Подняла голову, поймав легкое касание его губ своими и поморщилась от неприятного чувства, вызванного трением холодного металла решетки об украшенную синяком щеку.

— Я вытащу тебя отсюда, — жарким шепотом выдохнул Лазарев прямо в губы, зарываясь пальцами в мои волосы.

От этих слов внутри что-то надломилось. Я еле удержалась от желания расплакаться прямо сейчас. Умышленно позволила этому щемящему чувству смениться холодной злостью.

— Лучше затащи сюда Земскова.

Дэн не стал давать новых обещаний, лишь с мрачной решительностью кивнул. И ушел, оставив меня дожидаться тех, кто отконвоирует до камеры, весь путь до которой я продолжала ощущать теплое дыхание Лазарева на своих губах, стараясь сконцентрироваться на нем, чтобы оно не исчезло как можно дольше.

Лязг дверной решетки, закрывшейся за моей спиной, к счастью, не вызвал нового приступа панической атаки или наплыва страшных воспоминаний. За время моего отсутствия кто-то принес и оставил на пустующей кровати свернутый в трубочку грязно-серый матрас и такого же цвета подушку и одеяло. Рядом обретался застиранный комплект постельного белья.

— И «повезло» же, что из всех возможных сокамерниц ко мне подселили припадочную, — фыркнула обесцвеченная соседка, с первой фразы обозначая наши отношения как «изначально не задавшиеся».

Я же, не испытывая особого разочарования по этому поводу, отозвалась ей в тон:

— Ага, так что лучше не подходи, а то покусаю.

Нехотя принялась заправлять постель, искренне ненавидя это муторное занятие. Живя одна, я всегда предпочитала одеяла без пододеяльников, а переехав к Дэну привыкла делегировать ему эту сомнительную привилегию.

— Дерзкая типа? — хмыкнула сокамерница.

В отличие от меня девица в Адидасе чувствовала себя в здешней атмосфере вполне вольготно. Она свесила с кровати ногу, обутую в потрепанный кроссовок без шнурков, и задорно покачивала ей из стороны в сторону. Поняв, что я не желаю отвечать, она продолжила:

— И не простая, судя по всему, раз такой кипишь из ничего устроила. А этот блондинчик кто? Адвокат твой? Ничего такой, горячий. Я бы тоже такого хотела.

— Смотри не обожгись, — отвлеченно бросила я, мучаясь с пододеяльником и чертыхнулась, поняв, что всунула в него одеяло не той стороной, которой следовало.

Обесцвеченную мои безуспешные попытки только веселили, а меня злило понимание того, что я стала для нее развлечением и способом отвлечься от скуки. Настроение и без пододеяльника было настолько паршивым, что хотелось пнуть ножку кровати, подтвердив звание припадочной, но я не стала.

— Эх ты, безрукая, давай помогу, — неожиданно смилостивилась она и, подойдя ближе, отобрала у меня многострадальное одеяло. — Меня Аня зовут.

— Ева, — глухо отозвалась я, нехотя принимая непрошенную, но очень своевременную помощь. — Спасибо.

Сокамерница тем временем справилась с пододеяльником без видимых усилий, заправив его меньше, чем за минуту. Небрежно бросив одеяло на заправленную кровать, она вернулась к своему незатейливому занятию, принявшись покачивать ногой, как ни в чем не бывало. Полюбопытствовала:

— И за что ты сюда попала, Ева?

— Как все. Ни за что, — отшутилась я, не желая изливать новой знакомой душу.

— Эвона как. Я вот, например, «за что», — усмехнулась она. — Сожитель мой в драке на нож упал, а я просто этот нож держала.

Судя по ее улыбке, Аня не испытывала по этому поводу абсолютно никаких сожалений. И я, не став выяснять, чем закончилось для ее сожителя столь печальное стечение обстоятельств, прокомментировала, пожав плечами:

— Так это тогда ты безрукая, а не я.

Наш разговор оборвался открывшимся дверным окошком. Надя принесла ужин, состоящий из гречневой каши, странного вида котлеты, нескольких кусочков хлеба и чая, с плавающими в кружках «чаинками».

Мой изголодавшийся организм готов был съесть что угодно, особо не привередничая, однако вся еда показалась безвкусной и пресной. Словно пенопласт прожевала, а он осел в желудке неперевариваемым комом. Однако голод исчез.

