— Что ты…

— Что это за… вещь? — прохрипел Луйс.

Иду словно окатило холодной водой, когда она, опустив взгляд, заметила, что так привлекло внимание Луйса. Глупая девчонка.

— Это кулон, Ишас сделал для меня.

— Мм, понятно, — на секунду на лице мелькнуло некое разочарование, но он быстро овладел собой и уже сухим, безжизненным голосом и ничего не выражающим тоном произнес:

— Красивое, можно посмотреть?

— Да, думаю, да, — неуверенно произнесла Ида, все еще не понимая и не находя объяснения происходящему. В и без того запутанных мыслях добавились вопросы. Но она сняла кулон и протянула Луйсу.

Он как-то неуверенно, будто боялся чего-то, взял и его глаза расширились.

Но Ида этого не заметила, потому что именно в этот момент в кузницу вошел Ишас. Он был весь в крови.

Проклятье.

Глупец! Ты же ощутил эту волну, к чему было так подставляться. Еще мгновение и… Ты узнал этот символ, но не поверил. Какова вероятность, что в жизни есть место такому совпадению. Утраченный символ былых цивилизаций. Вот почему она так долго не слышала голос. Вот почему я не мог дотянуться до ее мыслей. Лилия. Этот юноша не так прост, вот только мне неясно, кто он. Как просто смертный, сын кузнеца забытой Создателем деревни, узрел и выковал настолько совершенное, настолько великое… нет, ты не можешь поддаться искушению. Твой удел — искушать. У тебя есть цель и ничто не способно заставить свернуть с намеченного пути. Иначе все будет продолжаться из года в год, из века в век, из эпохи в эпоху. Ничто. Слышишь, ничто. И как можно скорее. Ты же чувствуешь, как жизнь смертного влияет на тебя. Эта оболочка, эти условности, это уподобление — ты теряешь себя. Не ровен час узришь чувства. Сумасшествие. Ты чуть было не поверил, что в твоей груди возникло сердце и ты слышал его биение. Глупец. Это смертное тело не должно предать твой высший разум и расстроить планы. Действуй. Но символ… его отпечаток все еще застыл на моей руке. Вера, Надежда и Милосердие.

— Ишас! — Ида забыла обо всем, что было до, о своей слабости, о произошедшем секунду назад. — Ишас, ты…

— Все в порядке! Со мной все хорошо.

— Но ты весь в крови…

— Это не моя, присядь, это на тебе лица нет, ты бледная как моя смерть. — усмехнулся Ишас, но сделав шаг, скривился.

— Дай я посмотрю! Да у тебя же нога… Ишас, твоя нога. — Ида испуганно посмотрела на Ишаса.

— О! Досадно! — Ишас прошел вперед, но на ногу старался не смотреть, хотя уже ощущал боль. — Проклятый волчара! Ты представляешь, отродясь крупнее лисицы, случайно забредшей в курятник, здесь не было зверей. А тут такие огромные, Создатель, Ида, ты бы их видела! Ростом с корову!

— Опять твои сказки? — недоверчиво покосилась Ида.

— Нет, я серьезно! Огромные! – повторился Ишас. – И не один, двоих только парни с Пятачка уложили, одного я. — Ишас свалился в кресло, в котором еще минуту назад лежала Ида.

— Один?

— Неприятно слышать такое удивление в твоем голосе. Ты совсем в меня не веришь!

— Прости, просто это как в худших сказках.

— Да, я тоже не сразу осознал реальность происходящего, пока эта зверюга на меня не пошла. Глазища во! — Ишас соединил концы пальцев обеих рук, изображая круг размером с тарелку. — Стоит, смотрит, выжидает, не шевелится, только порыкивает.

— Я теперь точно не усну! — засмеялся Ида, качая головой, подыгрывая рассказчику.

— Ой, прости, Ид, я не подумал, тебе и так снится всякое, — продолжил все так же серьезно Ишас, будто и не заметил, что Ида сомневалась в правдивости его слов.

— Все в порядке. Это он тебя так? — она указала на разодранную голень. — Тут повязкой не обойтись, как бы швы не потребовались, кровь не останавливается, — крепче прижав тряпицу, Ида завертела головой в поисках еще одной — эта насквозь пропиталась кровью.

— Да брось, какие швы. Это волку швы накладывайте. У него пасть разодрана. — Ишас усмехнулся и откинул голову на спинку кресла, тяжело выдохнув.

