— Доберёмся, — твёрдо заявил Пушкиндт, словно речь шла не о преодолении дистанции в несколько тысяч километров, а о походе в булочную через дорогу. Точно таким же тоном Молотов некогда произнёс знаменитую фразу: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!».

Воодушевленные железобетонной уверенностью сыщика путники вновь тронулись в путь. Но всё же с опаской поглядывали по сторонам: ведь местные крокодилы вовсе не обязаны разделять убеждённость Михаила Варсонофиевича.

Этой ночью беглецам повезло — они не встретились с «ужасом Северной Австралии». Пушкиндт пошутил:

— Может местные крокодилы чтут шаббат, не охотятся?

— Вообще-то уже несколько часов как воскресенье, — поправила шутника Анна. — Скоро рассветёт.

— А поэтому следует подумать об убежище, — сказал Боб. — Надеюсь, мы оторвались от собак. Но вот вертушки днём могут доставить нам массу неприятностей. Поэтому пока заляжем, переведём дух. А там видно будет.

06 часов 32 минуты 17 секунд.

Залегли на острове, заросшем густым, словно борода Пер-Ноэля, кустарником. Укрылись в маленькой то ли пещерке, то ли вымоине.

Только выбрались из воды, Аннет как завизжит:

— Боже, что это?! — И тычет пальцем куда-то вниз, в район своих лодыжек.

— Ноги, — с прямотой акына ляпнул Пушкиндт. — И надо признать, весьма красивые.

— А на ногах-то что?! — не унималась перепуганная девица.

— Я бы сказал туфли, но понимая, что шутки никто не оценит, скажу прямо: это пиявки.

— И возможно, наш сегодняшний завтрак, — вмешался в беседу Боб, снимая черных извивающихся червяков с изящных женских ножек.

— Есть эту мерзость?! — едва вновь не сорвалась на визг Аннет.

— Почему нет? — удивился каскадёр. — Пожарим и слопаем. Чистый белок. Колбаса, увы, здесь на деревьях не растет. А нам необходимы калории. Иначе скоро ноги не сможем таскать. Помните, отчего погиб Роберт Бёрк? От голода и истощения.

— Легко вам говорить, — захныкала Анна. — Вы, французы, привыкли ко всякой гадости.

— В смысле? — не понял Робер.

— Ну, лягушек там, устриц разных едите.

— Началось, — надулся француз. — А в Эквадоре едят морских свинок. В Корее — собак и живых осьминогов, в Китае — гусениц и ласточкины гнёзда, в Африке — термитов, в Гонкоге — мозги обезьяны, в Перу — крыс, в Камбодже — тарантулов, в Мексике — клопов…

— Довольно! — зажмурилась от отвращения девушка.

— А мой Дед, между прочим, — никак не желал останавливаться знаток экзотических блюд, — всё это пробовал во время своих скитаний по свету. Меня, правда, так ни разу и не соблазнил… Но сейчас у нас нет особого выбора. Поверьте, пиявки — не самый худший вариант. Затерянным в океане морякам порою кожаные ремни есть приходится.

— Но они же противные, — глядя на пиявиц, брезгливо поморщилась Анна.

— Вообще-то, жареные пиявки — польское национальное блюдо, — не смог удержаться, чтобы не блеснуть эрудицией Пушкиндт. Явил свою начитанность: — Об этом ещё Алексей Толстой писал, в «Петре Первом». Готовят их так. Берут молодого и главное нежирного гуся, сажают на него пиявок. Дают им напиться крови. Затем вместе с гусем помещают в духовую печь. Там они отваливаются от птицы и дальше жарятся на сковороде. Говорят — пальчики оближешь.

— Вы что, сговорились что ли? — нахмурилась Аннет. — Я что вам тут, вместо того гуся что ли?

— Ну что вы, — замахал руками Пушкиндт. — Вы у нас — райская птица. Кстати, встречаются они исключительно на острове Новая Гвинея. Это здесь рядом, через Торресов пролив.

— Райская птица? Это курица что ли?

