— Зажралась ты, — в ушах стоит голос мамы. — Теперь он будет содержать тебя и после развода. Вот это ужас.. И что ты тут разыгрываешь из себя всю бедную и несчастную? Твои школьные подруги одни тащат детей, мужей, а ты сидишь и охаешь, какой Рома мудак? Наверное, выходишь в свою оранжерею и в шелках рыдаешь, да?

— Ты мне завидуешь, что ли? Он меня без дочери оставил!

— Да хоть у кого-то мозги работают! Да и что с тобой рядом сидеть, Лера? Ты же малахольная!

Наверное, мама мне завидует. Мой отец никогда не зарабатывал много, никогда не отличался большими амбициями, и мама была вынуждена работать наравне с ним. И даже зарабатывала больше него.

Но мой отец не изменял.

Потому что было лень? Потому что полежать на диване для него было куда приятнее, чем тратить энергию на потрахушки с левыми женщинами?

— Моя мама сегодня, наверное, с горя напьется, — прячу свидетельство о расторжении брака в сумку.

— Мне насрать на твою маму, — Роман ослабляет галстук, — теперь уже официально, — разворачивается ко мне, — одна радость. Теперь мне надо терпеть эту грымзу из-за того, что она твоя мамуля. Нахуй твою маму, Лера, — обнажает зуб в оскале. — Даже не верится, что теперь я могу в пешее эротическое послать все ее вечные просьбы каждое, блять, лето ремонтировать то ее квартиру, то ее дачу.

— А она так тебя защищает, — хмыкаю я. — Ты для нее идеальный зять. И ведь она поддержала твою идею, что я могла проглотить твои измены…

— Мне пора, — Роман обрывает моя гневную речь и спускается по лестнице, одернув полы пиджака. — Поговори о своей маме о том, как она любила бывшего зятя, с психологом.

Я открываю рот, чтоб рявкнуть в его прямую спину, что он козел, но понимаю, что это глупо.

Он же сказал, что не будет со мной вести разговоры о том, какой он моральный урод, и мне надо это принять.

Наблюдаю за тем, как он размашистой походкой направляется к парковке, и глотку распирает ком слез.

Он мне больше не муж.

Нас развели.

И это не шутка.

Это не сон.

Это реальность.

Мы развелись.

Роман сворачивает к своей машине, оттягивает рукав пиджака и смотрит на наручные часы, а после исчезает в салоне авто.

Мы теперь — бывшие муж и жена.

Спускаюсь на одну ступень. Я выдержу. Я смогу без него. Я сейчас не осяду на ступеньку и не разрыдаюсь. Если я себе это позволю, то уйду на дно.

А Романа рядом не будет. Он меня не вытянет.

— Лера, — обращаюсь к себе шепотом, — держись, милая.

Варя насупленно смотрит на свидетельство о расторжении брака. Часы на стене зловеще тикают.

Тик-так.

Тик-так.

За окном тоскливо и пасмурно.

А когда мы с Романом официально вступили в брак, то было солнечно. Ни одного облачка на небе, а сейчас оно затянуто тяжелыми серыми тучами, которые никак не выпустят из себя дождь.

Варя касается указательным пальцем уголка свидетельства, хмурится, а после одергивает руку и молча встает.

Отворачивается от меня, но не уходит.

Сжимает кулаки и медленно вдыхает.

Наверное, и она не верила в то, что мама и папа действительно разведутся. Подростковая надежда ярче и упрямее взрослой.

— Варя, — вздыхаю я.

Мне бы встать, подойти и обнять дочку, но у меня нет сил. Меня будто придавила бетонная плита. Я вообще хочу сейчас лечь у стола, лежать и наблюдать за секундной стрелкой.

Тик-так.

— Варя, все будет хорошо.

— Не будет, — обреченно шепчет она и сжимает кулаки крепче. Аж вздрагивает. — Без папы не будет…

Закрываю глаза.

Вышла бы я за Романа, зная, что меня ждет в браке с ним через пятнадцать лет?

Я бы, наверное, совсем не вышла бы замуж. Родила бы для себя от случайного мужчины и тихо-мирно жила бы.