Но, не успели мы допить чай, как за дверью раздались шаги, а когда она с лязгом открылась, на пороге появился тот самый Саша, который по словам Дэна, с ним учился.

— Ясенева, принимай передачу, и вот здесь подпиши, — протянул он мне спортивную сумку и бланк с описью.

Видя, что его суровость скорее напускная, я не глядя подписала документ, понимая, что в нем давно уже до меня всё сверено и сто раз проверено.

— А за какие такие заслуги Ясеневой начальник изолятора лично передачки носит? — возмутилась Аня, однако тот резко оборвал её:

— Не лезь не в свое дело, Самохина, целее будешь.

И, забрав подписанный документ, ушел.

Я же, допивая чай, расстегнула замок сумки и заглянула внутрь. Там обреталась сменная одежда и белье, предметы личной гигиены и немного продуктов из разрешенного к передаче списка.

Вытащив из прозрачного пакета на самом верху пару яблок, я положила одно на стол перед Аней, желая её угостить, а та перевела на меня ошарашенный взгляд:

— Яблоко? Целое?

И я сперва не поняла её удивления. Ну яблоко. Ну целое. Не на половины же его делить. Сполоснула в раковине яблоко для себя, поразившись тому, насколько оно красивое, блестящее, без единого изъяна, хоть клади его перед собой и натюрморты рисуй.

А Самохина скривилась:

— Мне вчера передали продукты в виде какого-то извращенского оливье. Всё было порезано, что колбаса, что конфеты. А яблоки потемнеть успели. Так вот и скажи мне, Ясенева, с кем надо спать, чтобы тебе начальник ИВС лично целые яблоки в передачах носил?

— Почему обязательно спать? — я с хрустом откусила кусок от сочного фрукта, вкус которого, в противовес недавнему ужину, оказался настолько ярким, что я даже зажмурилась от удовольствия.

Аня глянула на меня, потом на свое яблоко, словно мысленно взвешивая: есть его сейчас или оставить на потом, и, наконец, решившись, тоже отправилась к раковине.

— Да уж явно не искусно пододеяльники заправлять, — язвительно отозвалась она.

— Зря завидуешь, — пробормотала я беззлобно. — Вот закроют меня в СИЗО и там всё хорошее отношение закончится. Буду как все. А здесь, пользуйся, пока не расселили.

Мы улеглись каждая на свою кровать, и под аккомпанемент двойного хруста яблок, продолжили начатый разговор. Аня спросила:

— Да кто ж тебя закроет с таким адвокатом?

А я почему-то чувствовала, что закроют. Дэн лучший из всех, но не всемогущий.

— Некоторые вещи не зависят от адвокатов. И вырваться из наручников после задержания чаще всего можно лишь после рассмотрения уголовного дела в суде.

— Разве исключений не бывает? — удивилась сокамерница.

— Бывают. Но на то они и исключения. А в девяноста процентах из ста случается наоборот.

Однако сказанная мной фраза ничуть не уменьшила её оптимистичный настрой.

— Надеюсь, что ты ошибаешься. Буду проецировать во вселенную положительное. Обычно я так делаю, и всё сбывается.

— То есть ИВС ты тоже себе напроецировала?

Я доела яблоко, оставив от него малюсенький огрызок и улеглась обратно на кровать.

— Да ну тебя, Ева, — отмахнулась она. — Откуда ты взялась такая душная? Скажи лучше, как твоего адвоката зовут? Я и его представлять буду.

— Сожителя своего представляй, а адвоката моего не трожь, — буркнула я, отворачиваясь к стенке.

— А чего тебе? Жалко что ли? Если бы не я, он бы может сюда и не пришел. Когда ты на пол упала и задыхаться начала, я сразу на помощь позвала. А он через несколько минут примчался, никому к тебе прикасаться не позволил, и сам в коридор вынес. А жаль, я бы его еще поразглядывала… — мечтательно протянула Самохина а я, решив не отвечать на её провокации, сделала вид, что уснула.

Какое-то время лежала, бездумно уставившись в стену и слушая, как на улице загрохотал гром. Но вскоре, когда зашумели первые капли осеннего дождя, сон все же сморил меня по-настоящему.

Утро же, после завтрака и очередной перепалки с соседкой, началось с новости о том, что ко мне пришел посетитель. Чинно позволив заковать себя в наручники и прошествовав за конвоиром к следственному кабинету, я была удивлена, увидев там Серегина, поскольку моё дело расследовал не он и посещать меня ему вообще-то незачем.