Не знаю, какой вклад внесла война во вкус этого пиршества, может быть, тяги к неповиновению троих присутствующих было более чем достаточно.

Время от времени молодой человек, прислуживавший нам, покидал палатку, там его выворачивало, но он возвращался бледный, но решительный. Старик Такэдзо посочувствовал его горю, на что господин Садовник заметил, что по сравнению с тем, что было с ним в пути, юноша чувствует себя неплохо. Это сейчас он извергает воду из верхней половины тела, а в пути было наоборот.

От оценки местного сакэ перешли к обсуждению завозимого сюда из царств южных варваров вина — ягодного напитка, который я еще не пробовал. Узнав это, господин Садовник велел подать к столу этот ягодный напиток, и мы его пробовали сами и напоили слугу — старик Такэдзо рекомендовал в качестве лекарства от расстройства желудка. И так мало-помалу напились до утраты чинопочитания и связности речей, которые все тянулись и тянулись, и прервал их только резкий вой раковин — боевой сигнал, прозвучавший в ночи.

— К оружию! — воодушевленно воскликнул старик Такэдзо. И это было достойным завершением замечательного застолья.

Я схватил меч, господин Садовник поднялся из-за стола, опершись на взятое копье, а старик Такэдзо уже кричал нам с улицы, что осажденные изволили атаковать нас сами!

На улице предутренняя туманная тьма, разорванная светом факелов, звон мечей и крики дерущихся где-то совсем рядом. Холодный и сырой воздух омыл лицо, протрезвляя. Господин Садовник строил своих воинов и слуг в жидкую линию, а старик Такэдзо, возбужденно раздувая ноздри, вдыхал сырой запах битвы.

— Они уже рядом, — возбужденно предупредил Такэдзо.

И на нас напали!

Они вынырнули из белой тьмы с белыми флагами за спинами, а на флагах черные кресты! Крестоносцы! Они врезались в наш ряд, заскрежетали доспехи о доспехи, все заорали разом, и я заорал, молотя мечом по плоским шлемам нападавших, напрочь позабыв все, чему меня учили. Господин Садовник колол через головы своих воинов, а старик Такэдзо вдруг повернулся влево и ударом деревянного меча в лицо остановил первого из обошедшей наш короткий строй кучки людей. Он подбросил своей деревяшкой меч другого и полоснул его по горлу коротким мечом, раскроил голову еще одному, а там уже подоспели я и господин Садовник и, орудуя своим оружием, как женщины иглами, остановили прорыв сбоку, едва не обернувшийся гибелью каждого из нас.

Нападавшие кончились, мы стояли, тяжело дыша, пялились в непроглядную тьму, где выла, каталась и трещала мечами о доспехи невидимая толпа. Господин Садовник встал из-за стола в доспехах, но без шлема, и теперь вытирал пот из-под взмокшей налобной повязки.

Наши раненые начали просить о помощи. Господин Садовник выделил пару слуг им в помощь.

Потом мимо нас, едва не по нам, во тьму проскакала бесконечная конная лава, ожившая тьма в доспехах, где-то впереди многоголосый вопль дал нам понять, что она достигла цели.

Потом мы стояли там, ожидая неизвестно чего до самого рассвета, когда солнце осветило равнину разгромленного ночным нападением лагеря. На стенах замка ликующие крестоносцы поднимали белые флаги с черными крестами и палки с отрубленными головами, прихваченными из нашего лагеря.

Господин Садовник отправил гонца в расположение командования выяснить ситуацию и получить приказы.

Гонец вернулся через час.

— Командующий князь Итакура убит, — сообщил нам господин Садовник. — Наши потери ужасны. Сотни убиты во сне. Еще тысячи разбежались по лесам. Если бы не всадники, не знаю, чем бы все кончилось. Что будет, непонятно.

— Если они вытворяют такое на голодный желудок, то что будет, если их накормить? — не на шутку задумался старик Такэдзо.

Словно в ответ со стен замка доносились ритмичные выкрики, песни и радостный смех.

Мы уныло молчали.

— Я хочу испортить им настроение, — неприятно оскалившись, бросил старик Такэдзо. — Это просто оскорбительно! Нужно испортить им настроение.

— Что, сэнсэй? — удивился я.

