— По материалам о похищении возбудили уголовное дело? — скептически скрестив руки полюбопытствовала я, хотя и понимала, что раз этот Скворцов пришел меня по этому делу допрашивать, вопрос, скорее риторический.

— Краевая прокуратура дала указания на возбуждение после вашей жалобы, — пожал плечами Скворцов, словно это было само-собой разумеющимся.

Вот только я не обжаловала отказ. Зато вполне догадывалась, кто мог сделать это от моего имени, даже не посчитав нужным сообщить о собственных действиях. Дэн. Что же, победителей не судят. Спросила только:

— То есть это вы вызвали меня в ИВС для допроса?

— Вас вызвал судья, который завтра начнет рассматривать ваше дело, а я просто воспользовался случаем, чтобы не ездить ради одного допроса в СИЗО.

Кивнула. Вообще-то о дате рассмотрения меня тоже должны были уведомить. Ну просто день сюрпризов какой-то. Причем, не сказать, чтобы очень приятных.

По окончании допроса я вдруг вспомнила, как когда-то не хотела быть потерпевшей, мечтая забыть произошедшее как страшный сон. Оказалось, что весь кошмар был впереди, а участь потерпевшей не так уж плоха по сравнению с участью подозреваемой, обвиняемой и подсудимой.

Следователь Скворцов был вежлив, тактичен и предупредителен. Он слово в слово записал мои ответы на свои вопросы и даже без лишних просьб и уговоров вручил мне копии документов, подтверждающих возбуждение дела и мой по нему процессуальный статус, чтобы я могла предоставить их в суд.

Попрощавшись с ним, вернулась в камеру, где, поужинав, лежала в кровати, поедая присланные Аллочкой конфеты и, привычно пристроив ладонь внизу еле-заметно округлившегося живота, размышляла о происходящем.

За возбуждение дела о похищении можно было смело добавлять плюсик к успехам Лазарева. Однако где бы ни был Дэн, он почему-то не спешил ко мне за благодарностью.

На допросе у меня чесался язык спросить о нем у Скворцова, всё же они вращаются в одних околоюридических кругах, но почему-то постеснялась. А теперь гадала, куда он мог запропаститься?

Вскоре меня окутала привычная сонливость, ладонь на животе распространяла внутри приятное тепло. Знала, что это, наверное, самовнушение и фантазия, но иногда я чувствовала внутри ту самую новую жизнь. Словно внутри распускал лепестки маленький и хрупкий розовый бутон вишневого цветка.

Я так и не рассказала никому о беременности. Не сообщила изоляторскому врачу, упустив возможность получить «улучшенные бытовые условия», предусмотренные законом для женщин, что находятся в положении, посчитав, что дополнительная ложка каши-клейстера по утрам, лишние пять минут прогулки и пара аскорбинок того не стоят.

Отсутствие рядом Дэна избавило от моральных терзаний на тему того, что он тоже не знает о ребенке. Если суды по делу затянутся, у меня вряд ли получится скрывать свою тайну до самых родов, но все же я предпочитала решать проблемы по мере поступления.

С тем и уснула, а во сне снова горела в доме на Лазурной. Эти сны стали настолько привычными, что плакать из-за них я почти перестала. Лишь тяжелое дыхание и пустой испуганный взгляд выдавали то, что они все еще мне не безразличны.

Наутро с трудом заставила себя подняться, зная, что после завтрака придется отправиться в суд.

Насилу впихнула в себя первые пару ложек каши, пытаясь собраться с мыслями и определиться с тактикой собственного поведения.

Помня обещание Лазарева защитить меня, я должна буду заявить ходатайство о допуске его в качестве адвоката и теоретически суд, не имея права отказать мне, должен будет отложить рассмотрение дела.

Отложит, допустим. Но в случае неявки заявленного адвоката в течение пяти суток, мне предложат пригласить другого защитника, а никто другой был мне не нужен. Но где гарантия, что за пять суток Дэн всё-таки явится, если целый месяц от него не было ни слуху ни духу?

За размышлениями не заметила, как у тарелки показалось дно. Не то чтобы было слишком вкусно, просто я, видимо, сильно нервничаю. Неопределенность будущего пугала и раздражала меня.