— Ну что вы! Райские птицы относятся к отряду воробьинообразных… А если вспомнить творчество вашего прапрапрадедушки, то вас можно смело величать Фрикеттой. Ведь это прозвище одной из любимых героинь Буссенара. Фрикетта — не что иное как женское производное от прозвания другого персонажа писателя — Фрике[38]. Того самого, Виктора Гюйома, парижского гамена, о похождениях которого рассказывается в книге, что лежит сейчас в рюкзаке у Боба… А настоящее имя Фрикетты — Лили Робер. — Робер Робер вздрогнул, а Пушкиндт лукаво усмехнулся: — По-моему, весьма символично. У нас в экспедиции два Робера!

Боб смутился, Аннет залилась краской — знать, её очаровательную головку посетили некие матримональные мыслишки.

— Ладно, юные райские птицы и галльские петухи, — обратился к спутникам Пушкиндт. — Предлагаю разделить обязанности. Боб, как самый опытный сурвивалист[39], разводит огонь и готовит завтрак, мы с Аннет — фильтруем воду. После завтрака — отдых. Мужчины — посменно дежурят.

План приняли единогласно.

Уже через пятнадцать минут измотанные ночным марш-броском путники уминали запечённых в углях пиявок. Гарниром служили муравьи-ткачи — Боб отыскал их гнездо.

— Какие кислючие, — морщилась Аннет. Она давила насекомых пальцами и, зажмурившись, отправляла щепотками в рот.

— Витамин С, — сказал Робер. Он не тратил времени и сил на приготовление «муравьиной кашицы», ел инсектов живыми. — Аскорбинка. Очень полезно.

Сытый Пушкиндт вновь развёл заумные алалы:

— А если бы мы направились не на север, а на юг, то в пустыне смогли бы полакомиться медовыми муравьями.

— Медовыми? — удивилась Анна.

— Да. У муравьёв этой группы есть специальная каста — «муравьиные бочки». Они в своих раздутых брюшках, хранят запасы жидкой углеводной пищи, которой время от времени кормят сородичей. По вкусу, говорят — чистый мёд. В Мексике их, кстати, так и называют: «земляной мёд». Эти удивительные муравьи живут глубоко в земле, а по размеру и форме напоминают виноградины.

— Вы это у Бусенара вычитали? — поинтересовался Робер.

— Почему у Буссенара? — надулся русский. — Я и энциклопедии иногда полистываю. — Выдал сентенцию: — Чтение — развивает! — Сопроводил строкой из любимого Пушкина: — O skol'ko nam otkrytiy chudnyh gotovyat prosveshchen'ya duh…

На этой поэтической ноте и закончили трапезу. Запили фильтрованной водой и разошлись по постам: Аннет и Пушкиндт отправились спать, Боб — стеречь их покой.

— Ничего-ничего, — успокоил он порывавшегося «по-честному тянуть жребий» русского, — я в дороге от Санкт-Петербурга до Австралии неплохо выспался. Могу теперь пару суток обходиться без сна.

Насчет пары суток Боб, конечно, приврал. Не прошло и часа, как он начал клевать носом. Даже тренированный поджарый стантмен нуждался в отдыхе. Столько всего навалилось за последнее время. И не только физическая усталость, но и моральная.

Робер Первый (так его теперь в шутку величал Пушкинд; вторым номером проходила Райская птица-Фрикетта-Лили Робер-Аннет) привалился спиной к тонкому деревцу, опёрся на заостренную зеркальным ножом и, по примеру первобытных охотников, обожженную на огне деревянную пику, и потихоньку-помаленьку, точно в трясину, стал погружаться в муторное забытьё.

Выползал бы огромный крокодил из воды чуть тише или чуть быстрее, глядишь, и проснулся бы каскадёр в его утробе, как некогда незадачливый герой детского стишка мистер Дилли, имевший неосторожность вместе со своим дружком мистером Кроком раздразнить голодную рептилию.

08 часов 27 минут 04 секунды.

А может Боба спасло то, что сидел он довольно-таки далеко от воды.

Так или иначе, но всплеск, вызванный выползающим из воды пресмыкающимся, вырвал сознание Боба из полудрёмы. Рефлексы включились, как лампочка Эдисона. Трюкач сработал на автомате. Сознание ещё не включилось, а тело уже реагировало. Сколько раз эта выработанная годами упорных тренировок способность выручала Боба во время съёмок сложнейших трюковых сцен.

Не выпуская из рук самодельную пику, Робер перекувырнулся через спину, сразу встал на ноги. Острые, что скальпели, зубы хищника клацнули перед самым носом француза.