Ему стыдно? Крепко сжимает пальцы, переплетенные в замок между коленями. Костяшки белеют.

— И она родит мальчика? — тихо спрашивает Варя. — Да? Мальчика?

Я аж вздрагиваю от этого вопроса, потому что слышу в нем страх и отчаяние, ведь все всегда хотят мальчиков. Особенно папы.

Роман открывает глаза и смотрит на Варю прямо и твердо:

— Это еще что такое?

— Вы ведь хотели мальчика с мамой… — сглатывает Алинка. — А родились мы…

— Не припомню такого, чтобы я говорил подобное, девочки, — Роман не моргает. — Родились вы, и я был счастлив, — делает паузу и хмурится, — что это вообще за разговоры о мальчиках?

Он переводит темный и возмущенный взгляд на меня.

Он считает, что это я транслировала такую мысль девочкам?

Нет, вслух я ничего подобного не говорила, но да, во мне тоже сидит мысль, что мужчинам очень важны сыновья. Ведь они, по мнению многих, продолжают род.

Сколько сейчас в глазах Романа злости.

— Я вам не раз говорил, — он вновь смотрит на Алинку и Варю, — что вы мои дочери. Мои любимые девочки. Мои наследницы. И что никого дороже вас для меня нет.

— Но Наташа беременна, — шепчет Варя, моргает и по щеке катится слеза. — И родит мальчика…

— Я бы предпочел, чтобы она никого не рожала, Варюш, — голос у Романа, как натянутая струна.

— Может, ты бы предпочел с ней не спать?! — не выдерживаю я и говорю на повышенных тонах. — А? Тогда бы она никого и не родила!

Я замолкаю также резко, как начала.

— Да, логичное замечание, Лер, — отвечает Роман. — И не поспоришь.

Вновь воцаряется молчание.

Варя и Алина переглядываются и опять растерянно смотрят на Романа. Не верят. Мозгами они переработали слова, а душой не верят.

— У нас будет совместная опека, — после продолжительной паузы говорит Рома. — Повторяю, я все еще ваш папа, и я продолжу участвовать в вашей жизни.

— Ты разлюбил маму? — пищит Алинка и всхлипывает. — Разлюбил маму, да? Ты ее больше не любишь?

— Нет, не разлюбил. Все немного сложнее, девочки…

Варька вскакивает на ноги и швыряет маленькой диванной подушкой в Романа, который без труда ловит снаряд.

Кричит. Без слов, без ругани и оскорблений. Просто кричит, будто ей палец отрубили. Алинка сидит бледная и с круглыми глазами. Съеживается вся и зажмуривается.

— Варя, — я встаю и делаю шаг к дочери, — милая…

Еще несколько шагов, попытка обнять, но меня отталкивают. Алинка на диване прячет лицо в ладонях и дрожит.

Я могла все это предотвратить. Могла оставить дочерей в счастливом неведении. Сердце рвется.

— Варя! — Роман повышает голос.

— Пошел ты! Пошел ты! — верещит Варя и кидается прочь из гостиной.

Роман бросается за ней.

Алинка покачивается из стороны в сторону.

— Ты куда собралась?!

— Я не хочу тут быть! Пусти! Козлина! Ты мне больше не отец! Вали к своей Наташе! пусть она тебе лежачего инвалида родит!

— Милая, — присаживаюсь к Алинке, а она отворачивается, прижав ладони к лицу. Касаюсь ее волос. — Я рядом.

— Ты больше для меня никто! — в истерике кричит Варя. — Ненавижу тебя! Пусти! Не трогай меня! Нет! Отвали!

— Предательница, — шипит Варя на Алинку, которая сидит напротив нее за столом.

— Варь, хватит, — ставлю на стол керамическую пузатую кастрюлю с густой наваристой солянкой. — Не надо так говорить с сестрой.

— Но она предательница, — Варя щурится на Алинку, которая молчит в ответ на нападки старшей сестры.

— Хватит, Варя! — повышаю голос. — Хватит!

Отбрасываю полотенце и отворачиваюсь от стола, прижав пальцы к губам.

Алинка выбрала отца. И к нам с Варей приезжает в лучшем случае на пару дней в неделю. И когда она появляется, а потом покидает нас, то Варю рвет на части ревностью, обидой и злостью.

И она ее больше не называет младшую сестру по имени. Только предательницей.

Психолог разводит руками и говорит, что сейчас для девочек важно время для осознания происходящего.

