— Я горжусь тобой, папочка, — произнесла Аленушка. — И очень-очень люблю.
Глава 17
Часть 15
Профессор Снейп исчез из Хогвартса совершенно неожиданно. По опросам казалось, что он просто растворился в воздухе при большом скоплении народа, практически все говорили, что профессор только что был здесь, а между тем ни в его покоях, ни дома в Паучьем тупике не было ни следа зельевара. Помещения казались не только вымытыми, но и продезинфицированными.
Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор не вовремя вспомнил, что все клятвы, которые давал Снейп, были завязаны на одно-единственное условие — безопасность сына Лили Эванс, а так как тот официально погиб, то и обеты посыпались с зельевара подобно прошлогодней листве, что было уже очень плохой новостью, потому что где взять еще одного такого дурака, готового надавать обеты, Альбус Дамблдор не знал. Как будто этого было мало, появились проблемы на факультетах. Они были еще небольшими, но грозили перейти во что-то совсем нехорошее.
Мстительная Сьюзан Боунс, отлежавшись после тетушкиного воспитания, поделилась с подружками простой мыслью, пришедшей ей в голову еще во время «воспитания» и полностью оформившейся к окончанию второго часа лежания, ибо на этот раз тетушка сил не пожалела, не учтя, правда, характера своей племянницы. Мысль, высказанная юной Боунс, довольно быстро овладела барсучьим факультетом, начав активно распространяться.
— Девочка-которая-выжила, — шептали очередные губы в очередное ухо. — Она спасла нас от Пожирателей и Того-кого-нельзя-называть. А ее убили последователи его самого, иначе зачем было травить и убивать нашу спасительницу. Ну и Поттера заодно убили, потому что он ее защищал.
— Точно, — понимали всю логичность слуха, что для слухов было, вообще говоря, необычно, очередные головы. И информация бежала дальше. В свете этой информации исчезновение Северуса Снейпа было более чем логично, ведь он единственный девочку не травил.
Каким образом этот слух дошел до Министерства, история умалчивает, но он-таки дошел, и когда до Амелии донесли эту информацию, что-либо делать было уже поздно — Хогвартс тихо бурлил. Три факультета поглядывали на четвертый с явно гастрономическим интересом, не забывая и своих деканов.
Когда от Помоны начали шарахаться даже старосты, женщина заподозрила неладное, приказав старосте девочек явиться к ней. Когда же та не явилась и через пятнадцать минут, женщина отправилась в гостиную факультета. Увиденное заставило ее застыть на пороге: девочки плакали, не отпуская старосту. И старшие и младшие девочки вцепились в старосту и рыдали, как будто ее… В этот момент кто-то из девочек увидел декана факультета, которую немедленно вынесло прочь визгом и стихийным выбросом присутствовавших детей.
— Не поняла, — констатировала мадам Спраут, обращенная детским выбросом в очень маленькую собачку. — Поппи, спаси! — закричала она, увидев огромного и явно голодного кота.
— Ладно, спасу, — вздохнула явившаяся на такой мощный выброс школьная медсестра, — хоть ты и не заслужила.
Факультет Слизерин отправил зов о помощи родителям. Тем бы просто забрать детей и отправиться восвояси, но нет, взрослые чопорные маги явились разбираться. Собственно, это и взорвало ситуацию. Хогвартс, увидев толпу взрослых магов, загудел, подобно осиному гнезду, полному раздраженными насекомыми и…
— Слизни подмогу позвали! — выкрикнул какой-то гриффиндорец, безумный в своей отваге. — Они хотят нас убить, как Гермиону!
— Бей слизней! — истошно закричал ничему не учившийся первокурсник. Теперь, правда, факультетов было три. И если Гриффиндор расчехлял бейсбольные биты, то вороны обладали знаниями и хорошей памятью, а профессор Флитвик атаки от своих не ожидал. В следующее мгновение все смешалось в Большом зале, дети шли на врага, в своем понимании, конечно, но шли. Проблема осложнялась еще и запретом аппарации в Хогвартсе, хорошо хоть домовики самых сообразительных растащили по домам, а вот все остальные сошлись в битве. И некому было их остановить, ибо профессор Дамблдор задерживался по причине обстипации,[1] а всех остальных профессоров связали обладавшие хорошей памятью вороны.
