Весть о новом вдовстве дошла до Иоанны как раз в тот момент, когда возникла новая угроза со стороны ее старого врага — Венгрии. В 1374 году у Людовика Великого родилась третья дочь, Ядвига, и король стал пересматривать планы наследования своего трона. Карл Дураццо больше не был его главным наследником, так как теперь эта честь выпала Екатерине, старшей дочери Людовика. Ее младшие сестры тоже должны были получить наследство, но у Людовика было всего два королевства — Венгрия и Польша. Так что требовалось еще одно.

Исходя из этого, Людовик Великий в своей переписке с Папой начал поднимать старый вопрос о своих правах на Неаполитанское королевство. Впервые за более чем два десятилетия он назвал правление Иоанны незаконным, утверждая, что по праву первородства сначала король Роберт, а затем королева Иоанна "узурпировали"[331] королевство у истинного наследника, отца Людовика, Шаробера. Затем король Венгрии подкрепил свои претензии, заключив брачный контракт с королем Франции, Карлом V, согласно которому дочь Людовика Екатерина, которой на момент помолвки было четыре года, должна была выйти замуж за младшего из сыновей Карла, двухлетнего Людовика, герцога Орлеанского. Брачный контракт 1374 года предусматривал, что Екатерина Венгерская должна была получить в приданое Неаполитанское королевство и графства Прованс и Пьемонт.

Этот союз Людовика Великого и французского короля против Иоанны был особенно зловещим. Под мудрым руководством Карла V Франция возвращала себе роль главенствующей державы в Европе. В этом деле французскому королю очень помогла непопулярная налоговая политика и неуклонно ухудшающееся здоровье его главного противника — Черного принца. Представители гасконской знати, разгневанные тем, что им пришлось оплачивать кастильскую авантюру Эдуарда, подняли восстание. К 1371 году тяжело больной принц Эдуард был вынужден вернуться в Англию. Карл V воспользовался его отъездом, чтобы организовать военную кампанию в Аквитании, и ему удалось вернуть большую часть захваченной англичанами территории, включая города Сент, Ла-Рошель и Пуатье. "Как только стало известно, что принц болен и находится при смерти, его враги решили снова начать войну, — сообщает Герольд Чандоса, — и когда война между Францией и Англией началась с новой силой,  многие графы, бароны, города и селения перешли на другую сторону, и все отреклись от верности своему господину принцу, потому что он был болен и не мог отстаивать свои интересы"[332]. Принц Эдуард прожил еще достаточно долго, чтобы увидеть, как почти вся владения, за которые он сражался, отошли к Франции. К 1375 году, когда было заключено перемирие, в руках у англичан оставался лишь город-порт Кале и узкая полоса побережья на юго-западе, с городами Бордо и Байонна. 8 июня 1376 года, за неделю до своего сорок шестого дня рождения, "этот столп английского рыцарства, великий лорд Эдуард Английский, принц Уэльский и герцог Аквитанский, покинул этот мир в Вестминстерском дворце"[333], — сообщает Фруассар. "Здесь закончилась жизнь благороднейшего принца Эдуарда, в сердце которого никогда не было трусости", — оплакивал его сэр Джон Чандос[334]. Черный принц был похоронен с большой помпой в Кентерберийском соборе, и даже король Франции почтил великого воина, приказав отслужить в Париже панихиду в его честь. Двенадцать месяцев спустя, король Англии, Эдуард III, постаревший и убитый горем, также скончался, оставив поле боя Карлу V.

Ободренный успехом в борьбе с Англией, король Франции стремился еще больше расширить границы своего королевства, и Прованс, расположенный на юге, представлял собой заманчивую цель. Еще до заключения союза с Венгрией Карл V отправил своего младшего брата Людовика Анжуйского, который очень помог Григорию в войне с Миланом, к папскому двору в Авиньоне, чтобы тот отстаивал притязания французские на Прованс. Соглашение 1374 года с королем Венгрии было всего лишь продолжением существующей французской политики.

