— Что случилось, Миона? Отчего ты так плачешь? — не выдержал Саша, прикрикнув на девочку.

      — Это будет испытание, мы должны будем отказаться от чего-то важного, но не от друг друга, — произнесла Гермиона, цепляясь за папу Сашу. — И мы с Гарри, и ты, и… Аленушка… Но я не хочу, чтобы вы что-то теряли, чтобы вам было плохо…

      — Папа, а, может, нашлепаешь Миону? — поинтересовалась Аленушка. — Миона, нельзя решать за других, может быть, терять надо будет для нас совсем неважное, откуда ты знаешь?

      — Я испуга-а-алась! — ответила кудрявая девочка. — Если хочешь, отшлепай… Только…

      — Глупый ребенок, — вздохнул старший Березкин. — Я не думаю, что у нас отнимут что-то, без чего мы не выживем. Главное, что мы будем вместе, а остальное переживем.

      — Честно-честно? — Гермиона заглянула в глаза папы и несмело улыбнулась, а он гладил ее своей теплой ладонью и очень надеялся на то, что у детей все получится. Где-то в неведомой дали раздался звук лопнувшей струны. И второй шаг был сделан отважными детьми, наступало время решений.

Запор это на латыни

Часть 16

      Ноги Гермиона почувствовала как-то внезапно. На что-то надеявшийся Гарри массировал ее каждое утро, что-то вычитав в медицинской книжке, показанной ему папой Сашей. Девочка уже почти смирилась с тем, что не ходит, но именно в это утро почувствовала, как Гарри нежно, а потом все с большим усилием гладит ее бедра и ноги, ощущение было необычным, девочка даже зажмурилась, отдаваясь этому ощущению.

      Гарри же почувствовал под пальцами рефлекторное сокращение доселе не подававших признаков жизни мышц и обрадовался. Он чувствовал, как Гермиона отвечает на прикосновения, понимая, что все получилось — самая близкая девочка на свете будет ходить. Мальчик не оперировал понятием «любовь», время для этого еще придет, для него была важна Гермиона, а как называется то, что они испытывают друг к другу, Гарри совершенно не интересовало. Суть-то никуда не делась.

      — Ай! — Гермиона поджала ноги, когда Гарри пощекотал их, а потом широко открыла глаза, подвигав ими. — Гарри… — прошептала она. Это было, пожалуй, чудо.

      — Ты будешь ходить, — очень ласково улыбнулся ей мальчик, сверкая счастливыми глазами. — Но не быстро, сначала надо, чтобы ты к ним привыкла, а потом не перегрузила сердечко, понимаешь?

      — Да, — девочка, конечно, хотела всего и сразу, но это же Гарри, он не может ошибаться. Так считала девочка, абсолютно доверяя своему мальчику, впрочем, отвечавшему ей тем же.

      — А сейчас мы пойдем умываться, — Гарри старался больше улыбаться своей девочке, потому что она начинала улыбаться в ответ, что очень радовало его. У Гермионы была очень красивая улыбка, описанных выдающихся вперед резцов у девочки не было, да и странно, если бы были в семье стоматологов-то. Наверное, та Роулинг, которая в мире папы Саши описала Гермиону, за что-то не любила девочку. Впрочем, и в этом мире доставало людей, не любивших девочку, начиная, как оказалось, с ее «родителей», что было очень, очень грустно. Впрочем, Гермиона старалась об этом не думать, а Гарри имел в виду всех, кто не Гермиона.

      Позавтракав, дети вернулись к последнему оставшемуся тому. Пятый том почему-то немного пугал обоих, но останавливаться было нельзя. Наградой служила возможность обрести папу и Аленушку, ставшую уже настоящей сестренкой. Именно Аленушка придумала учиться ночью, рассказывая про уроки и как они проходят, а днем потом Гермиона и Гарри делали домашние задания, это было скорее игрой, но…

      Папа Саша видел, что дети становятся все ближе друг к другу, поэтому надеялся на то, что у них все получится. Для товарища майора важными были дети, без всего остального он вполне мог обойтись. Для Аленушки, ставшей более улыбчивой, важными были Березкины. А для Гермионы и Гарри… У них и были только папа Саша и Аленушка.