— Бей слизней! За Гермиону!.. — Великому Светлому, вспомнившему далекие сороковые, стало от этого клича… нехорошо.
***
Вернувшая себе речь Гермиона порадовала домовиков, убедившихся в правильности своих мыслей, ибо человек в далеком мире действительно близок настолько, что лечит детей. Зелья, правда, принимать приходилось, но девочка не капризничала, у нее, как и у Гарри, была цель. К этой цели дети шли, забывая покушать, если бы не домовики, ну и папа Саша, конечно, и сестричка Аленушка. Девочка теперь тоже приходила в сны, слушая папу, рассказывая сама и слушая рассказы Гермионы и Гарри.
— Значит, первый том вы осилили, — кивнула Аленушка. — А о чем там рассказывается?
— Об устройстве мира, — ответила Гермиона. — О том, как все устроено, откуда берется магия и как связаны разные миры. Сло-о-о-ожно!
— Но нужно, — проговорил Гарри, учиться очень даже любивший, в основном, благодаря папе Саше, конечно.
— Молодцы, что вы это понимаете, — Березкин-старший обнимал своих детей. — Кушать не забывайте.
— Мы бы забывали, но домовики не дадут, — улыбнулась Гермиона.
— Ох, дети, — улыбнулся Саша, не забывая гладить тянувшихся к нему Гермиону и Гарри, а Аленушка видела, что для них значит ее папа, отчего тянулась и сама к ним обоим. Ночь за ночью они становились единым целым, семьей, разделенной сном.
Второй том пошел уже легче, как и третий, Гермиона и Гарри забросили все, они читали весь день, чтобы ночью побыть с папой и сестренкой, а домовики видели, что их юные хозяева уже почти не здесь. Это и было одним из условий, важным условием, ибо «дети, не нужные в двух мирах» доселе домовикам не встречались, обязательно находился кто-то, кто мог их обогреть, но только не для этих двоих.
Даки решился рассказать об этом чуде старейшине. Очень старый домовик, помнивший, с чего все началось, и когда-то давно обнаруживший возможность все изменить, с интересом слушал совсем молодого по эльфийским меркам Даки. Давно прошли те времена, когда он верил в чудо, и вот теперь совершенно неожиданно появился шанс, маги в равнодушии своем буквально приговорили двух детей.
— Значит, говоришь, они совсем одни? — спросил, наконец, старейшина.
— Да, — кивнул Даки. — В этом мире они совсем одни, но на границе миров… Они уходят туда каждую ночь, чтобы быть с теми, кто им дорог, кто стал им семьей.
— Это страшно, ты понимаешь? — произнес старый домовик. — Это очень страшно, когда дети… так. Ты говоришь, девочку чуть не убили?
— Очень сильно напугали, она не ходит, а совсем недавно еще и не говорила, — ответил домовик, которому было безумно жаль этих детей.
— Испытание может быть очень страшным, — как будто самому себе сказал старейшина. — Ты это понимаешь? Готов ли ты обречь их…
— Я им все расскажу, — вздохнул Даки, а потом внезапно решился. — И буду рядом, когда…
— Мы все будем рядом, когда, — проворчал старейшина. — Возможно, нас и услышат.
Домовики искренне надеялись на то, что у детей получится, ведь это был шанс на прощение и для них. Когда-то давно их народ обидел некое существо, о котором молчали легенды, и был наказан, жестоко наказан, по мнению Даки, но вот теперь… Домовик решил, что будет рядом с этими детьми, что бы ни случилось, даже если ему будет угрожать гибель, он будет рядом. Где-то в неизмеримой дали раздался тихий звон. Первый шаг был сделан.
Разбираясь в написанном, Гермиона медленно понимала, что им предстоит. И им, и папе Саше, и даже сестричке Аленушке. Осознав написанное в четвертом томе, девочка заплакала. Гарри все не мог успокоить свою Гермиону, но она, наплакавшись, уснула, чтобы продолжить лить слезы уже во сне. Даже на руках у папы. Даже, когда ее обняли все.