Но к этому времени у Иоанны появился сильный сторонник в лице Папы Григория, который признал и оценил ее усилия по оказанию ему помощи в борьбе с Миланом. Когда летом 1374 года король Венгрии отправил в Авиньон посольство, чтобы сообщить Папе о брачном контракте с Францией, Григорий опроверг обвинения в узурпации, сославшись на первоначальное соглашение 1301 года между Карлом Хромым и Церковью, по которому тринадцатилетний Шаробер был отправлен в Венгрию, а король Роберт назван законным правителем Неаполя. Папа также, 22 сентября 1374 года, написал королеве, чтобы предупредить ее о затее лишить ее трона и попросить предоставить дополнительные юридические доказательства, подтверждающие ее право. Иоанна немедленно ответила, ссылаясь в качестве прецедента на гораздо более поздний неаполитанско-венгерский мирный договор 1351 года, подписанный самим Людовиком Великим, в котором король Венгрии официально отказался от всех претензий на Неаполитанское королевство и графство Прованс в обмен на компенсацию в размере 300.000 флоринов, от которых он впоследствии, в рыцарском порыве, также добровольно отказался.

Более того, в течение нескольких месяцев после смерти Хайме Майоркского Папа и королева были глубоко вовлечены в план, который должен был еще больше их сблизить. К весне 1375 года Святой престол осознал, что без физического присутствия в Италии контроль Церкви над папскими владениями никогда не будет более чем номинальным. Влияние Милана в сочетании с растущим стремлением итальянских городов-государств к независимости в конечном итоге свело бы на нет все военные успехи Григория, достигнутые такой огромной ценой для папской казны, и понтифик был полон решимости это предотвратить. В мае, с активного одобрения королевы Неаполя, чья материально-техническая поддержка была необходима для переезда, Григорий официально объявил о своем намерении вновь вернуть папский двор в Рим.

Объявленное возвращение папского двора в Италию означало еще одну дипломатическую победу Иоанны над происками ее врагов. Ни один монарх в Европе не использовал власть Церкви и не выстраивал отношениями своего королевства с Папой так эффективно, как королева Неаполя после смерти Людовика Тарентского в 1362 году. То, что Григорий, как и Урбан, обоснуется в Риме, где он еще больше будет зависеть от неаполитанских войск, и то, что она сможет находиться в тесном личном общении с ним, гарантировало сохранение прерогатив Иоанны и усиливало ее и без того мощное влияние в Италии.

Но на этот раз, в отличие от предыдущих, настроения в остальной Италии были решительно враждебны плану Григория. Папу считали хватким дельцом стремящимся распространить власть Церкви на ранее независимые территории. Флоренция, в частности, имела ряд претензий к папству. В начале 1375 года город страдавший от нехватки продовольствия и обратился к Григорию с просьбой разрешить ввоз зерна из папских владений, но по непонятным причинам местный легат отказал в этом, хотя Григорий и одобрил просьбу флорентийцев. Летом того же года, после отказа в поставках зерна, последовало вторжение наемников Джона Хоквуда. Мирный договор Папы с Миланом от 4 июня 1375 года оставил Белую компанию без средств существования, и разбойничья армия двинулась на юг в поисках добычи. Очевидцы сообщали, что банда Хоквуда, состоявшее из тысяч солдат удачи и обоза с осадной техникой, являлась "огромной армией, растянувшейся по дорогам на добрый десяток миль"[335], когда она двинулась в Тоскану. В ужасе Флоренция выслала послов навстречу Белой компании и 21 июня согласилась выплатить наемникам ошеломляющую сумму в 130.000 флоринов, чтобы город оставили в покое на пять лет. Пиза последовала примеру Флоренции 3 июля, дав наемникам взятку в 30.500 флоринов; Лукка, 13 июля, заплатила 7.000 флоринов; а Сиена несколькими днями позже — 30.500 флоринов. В общей сложности "Джон и его люди получили 200.000 флоринов с момента создания компании"[336], — писал Джованни Пико, один из послов, участвовавших в переговорах. "Эта огромная сумма более чем в пять раз превышала оборотный капитал предприятий знаменитого купца из Прато, была в три раза больше оборотного капитала великого банка Медичи в следующем столетии и больше, чем совокупный годовой доход городов Лукка и Сиена"[337], — соглашается более поздний хронист.