Но я так боюсь, что мои дочери возненавидят друг друга и потеряют ту связь, которая была между ними, когда мама и папа были вместе.

Я ожидала того, что девочки вдвоем обидятся, вдвоем откажутся общаться некоторое время с отцом, но все получилось иначе. Они отвернулись друг от друга, поссорились и теперь стали врагами, а я ничего не могу сделать.

И Роман тоже.

Он пытался Алине сказать, что ей стоит сейчас побыть со старшей сестрой, со мной, но она уперлась в своем решении уйти с отцом и все.

— Прости, мама, — тихо говорит Алина. — Варя не со зла.

У меня крылья носа вздрагивают, и глаза наливаются слезами. Прикусываю кончик языка.

— Пошла в жопу, — рычит Варя. — Мерзкая гадина…

— Варя! — взвизгиваю я в отчаянии и резко разворачиваюсь к ней. — Хватит! Она твоя сестра! Не надо говорить сейчас те слова, о которых ты потом пожалеешь! Слышишь?

— Не пожалею!

Алинка тяжело вздыхает, встает и подхватывает половник. Разливает солянку по мискам.

— Ты и папе с его шлюхой также супы разливаешь? М?

Два месяца ада.

Кто-то говорит, что после того, как мы получим свидетельство о разводе, станет легче. Девочки поймут, что мама и папа не шутки шутят, а действительно разошлись, и что нет смысла что-то друг другу доказывать.

— Я не буду есть с тобой за одним столом!

Варя встает. Ножки стула скрипят о плитку.

— Варя!

Выбегает из кухни, хлопает дверью.

— Я за тобой сейчас не побегу, Варя. С сестрой так нельзя! Слышишь? — выглядываю из кухни. — Она твой самый близкий человек!

— Больше нет! Не сестра она мне!

Очередной хлопок дверью, и я смотрю в пустоту. Меня потряхивает.

Я ожидала другого. Не того, что две сестры, которые липли друг к другу, как два магнита, вот так рассорятся.

И это, вероятно, моя вина.

Надо признать, что у Алинки в силу обстоятельств ее рождения и первого года жизни с Романом сложилась именно так связь, которая прощает все.

Я потеряла первый год ее жизни, и вот результат. Она будет с Ромой, потому что фраза “папина дочка” — это не шутка и не кокетство.

— Мам, давай кушать, — шепчет Алина, — а то остынет.

Я оглядываюсь и в материнском отчаянии говорю:

— Я люблю тебя, доченька.

— А я тебя, — слабо улыбается, — но… я буду с папой, мам.

Даже если мне сломают руки и ноги, сдерут кожу, пропустят через мясорубку, а после посыпят солью, то это не сравнится с тем, что испытываю я сейчас.

— Ты обижаешься, да?

— Нет, — катится слеза по щеке, — нет, милая, не обижаюсь. Мне просто очень грустно, понимаешь? Вы ссоритесь… Алина, Варя тоже хочет к папе. Она очень по нему скучает. По тебе скучает, но…

— Я знаю, — Алинка кивает. — Я тоже скучаю по Варе. Мам… — ее глаза блестят от слез. — Я не отказываюсь от вас.

— Я знаю, — киваю и торопливо смахиваю слезы с щек. — Прости… Я что-то расклеилась.

В тот день, когда Варя кричала Роману, что она его ненавидит, Алина молча, как в трансе, покачалась, не реагируя на меня, а затем встала и сказала, что поедет с папой. Будет с ним жить.

И в глазах отпечаталась отчаянная отрешенность. Она папина дочка, и за папой хоть в ад спустится.

— Ты, правда, не обижаешься?

— Нет, — сглатываю. — Он твой папа, Алина. И он хороший папа, и его есть за что любить, — поджимаю губы и выдыхаю. Небольшая пауза. — Конечно, я по тебе очень скучаю, Алина, и да, даже плачу, но ты уже можешь сама принимать решения, с кем тебе жить.

— Но я все равно тебя люблю, — Алина всхлипывает.

— Иди сюда, — протягиваю руку.

Обнимаю ее. Крепко-крепко. Прижимаюсь щекой к теплой макушке. Я могу давить на чувство вины и сыграть манипуляциями, чтобы вернуть младшую к себе под крыло, но я не стану. Я люблю ее и понимаю, почему она осталась с отцом. Не из-за ненависти ко мне.

— Я тоже часто плачу, — сипит Алина. — Мам… А Варька теперь навсегда меня ненавидит?