мост, от которого начинается счет расстояний по всем пяти великим трактам. Мост был велик, горбат и широк, со множеством стройных деревянных опор, вбитых в дно реки, — целый лес лиственниц пустили на это дело. На столбиках деревянных перил луковицы точеных наверший, изображающих огоньки свечей — «ложные жемчужины» гибоси, украшение важнейшего моста, дозволенное только Нихонбаси и Кёбаси — еще одному великому мосту ниже по реке, я его переходил, когда шел вдоль замкового рва.
Ровно на средине моста возведен из бамбука же домик для стражи. Река несла лодки под мост, а поток людей, широкий словно река, перенес меня на другой берег, прямо под доски с объявлениями о разыскиваемых преступниках, вывешенные на шестах за бамбуковой оградкой. Народ бурлил. Я полагал, что внутренне готов к столичным толпам, но тут понял, что обманывался. Жизнь в нашем призамковом городе совсем не напоминала этот бешеный поток. Скорее тихое озеро, если не вовсе болото с тиной и жирными ленивыми лягушками. Я раньше никогда не был в Эдо. В свите князя не состоял, с поручением в столичную усадьбу князя послан был впервые. Поэтому чувствовал себя несколько потерянным. Хотя бы потому, что никто не обращал на меня внимания. И встречные пешие воины, и народ попроще, вовсе без мечей, просто проходили мимо, словно не замечая — а может, действительно не замечая.
Мало ли самураев в этом потоке — каждого не поприветствуешь. У нас так было не принято.
Было непривычно, а значит — неприятно.
Вот сильно запахло сырой рыбой и солью. Это вдоль забранного в камень берега реки раскинулся огромный Рыбный рынок… Пахло морской рыбой — торговали рыбаки из залива, поднявшиеся вверх по течению, торговали прямо с лодок и с лотков под навесами. Желающих закупиться, несмотря на поздний час, было еще много — торговали первой макрелью. Говорят, вкусная, желающих полакомиться в достатке.
Захотелось есть. Скоро бы мне уже дойти. Устал, и полдень близится. Жарко уже.
Как попасть в район княжеских усадеб, я и сам понял. Дорога туда вела очень широкая — как раз двум княжеским поездам разъехаться, не уступая дороги и не роняя чести. Да и видно стены высокие вокруг усадеб, красные княжеские ворота и кроны деревьев внутренних садов. Правильно иду.
Народу сразу стало меньше. Простых тут, в общем, и не было. Степенно шли воины, по одному либо парами, по широкой улице, все в богатых воинских накидках поверх кимоно, одетые, словно на смотр; я почувствовал себя неуверенно — после длинного пути не мне, простому пехотинцу, равняться в блеске с этими столичными воинами, да еще с ношей за плечами.
Я знал, что иду правильно. Наша усадьба стояла около канала, дальше от замка, но легко найти, и товары в нее, бывало, доставляли лодками — это я от Ханосукэ знал.
Ну, надеялся, что знал. Спросить дорогу, не уронив чести княжества, тут было совершенно не у кого, я даже пытаться не буду. Не так много тут усадеб…
Вообще-то много. И все похожи одна на другую, и у всех красные ворота. Где же наша? Ни одного знакомого лица. Только на противоположной стороне широкой улицы у заколоченных бревнами крест-накрест ворот стоит стража — пара копьеносцев с гербами Токугава на одежде — и смотрит на меня. Смотреть тут действительно больше не на что. Скучно им. Сам, бывало, так стоял. Ну что ж, терять мне уже нечего, все равно пялятся, и разница в рангах у нас небольшая…
Я подошел к заколоченным воротам — что бы это значило? Болезнь какая или порча? Стражники подобрались — я им поклонился, насколько мог с ящиком за плечами.
— Почтенные господа, — спросил я. — Я только прибыл в Эдо и никогда здесь ранее не бывал. Подскажите, где находится малая резиденция княжества Какэгава?
Они не подняли меня на смех, как я внутренне ожидал, и не погнали прочь, полные столичной спеси, к чему я тоже был готов. Они молча осмотрели меня с ног до головы, задерживаясь взглядами на гербах на моих рукавах, переглянулись.
Оба были сильно младше меня, по их лицам я понял, что задал весьма неудобный вопрос.
— Княжества Какэгава больше нет, — сказал мне тот, что младше, слева. — Княжество распущено уже пять дней как по причине отсутствия наследника. Старый князь препровожден в малое владение на севере, доживать. Управление землями передали родственной ветви Ии. Всех воинов распустили, имущество взято под охрану.
Он кивнул на заколоченные ворота, и я понял, что все-таки нашел нашу усадьбу.
Огромный груз упал с моих плеч — ящик ударился о дорогу, палка носильщика выпала из рук. Я и сам едва не упал. Стражники не двинулись с места, молча глядя на меня. Если и было сочувствие в их глазах, они его хорошо скрывали. И то верно. Служба есть служба. Тут не до сочувствия всяким проходимцам.
Княжества Какэгава больше нет? Нашего княжества?
— Как же так? — проговорил я.
Они не ответили мне.
«Что теперь будет?» — спросил я себя. Нашего княжества — и нет. Что бы это значило?
Некоторое время я видел только забитые бревнами ворота, в которые мне не удастся пройти. А куда тогда идти? Мне же некуда… Я здесь никого не знаю!
Княжество распущено.
И мне действительно некуда идти.
Как же так? Почему распущено? За что? Вели же переговоры об усыновлении молодого человека, дальнего родственника господина нашего князя, я сам слышал…
Не договорились?
Мне-то теперь что делать? Куда?
Как же так? Куда я здесь пойду? Как так получилось? Я же не знаю тут никого…
— Попробуй обратиться к прежним союзникам Какэгава, — вдруг произнес один из стражников, тот, что справа, постарше. — Может быть, они помогут. Или дождись новых хозяев. Возможно, они будут набирать людей в новые имения.
— Да, — проговорил я. — Возможно. Но когда это будет?
— Этого я не знаю, — ответил тот, что постарше. — Может, через месяц, может, дольше.
— Вот как, — проговорил я.
Я, видимо, очень долго еще там стоял, собираясь с мыслями. Потому что молодой сказал:
— Тебе лучше идти. Или мы должны будем тебя прогнать.
Да. Действительно. У них же служба.
— Спасибо, простите, — пробормотал я, озираясь. Подобрал палку, вскинул ящик на плечо — какой же он тяжелый. Мгновение постоял, собираясь, и пошел прочь, туда, откуда пришел.
