Литмир - Электронная Библиотека

Выдержки из моего личного дневника:

«Сегодня вечером я ознакомил Лукулла и Мурену со своими планами. Легионы должны попасть из Азии в Пирей морским путем. Для этой цели я реквизирую большую часть флота Лукулла. В Афинах у нас будет время, чтобы пополнить припасы и запастись свежими поставками продовольствия, а также забрать остальных солдат. Жизнь в Азии оказалась для них слишком приятной — они теряют форму.

Лукулл согласился со мной в этом вопросе, но был уязвлен и удивлен, когда я сказал ему, что оставляю его и Мурену в Азии с отрядами Фимбрии в гарнизоне. Я подчеркнул, что это важное и ответственное назначение на случай, если я потерплю поражение в Италии, жизненно важно, чтобы Азия встала за меня.

Лукулла я так и не убедил. Я не мог сказать ему правды. Его честность и преданность делали это невозможным. Я знаю безжалостную роль, которую буду вынужден играть в Италии; и я слишком забочусь о Лукулле, чтобы заставить его выбирать между лояльностью к Республике, как он ее понимает, и преданностью командиру, который к тому же его друг. Когда-нибудь, думаю, он поймет и будет мне благодарен».

«Афины устроили нам триумфальный прием. Трудно поверить, что в последний раз я вступал в этот город как непримиримый завоеватель. Были речи, цветы, разбрасываемые на улицах, праздничные оды, в которых обо мне говорилось как о втором Александре Македонском. Оракулы в один голос пророчат мне дальнейшие великие победы. Людей и продовольствия обещали дать в избытке. Собралось еще больше благородных беженцев из Рима, чтобы присоединиться ко мне. У меня здесь нечто вроде второго сената, если, конечно, я желаю им воспользоваться».

«Приготовления идут стабильно, и осень не за горами. Я рад этому вынужденному досугу. Подагра, приступ которой случился со мной в Эфесе, усугубилась, и ее не скрасила даже жизнь роскошного безделья. Я нашел некоего врача-грека по имени Эскулапий, хорошо осведомленного человека, который ручается мне, что теплые ванны в Эдепсе на Эвбее[137] излечат мою болезнь. Эдепс, как я слышал, фешенебельный курорт, часто посещаемый актерами и писателями. Возможно, Эскулапий также имел в виду и это, когда давал мне совет?»

«Возвратившись из Эдепса в Афины этим утром к реалиям жизни, я позабыл обо всех своих болячках. Меня ожидал ответ на мое письмо от так называемого Римского сената. Он предложил мне забыть прошлое, уладить спор с Цинной и гарантировал мне личную безопасность, если я пообещаю расформировать свою армию и удалиться на покой. Чего они надеялись этим достичь, я не мог себе представить.

Я отправил быстрым курьером сегодня в полдень единственный возможный ответ: категорический отказ. А что еще мне оставалось делать? Чего еще они ожидали? Я слишком далеко зашел, чтобы повернуть обратно».

«Некий молодой человек по имени Аттик приехал повидаться со мной в Афины и привез мне редкое сокровище. Какой-то сомнительный собиратель книг продал ему большое количество рукописей, которые раскопал в подвале. Они находятся в печальном состоянии — запятнаны плесенью, порваны, погрызены крысами, но они, без сомнения, представляют собой работы Аристотеля и Теофраста[138], которые считали потерянными навсегда. Семейство, которое владело ими, не видело никакой пользы в подобных вещах, и все эти сокровища гнили в пренебрежении год за годом.

Аттик занялся расшифровкой и перепиской, и я потратил много времени своего досуга, читая результаты его трудов со все увеличивающимся вниманием и восхищением. Здесь, наконец, у Аристотеля, я нашел высказывания, родственные моим мыслям. Рядом с ним Платон, в кого Тиберий Гракх так фатально верил, кажется бестелесным призраком.

Я не могу также забыть, что великий ученик[139], для которого Аристотель впервые собрал свои труды, к кому были обращены слова, которые я читал, сам лично общался с мудрецом. Пока я сижу здесь, а у меня не идет из головы мой приближающийся роковой поход, я постоянно думаю об Александре. Перед ним тоже вставали большие препятствия, но он их преодолевал. Его имя навечно покрыто славой. И он был сыном божьим».