— Они прервали мой ужин, — поморщился Такэдзо. — Эти крестоносцы. Будет справедливо, если я испорчу им настроение за завтраком. Я намерен вкусить первую пищу этого дня у них на виду, чтобы им их голодные животы в узел скрутило!

— Это опасно, сэнсэй.

— Мы здесь именно для этого!

— Это безрассудно, почтенный Сэммэй. Нас просто расстреляют, — рассудительно заметил господин Садовник.

— Это как раз весьма рассудочно. Голодному со сна тяжело прицелиться. Мы почти ничем не рискуем.

— И все-таки я возьму с собой десяток лучников, — проговорил господин Садовник.

Так все и решилось. И мне довелось поучаствовать в знаменитом Завтраке у рва, который все уцелевшие участники не без гордости вспоминали всю оставшуюся жизнь.

Мы прошли через лагерь, в котором соратники уныло собирали убитых, старик Такэдзо шел первым, зубасто кланяясь всем встречным, господин Садовник с копьем наперевес, я шел следом со стопкой вложенных друг в друга походных столиков для перемен блюд, а затем слуги с провизией и выпивкой, заботливо согретой в бамбуковом ведерце с горячей водой.

Мы опять были абсолютно пьяными, потому что Такэдзо уговорил нас выпить по одной-второй-третьей на дорожку. Иначе мы могли и не пойти.

Всяк в лагере, увидев нас, бросал то, чем занимался, и провожал нас недоуменным взором. А потом шел за нами следом. Когда мы достигли передовых рогаток, только восстановленных после ночной атаки, за нами тянулась уже изрядная толпа.

Такэдзо без лишних слов перебрался через рогатки, выбрал на краю сухого рва место, не слишком плотно утыканное стрелами и не слишком сырое от пролитой крови, где мы и расположились на брошенных циновках. Я расставил столики, слуги расставили на столиках чашки с рисом и дайконом. Потом открыли жареную по-походному, с дымком, рыбу, и даже у меня заурчало в животе от восхитительного аромата. Господин Садовник всегда ценил хорошую кухню.

Веселье на стене разом оборвалось, когда там учуяли этот потрясающей силы аромат.

Над валунами стены показались нестриженые, лохматые головы, и все как один с голодными яростными взглядами.

Я мгновенно протрезвел и понял, что нам конец. Тут мы теперь все и останемся.

— Ну, начнем, пожалуй, — произнес удовлетворенный произведенным впечатлением Такэдзо и налил господину Садовнику, тот, как положено по вежеству, налил мне, а я — старику Такэдзо.

Во всеобщем молчании мы выпили по первой. Старик хищно щелкнул палочками и взял первый кусочек рыбы.

— Три перемены! — возвестил он. — Три перемены блюд, иначе решат, что мы пришли на праздник сытыми, а это невежливо.

Осажденные были так поражены, что мы успели доесть первую перемену, нисколько не пострадав.

Но как только мы перешли к вареным гребешкам, стрела со стены едва не выбила чашку из руки старика Такэдзо.

— Приступайте, — скомандовал своим лучникам господин Садовник, не отнимая ото рта поднесенную чарку, и выпил под щелканье тетивы.

Вторая перемена пошла под посвист стрел.

— Все-таки лучнику следует хорошо питаться, — Такэдзо задумчиво выдернул стрелу, пришпилившую его рукав к циновке. — Иначе он становится бесполезен.

Стрела расколола блюдо с третьей переменой прямо у меня в руках.

— Полагаю, это ясный знак, — произнес господин Садовник, — что нам пора покинуть это пиршество.

— Как можно! — возмутился Такэдзо. — Еще рано! А как же моти со сладкой бобовой пастой? Я настаиваю!

Его слова были полны таким детским возмущением, что мы невольно рассмеялись.

А вокруг уже шло настоящее сражение.

Свидетели нашей трапезы, что пришли вслед за нами ко рву, уже сами стреляли из-за рогаток, и собравшаяся на стене замка толпа вела перестрелку уже, скорее, с ними. Стрелы летели над нами как птицы, бросая на нас мимолетные тени. Прогудела сигнальная раковина, и выбежавшие из-за рогаток пехотинцы расставили перед нами ростовые щиты на опорах, по которым тут же застучали стрелы, а со стены донесся крик, полный возмущения.