— Хвастун! Сядь нормально, дай обработаю пока. Луйс, дай мне… а где он?

— Кто? Луйс? — вскинулся Ишас.

— Да, он только что был тут, — растерянно пробормотала Ида.

— Я и не заметил!

— Странный он какой-то!

— А я говорил!

— Что говорил?

— Ой, — подскочила Ида, — ты когда…

— За водой ходил, чтобы рану промыть. — Луйс передал ей миску с водой и чистую тряпку. — Схожу за Месидас.

Когда он снова вышел, Ида с Ишасом еще какое-то время смотрели на закрытую дверь, пытаясь дать разумное объяснение случившемуся. Тишину нарушил Ишас.

— Говорил же, странный!

— Да… ладно, давай сюда ногу! И не смей ныть!

— Чего? — завопил Ишас.

— Того! Будет щипать!

— Переживу! И вообще дай я сам.

Ида отпрыгнула от него, убрав руку за спину.

— Сиди спокойно и запомни этот день, потому что я больше не буду за тобой ухаживать.

Ишас промолчал, лишь наклонил голову, чтобы Ида случайно не заметила его растерянность и легкое разочарование.

Ида, поняв, что сопротивления больше не встретит, присела перед Ишасом и стала аккуратно вытирать кровь вокруг раны, прижимая другой рукой сам разрыв. Ишас сжал зубы, но заметив, как нежно и с какой заботой Ида стирает красные следы его победы, застыл. Он смотрел сверху как трепетали ресницы, как она поджимала губы, будто чувствовала его боль, как волнение отражалось в ее быстро вздымающейся груди. Он смотрел и перед его взором проносились картины будущего, которое, как бы он ни желал, никогда не смогло бы осуществиться. В его будущем нет места ни любви, ни теплу. Он заслужил своим появлением на свет лишь презрение. Он не знал ни ласки, ни нежности, поэтому считал, что сам не способен дарить счастье другим. Одиночество — его судьба, его искупление, его покаяние. Он мог лишь украдкой в такие мгновения поддаваться слабости и мечтать, что, возможно, в другой жизни он бы заслужил прощение и позволил бы себе раскрыть то, что спрятано глубоко в душе за тысячей замков и под маской беззаботности. Он не успел отвести взгляд, когда она подняла голову и словно заглянула в его на секунду распахнутую душу. Тогда маска безразличия и паяца вернулась на свое место. Он растянулся в привычной, ставшей такой родной, игривой улыбке:

— Ну что, жить буду?

— Да, — на секунду ему показалось, что не этого вопроса она ждала. Ему показалось, что хрупкая надежда разлетелась на тысячи осколков и больно ранила ее — выдали поджатые губы. Она всегда их поджимала, когда не получала того, чего ждала. — Если кровь остановится.

— Обещай, что не будешь плакать и держать траур всю жизнь, обещай, что проживешь ее счастливо и так, как…

— Эй, размечтался! Так легко не отделаешься! Сейчас тебя заштопают и тебе придется терпеть меня еще как минимум… хм, как минимум, — Ида задумалась, прижимая палец к подбородку и оставляя красный след.

— Я согласен на вечность, — тихо, чуть дыша, произнес Ишас.

— Ты отчаянный!

— Да, есть такое. — тут его взгляд упал на стол: — А почему ты сняла кулон?

— Ой, точно! Луйс попросил посмотреть, наверное ему понравилась твоя филигранная работа и он завидует, что ему ты такое не куешь. — Ида поспешила надеть кулон, но от Ишаса не ускользнуло ее секундное замешательство. И он не мог не заметить волнения, которое проскользнуло в ее движениях при упоминании Луйса.

— Ну ему и не снятся странные сны, от которых нужно защищать. Хотя, судя по тому, что было, не особо кулон помогает, — Ишас хотел отшутиться, но у него это не вышло.

— Я думаю, дело не в кулоне, Ишас. Мы слишком взволнованы, чтобы думать и делать выводы. У меня в голове все смешалось, слишком многое происходит и мы точно что-то упускаем. Тебе нужно отдохнуть.

— Нам нужно отдохнуть. Тебе в первую очередь. Пойдем завтра к горе? — неожиданно даже для себя предложил Ишас. — Помнишь, как раньше? Забудем на день обо всем, представим, что ничего не произошло и все как прежде?