Ладно, в случае чего я всё-таки дам показания и попытаюсь доказать аффект. Всё-таки, между двумя годами маячащего впереди наказания и двенадцатью есть существенная разница.

Надела присланный Аллочкой костюм и привела себя в порядок настолько, насколько это было возможно. Я справлюсь. В любом случае. С Дэном или без.

Однако надежда на его своевременное появление еще теплилась в груди и во время того, как меня под конвоем вели к ставшему уже привычным автозаку, и пока я тряслась на неудобных сиденьях в пути, и пока поднималась на лифте на нужный этаж суда. Она трепетала внутри маленьким ярким огоньком, заставляла оглядываться по сторонам, выискивая знакомый широкоплечий силуэт.

Но Лазарева не было.

И я понуро опустила глаза на собственные, подрагивающие от напряжения руки, когда меня завели в клетку для подсудимых в зале судебного заседания. Резко выдохнула, собираясь с силами. Что же, значит придется действовать по плану «б», каким бы рискованным он ни был.

И понимая, что в этот раз именно от моей решительности и смелости зависит моё будущее и будущее моего ребенка, решительно сжала кулаки.

Судья Кислицын в черной мантии, развевающейся за спиной, вошел в зал судебного заседания, и я встала с деревянной скамейки у стены клетки. Вместе со мной поднялись секретарь, помощник прокурора и адвокат Костенко, представляющий интересы потерпевших.

Внимание почему-то расплывалось, мешая концентрироваться на словах судьи, открывающего судебное заседание, пока он громким и хорошо поставленным голосом объявлял, что сегодня и сейчас рассмотрению подлежит дело по обвинению Ясеневой Евы Сергеевны в совершении преступления предусмотренного пунктом «б» части третьей статьи сто одиннадцатой уголовно процессуального кодекса.

В этот момент огонек надежды внутри меня почти погас, любезно уступив место смятению и неуверенности. Жар прилил к лицу, не давая сосредоточиться на словах судьи.

Голос секретаря, докладывающего о явке лиц, участвующих в судебном заседании, звучал глухо и почти неразборчиво. Слова долетали будто издалека.

Однако, хорошо зная порядок судебного заседания, в нужное время я по требованию судьи назвала свои фамилию, имя и отчество, дату и место рождения, образование, семейное положение, место жительства и род занятий. Ответила положительно на вопрос о вручении обвинительного заключения. Выслушала разъяснение собственных прав, которые и без того знала наизусть. И вскоре планировала воспользоваться одним из них.

Поэтому, когда судья спросил о наличии или отсутствии у кого-либо из участников ходатайств и заявлений, я, сделав шаг к прутьям решетки, произнесла:

— У меня есть ходатайство, ваша честь. Я хочу, чтобы с этого момента мою защиту в рамках данного уголовного дела осуществлял адвокат Лазарев Денис Станиславович.

Судья Кислицын, не скрывая собственных эмоций по поводу моего заявления, демонстративно скривился:

— Вы ведь ранее сочли, что можете защищать себя самостоятельно? Что изменилось, Ева Сергеевна?

Прекрасно понимала причину его нежелания удовлетворять моё ходатайство, наряду с необходимостью это сделать. Отсутствие в зале заседаний моего адвоката означало, что судебное заседание придется отложить до момента его явки, а Кислицын, вероятно, желал рассмотреть дело побыстрее.

Пожала плечами:

— Передумала. Насколько я помню, уголовно-процессуальный кодекс не лишает меня такого права.

— Вы ведь уже отказались от него же. Может быть мы могли бы пригласить кого-то другого, кто справился бы с защитой ваших интересов?

А вот это уже прозвучало подозрительно и заставило мои плечи непроизвольно напрячься. Теоретически судье должно было быть фиолетово, какой именно адвокат будет меня защищать. Так почему не Лазарев? Или он знал что-то, что не было известно мне самой?

Заметив, как судья сделал знак секретарю сделать паузу в аудиопротоколе, решительно отмела сомнения и тревогу и произнесла, собрав в себе всю возможную уверенность: