— Он вышел, я могу помочь? — незнакомец казалось не заметил ее замешательства и как ни в чем не бывало продолжил складывать инструменты в ящик. Он больше не смотрел на нее, но Ида все еще не могла пошевелиться. Его тень. Он сам был как тень. — С тобой все в порядке? Э-эй! — он сделал шаг в ее сторону и помахал рукой, Иде показалось, что стены сужаются и вот-вот задавят их, прихлопнут как муху. Перед глазами начали прыгать темные точки. — Эй, ты слышишь? — он продолжал приближаться, и Иде хотелось сжаться в комок и исчезнуть, стать маленькой мышкой и скрыться от него в маленькой темной норке. Этот контраст света и тьмы сдавливал ее тисками. Ей казалось, что с каждым шагом незнакомец становится выше, больше, шире, все вокруг замедлилось, а другие картины перед глазами закружили с такой скоростью, что невозможно было понять: видения это или воспоминания, они кружили, кружили, ускорялись, на фоне слышался голос, не принадлежащий этому миру, сцены из прошлого, огни, люди, лица, снова огни, солнце, свет, тьма, кружит, кружит, кружит, вспышка, красные глаза.

— Ты слышишь? — все звуки резко пропали, комната перестала крутиться, а свет стал обычным и больше не слепил яркостью.

— Создатель! — она не поняла, крикнула вслух или все случилось в том же сумасшедшем видении, но сердце колотилось так, будто все было здесь и сейчас, она видела, но что? Это были те же глаза, но сейчас на нее смотрели зеленые, с легким оттенком желтого, когда солнце сквозь окна отражалось в них. Откуда взялись эти картины? Неужели она сходит с ума?

Приходя в себя, Ида поняла, что незнакомец держит ее за плечо, вероятно, пытаясь привести в чувство.

— Да, простите, все… все хорошо, извините, — она опустила глаза на руку незнакомца, все еще с силой сжимавшего ее плечо.

— Уверена? По тебе не скажешь, я решил, что… дать воды? — незнакомец резко отпустил ее и отошел на шаг, хотя смущенным не выглядел.

— Нет, спасибо! А мы… мы не виделись раньше?

— Сомневаюсь, я в деревне не так давно и особо никуда не хожу, печь и огонь лучше того, что ждет за дверью.

— Извините, мне просто показалось, что я могла вас где-то видеть или слышать, — последнее Ида прошептала уже под нос, не оставляя попыток вспомнить что-то, что так нагло ускользало от нее. Вопрос о том, что за дверью, она подавила.

— Бывает, но я бы запомнил! — как-то неоднозначно он произнес эти слова и подмигнул ей, протягивая руку!

— В каком смысле? — растерялась Ида.

— Память хорошая, — снова подмигнул незнакомец. — Я Луйс, — он все еще держал руку протянутой, но улыбка постепенно сходила с лица.

— А, ой, меня зовут Ида, — она пожала его руку, снова ощутив необъяснимую дрожь. Его руки будто слегка обожгли ее, но он же весь день работает с огнем, неудивительно, что кожа была горячей.

— Странные люди, добровольно лишают себя своего «я», — с усмешкой произнес Луйс, возвращаясь к ящику с инструментами.

— Что? — потирая ладонь, спросила Ида, не совсем поняв, что Луйс имел в виду.

— А, ерунда, не бери в голову! Размышляю вслух. Очень редко встретишь человека, который представляясь говорит «Я такой-то такой-то», все говорят о том, как их зовут другие. Но ведь имя принадлежит самому человеку. Он и его имя — одно целое. Имя — его душа. А человек добровольно даже таким сакральным бросается налево и направо, будто и не нужно вовсе. А ведь в именах столько значения, столько смысла. Кто мы без имени? Этот как родную мать вместо слова мама называть женой отца.

Ида стояла и только хлопала глазами. И ведь правда, почему она раньше этого не замечала и не задумывалась над этим. Но растерянность быстро исчезла, Иде даже захотелось поспорить с ним. Что-то словно восстало, взбунтовало перед этим человеком, который почему-то решил, что умнее других.

— Но ведь человек не должен думать только о своем «я», как же тогда «мы»? — ей отчаянно хотелось выразить свое несогласие, Ида сама не понимала, откуда в ней возникло это чувство.