      — Даки? — удивился Гарри, не вызывавший в этот раз домовика. — Что-то случилось?

      — Даки пришел рассказать, — ответило волшебное существо. — Ваш ритуал, он не только поможет вам…

      — Мы слушаем тебя, — Гермиона отодвинула том, самостоятельно усевшись, что у нее уже получалось, а во сне получалось даже ходить. В реальности папа запретил пока ходить, сказав, что сердце надо нагружать медленно.

      — Ваш ритуал подарит эльфам свободу, позволив вернуться домой, — пояснил домовик. — Или не подарит, это неизвестно, потому что высшие сущности непредсказуемы. Даст ли он вам возможность соединиться — это тоже неизвестно, но…

      — Это шанс, — кивнул Гарри, обнявший Гермиону. — Мы поняли тебя, но твое признание ничего не изменит. В этом мире у нас нет ничего, кроме страха и боли. А там… Там папа и сестричка. Мы на все готовы, чтобы быть с ними.

      — Спасибо вам, — поклонился Даки, исчезая.

      — Папа предполагал — домовики нам помогают не просто так, — пожал Гарри плечами. — Так что все логично. Их уход ничего не изменит и никого не убьет — весь мир как-то без слуг обходится.

      — Ты прав, — улыбнулась Гермиона, представив Хогвартс без домовиков. Картина получалась интересная, особенно интересно было, как будет выкручиваться Дамблдор.

      Ночью папа Саша согласился с детьми, концепцию слуг он не особенно принимал, сказывалось воспитание. Оставалось совсем немного времени, что немного страшило и папу Сашу, и Аленушку, и Гермиону с Гарри. Страх перед какими-то испытаниями был очень силен, пугая своей неизвестностью. Запершись в своем доме, дети совсем не следили за происходящим в мире, можно сказать, мира для них просто не было. Не было сидевших в тюрьме Грейнджеров, искренне не понимавших, за что их так, не было забывших о Поттере Дурслей, так и не понявших, зачем они кого-то запирали в чулане, не было ни грустно сидевшего в шаре Волдеморта, ни замученного проблемами Дамблдора. Их совсем не интересовал Хогвартс, половина которого обреталась в Мунго по причине тяжелых повреждений… Ни Гермионе, ни Гарри все эти люди и маги были неинтересны, для них существовали только они сами, их цель и папа с Аленушкой. Сами того не понимая, дети отторгали этот мир.

***

      Ритуал воззвания… Доступный только тем, кто уже не хотел принадлежать миру, кого ничто в мире не держало, у кого не было никого и ничего… Этот ритуал никто никогда не придумывал, он существовал с момента создания мира, не только этого мира, правда. Для него было достаточно искреннего желания детей одного мира и детей другого. Непредсказуемый ритуал…

      Эта ночь была последней, назавтра Гермиона и Гарри готовились провести ритуал, к которому они готовились многие месяцы. Именно этот ритуал должен был поставить точку в вопросе — быть Березкиным вместе или же… Нечеловеческие сущности или даже силы примут это решение, возможно, само Мироздание. Дети этого не знали, не знали этого и эльфы, не знал и Саша… завтра все решится.

      Саша обнимал Гермиону, Гарри и Аленушку, искренне надеясь на то, что завтра они обнимутся уже в реальности, чтобы не расставаться. Дела были завершены, люди на случай чего, предупреждены… Аленушка жалась к Гермионе и Гарри, будто стараясь запомнить их руки, а товарищ майор… Не отговаривал.

      — Страшно, папа, — призналась Гермиона. — Просто очень страшно.

      — Отчего тебе страшно, доченька? — спросил хорошо помнивший наставления медиков Березкин-старший.

      — Страшно оттого, что не позволят нам быть вместе, — произнесла девочка, зарываясь лицом в папину рубашку. — Я так этого боюсь…

      — Не надо бояться, — погладил ее товарищ майор. — Мы все равно вместе, все будет хорошо.

      — Если не позволят, это будет ужасно несправедливо, — прошептала Аленушка, цепляясь за Гермиону и Гарри. — Просто фу, как несправедливо.

      — Справедливость придумали люди, — вздохнул офицер, чувствуя, как уходит их время и подступает неизвестность. — Для того, чтобы не так страшно было жить.