— Варя, — открываю глаза и смотрю в поникший затылок дочери. — Я, конечно, могла принять решение твоего папы надеть накладной живот, сделать вид, что это ваш братик, придумала бы небылицы, в которые бы вы и все другие поверили…

Варя оглядывается, и я по ее глазам вижу, что я зря была с ней честной. Она бы предпочла ложь и иллюзию того, что в нашей семье все хорошо и что будет внезапное пополнение.

И я понимаю ее, потому что сейчас я сама не хочу сидеть за столом, на котором лежит свидетельство о расторжении брака.

Но это есть цена честности и правды.

— Накладной живот? — едва слышно повторяет Варя.

— Да.

— Папа не хотел развода?

Выдерживаю секунду молчания. Какова вероятность того, что в груди Вари сейчас прорастает росток разочарования во мне, как в матери, которая могла спасти ее мир.

— Нет, не хотел, — честно отвечаю я, — но такое предложение, Варь, меня оскорбило, как жену. Как женщину. Как мать. Это его ребенок. И это последствие его ошибки.

Слабо звучат мои оправдания.

Варя могла бы меня понять, будь постарше и будь у нее опыт в отношениях. Сейчас она смотрит на меня с позиции испуганной девочки, которая лишилась отца и младшей сестры, с которой она была очень близка.

После моей исповеди она теперь знает, что я могла предотвратить трагедию ее подростковой жизни. Сыграй я в игру Романа, то Алинка бы была рядом, и они бы даже не подозревали о том, что на самом деле происходит.

— Представь, что мальчик, который тебе нравится…

— Мне никто не нравится, — тихо отвечает Варя и не отводит от меня укоризненного взгляда.

— Ладно, — прячу свидетельство о расторжении брака в папку, — давай попробуем иначе. Представь, что твоя подруга Лена…

— Я с ней больше не дружу.

— Дослушай меня! — повышаю голос. — Не перебивай. Представь, что твоя подруга Лена втайне от тебя пошла гулять с другими девочками! С теми девочками, с которыми у тебя вражда. Лена хорошо погуляла, но наступила в собачье говно! И приходит к тебе и говорит: Варь, мы же такие хорошие подруги. Помой мои туфли о собачьего говна!

Я резко замолкаю, потому что так громко кричу, что сводит голосовые связки. В горле начинает першить.

Я все-таки сорвалась.

Варя молчит.

— Прости, я не должна была так кричать, — прижимаю холодную ладонь ко лбу. — Варюш, мне сейчас сложно, а ты ведь уже девочка взрослая.

— Я хочу сегодня к папе, — голос у Вари бесцветный, — и Алинке.

— Что? — сипло спрашиваю я. Мне словно дали резкую и пощечину. Замираю. — Зачем?

Вот и вторая дочь решила сбежать от истеричной матери?

— Ты же говорила, что я могу видеться с папой, — бесцветно шепчет Варя. — Приезжать в гости. Ночевать. И даже жить.

Наблюдаю на крыльце, как Роман пытается забрать у Вари сумку с вещами. Она дергается от него в сторону, затем следует долгий зрительный контакт, после которого Варя все же отдает сумку отцу.

Почти швыряет.

Тот вздыхает и торопливо обходит машину. Перед тем как открыть багажник, он задерживает на мне острый и внимательный взгляд.

Это взгляд не о тоске или сожалении. Он вообще не об эмоциях.

Это изучающий и сканирующий взгляд.

Роман сейчас оценивает, насколько я в себе. Ему пришлось со мной научиться выискивать и замечать во мне тень, которая может меня сожрать.

Я поэтому и вышла, чтобы показать ему, что я держусь. Если бы я поступила, как мне хотелось, а именно вытурить Варю из квартиры, а самой запереться в комнате, то думаю для Романа это стало звоночком.

В прошлый раз я тонуть начала именно с момента, когда молча заперлась в комнате, и Роману пришлось выломать дверь.

Со мной в порядке, милый.

Насколько это возможно для женщины после развода.

Варя прячется в салоне машины.

Роман ведь мог прислать за ней водителя. Хотя нет. Не мог. Сейчас ему важно показать, что он сорвется в любой момент и самолично прикатит за любимой доченькой.

Я должна отпустить дочерей без обид и ревности. И без обвинений, что они бросили меня и что они меня не любят.