— «Мы» без «я» существовать не может. Человек не сможет принести пользу этому «мы», если сам себя не будет уважать. Рано или поздно он станет злым, обиженным, одиноким и какую пользую такой человек принесет этому вашему «мы»?

— Ну, если он будет все делать для мы, то и они будут делать все для него — какое тогда может быть одиночество? — Ида чувствовала, как распаляется.

— Никто не делает ничего и ни для кого просто так. Даже в этом твоем, казалось бы, радужном и светлом «я для мы» и «мы для я» отражается корысть. Когда одно «я» перестанет делать что-то для вашего «мы», как скоро они исключат его и перестанут делать что-то для него? А? Вот, нечего ответить, потому что всегда было, есть и будет только «Я». «Мы» — это иллюзия, просто скопище «я», объединенных общими интересами и возможностями, иллюзия доброты и безвозмездности. Не ответь добром на добро и в тебя полетят стрелы.

— Я не согласна! — не унималась Ида. — Возможно, вам в жизни только такие и встречались, но вы не думали над тем, что причина в вас? Вы ждете награды за добро и считаете, что все такие же, как вы!

— А кто сказал, что я делаю добро? — от того, как он произнес эти слова, у Иды зашевелились волоски на шее и на руках, ей в моменте показалось, будто в его глазах блеснул огонь.

— О, ты пришла? — эту звенящую тишину нарушил вошедший Ишас, — Отец говорил, что ты придешь за серпом. Но не думал, что ты так рано. — Он остановился, словно не мог понять, свидетелем какой сцены стал: новый помощник буравил взглядом Иду, растягивая губы в лукавой улыбке, Ида же стояла с таким выражением лица, будто сейчас взорвется тирадой гневных реплик, разнося все вокруг в пух и прах. Ишасу прекрасно это знакомо, но сейчас что-то в ней было не так. Ему показалось или в ее глазах отражается тень страха?

— Да, они решили выйти с Моссом пораньше, чтобы к заходу солнца сделать большую часть. У коротышки вечером именины, вот и сегодня хотят пораньше закончить. — Ида отвернулась от Луйса и вернула самообладание, стерев с лица последние капли недосказанности и гнева, смешанного с чувством беспокойства — почему ее так встревожило — и улыбнулась Ишасу как ни в чем не бывало. Луйс продолжил собирать инструменты, будто моментально забыл обо всем и будто в кузнице больше никого не было. Ида с Ишасом задержали взгляды на нем, потом переглянулись и пожали плечами. Ишас закатил глаза, мол, он всегда такой странный и непонятный.

Они не видели, как ухмылялся Луйс, повернувшись к ним спиной, и в его глазах плясали красные огоньки.

***

«Вы не думали, что причина в вас» — какой забавной ты ее создал, Отец, мне даже будет жаль нанести вред этой наивной детской мечтательности. Она действительно верит в свет. Она излучает свет. Я давно не встречал в мире людей такого сияния. Наверное, если бы не замысел, я бы забрал ее с собой — уж больно она забавная. Хотя все дело в возрасте, возможно, просто она как маленький щеночек, который мил до тех пор, пока не вырастет. Пока твой идеальный мир не пропустит ее через жернова несправедливости и предательства, пока не дарует ей потери и разочарования. Пока не осчастливит болью и разбитым сердцем. Вот и она со временем обретет эту черствость и жестокость. Она не исключение. Избранная, но не исключение. Такая же смертная. Такая же грешная. Я докажу. Пора.

Всепожирающее пламя взвилось до небес. Оно повсюду. Не сбежать. Не скрыться. Языки огня с лихим азартом рвутся ко всему, словно годами томились в закрытой печи и оголодали. Горит. Горит. Сжигает. Снизу пламя, сверху палящее солнце. Так близко. Так жарко. Огромный шар чистого огня. Почему она тянет руку? Бесстрашно. Ледяное пламя. Испепеляя все вокруг, не трогает лишь ее. Миг — и она в центре выжженного круга. Бескрайнее поле черной золы. Секунду назад был свет, сейчас осталась мгла. Нет ни деревни, ни полей пшеницы, реки засохли, снега на вершинах растаяли и горы осыпались прахом. Боль. Резкая, всепоглощающая боль. Горит. Льдом обжигает все внутри. Горит. Боль.