«Зима. Сегодня в Афинах выпал снег, и под призрачным небом — тишина абсолютная. Но ничто не может испортить мое приподнятое настроение. До меня дошли вести о смерти Цинны. Он убит, как того заслуживал, своими собственными солдатами. Цинна находился в Анконе на восточном побережье, контролируя посадку трех легионов на корабли, следующие в Грецию. Они взбунтовались; ничто не могло заставить их предпринять это путешествие или иметь в конечной перспективе встречу со мной в бою. Какой-то центурион нанес Цинне смертельный удар кинжалом. Это судьба.

Верно, боги сражаются на моей стороне. Теперь в Италии не осталось ни одного опытного военачальника. Те, кто поднял мятеж, дезертировали. Я часто думал о тех тридцати тысячах солдат, с которыми я надеялся завоевать Италию. Это казалось задачей почти свыше человеческих сил. Но теперь, наконец, я смею открыто надеяться».

«Хрисогон никогда не отходит от меня, всегда под боком: он стал моей тенью, молчаливым близким другом. Люди не доверяют ему, как не доверяли бы они лемуру[140] или призраку непохороненного человека; я даже видел, как они скрещивали пальцы, когда он проходил, будто стремились оградить себя от сглаза. Пока сражение за Италию не будет выиграно, Хрисогон терпеливо ждет; война — не его дело. Именно в Риме, когда последний человек падет от меча, Хрисогон найдет свое призвание.

Я тоже опасаюсь этого человека, хотя и не могу признавать это открыто. Он — бесконечное напоминание о той мрачной задаче, которую я сам перед собой поставил, череп, что злобно выглядывает из-за моих идеалов. Многие пострадают от его холодной руки; многие умрут под топором или в петле, потому что правосудие свершится. Этот человек — воплощение моей жестокости».

«Флот находится в Диррахии, и мы готовы. Целую неделю небо было ясным, море — спокойным. Завтра на рассвете мы отплываем.

Я предварительно отослал в Италию секретных агентов с полномочиями предложить безоговорочную амнистию всем тем, кто покинет повстанческие армии и станет служить под моим началом. Эти агенты также разнесут весть о том, что я заставил каждого солдата лично принести две торжественные присяги: воздерживаться под страхом смерти от грабежа или разорения сельской местности, а также считать италийских союзников при всех обстоятельствах друзьями и равными себе.

Я не заблуждаюсь, что такие методы избавят меня от горького и кровавого соперничества. И опасаюсь я не городской толпы, а жестоких самнитов и луканов, которые так и не сдались в Союзнической войне, а отступили, непобежденные, в горы. Цинна сказал им, что единственный способ, которым они могли бы вернуть себе свободу, — это уничтожить меня. И они ему поверили. Его смерть никак не повлияла на их убеждения. Любой другой сдастся, они — никогда. Они будут сражаться со мной, миля за милей, у самых ворот Рима. Им нечего терять, кроме своих жизней.

Теперь, когда подходит время, я чувствую уныние и беспокойство. Я слишком долго испытывал непрерывное и напряженное волнение. И мой ум обеспокоен одним ужасным событием. Вчера я отправился к большому гроту нимф в Аполлонии, чтобы принести жертву и получить хорошие предзнаменования перед отъездом. Там жрецы показали мне странное и чудовищное животное. Это, по их мнению, был сатир: они поймали его спящим в священной роще.

Я всегда боялся двойственности: гермафродитов, кентавров — плодов вырождения и непристойных страстей. Этот сатир — если это действительно был сатир — стоял вертикально на задних ногах, гигантский козел с замученным непристойным получеловеческим лицом. Жрецы призывали его говорить, напророчить победу для великого полководца, который удостоил грот нимф своим присутствием.

вернуться

137

Эвбея — остров у побережья Аттики и Беотии.

вернуться

138

Теофраст (настоящее имя Тиртам) (372–287 гг. до н. э.) — древнегреческий естествоиспытатель и философ, один из первых ботаников древности. Ученик и друг Аристотеля, после его смерти глава перипатетической школы. Автор 200 трудов по естествознанию, философии и психологии. Создал классификацию растений, систематизировал накопленные наблюдения по морфологии, географии и медицинскому использованию растений.

вернуться

139

Александр Македонский.

вернуться

140

Здесь лемуры — духи усопших.

59
{"b":"906047","o":1}