Не было никаких сомнений в том, что короне следует воспользоваться этой возможностью, но проблема заключалась в том, как это сделать в условиях крайне ограниченных ресурсов. Неаполь на какое-то время оказался в безопасности, но вторжения вольных компаний и угроза со стороны недовольных принцев из дома Дураццо требовали от короля и королевы готовности к быстрым действиям. Ни у Иоанны, ни у Людовика не было средств, чтобы ввязываться новую в войну, как бы страстно они этого ни желали. Позже, в 1359 году, после того как королевские финансы достигли некоторой финансовой стабильности, Людовик напишет: "Клянусь… что я сам собрал это богатство, приложив к этому немало усилий; практикуя такую суровую бережливость, что это было оскорбительно для монархии; экономя на всем с целью не остаться без средств, если возникнет острая необходимость защищать королевство, я ранее обжегшись на молоке, теперь дую на воду"[204]. Защита родной страны была приоритетом и для Иоанны. Королева, которая в начале своего правления была вынуждена раздать большую часть владений фаворитам и родственникам, чтобы купить их верность, больше не могла рассчитывать на ренту и налоги, связанные с этими доменами. Она так и не смогла восстановить тот шикарный уровень жизни, который был характерен для ее молодости. Это сокращение королевских доходов сделало Иоанну предметом для критики поздних историков, которые часто приводят ее бедность в качестве примера некомпетентности ее правления по сравнению с правлением ее деда. Однако Роберту Мудрому не пришлось бороться с голодом, вызванным неурожаями из-за чрезмерных осадков, а затем с рецессией из-за краха суперкомпаний, которая впоследствии с приходом чумы переросла в депрессию, и вражеской оккупацией королевства, и все это в течение одного десятилетия.

Однако один человек в королевстве был достаточно богат, чтобы финансировать если не полномасштабную войну, то хотя бы умеренные усилия ― великий сенешаль. За свою службу короне Никколо Аччаюоли был осыпан титулами и земельными владениями. К этому времени он обладал, помимо ряда фьефов, городами и окрестностями Коринфа, Гоццо, Мальты, Амальфи, Канозы и Лучеры, что делало его богаче своих сюзеренов. Сознавая, что его собственная быстро растущая репутация государственного деятеля, не говоря уже о будущих почестях и богатствах, связана с успешным осуществлением грандиозных целей неаполитанского режима, Никколо взял на себя финансирование небольшого флота из собственного кармана. По словам Маттео Виллани, великий сенешаль собрал восемь галер разных размеров, а затем дополнил их множеством гребных судов, чтобы переправить через пролив отряд из 100 рыцарей и 400 пеших воинов. В качестве обеспечения своей армии провизией на случай осады, он также прихватил с собой три баржи с зерном и другими продуктами первой необходимости.

Когда пестрая эскадра Никколо появилась в гавани Палермо, жители города, изголодавшиеся за годы непрекращающейся гражданской войны, которая уничтожила способность острова производить продовольствие, не столько испугались прибывших войск, сколько соблазнились их припасами. Город-порт сдался без боя 17 апреля 1354 года. Когда по Сицилии разнеслась весть о том, что захватчики прибыли с тремя баржами зерна, две трети остального населения последовали примеру палермцев. Удержались лишь города Мессина и Катания, все еще находившиеся в руках каталонцев. Никколо, используя свое преимущество, начал серию набегов на эти опорные пункты противника, но вскоре понял, что у него недостаточно ни людей, ни кораблей, необходимых для полной победы над ними. Он отправил ряд посланников ко двору в Неаполь с настоятельной просьбой о подкреплении, прежде чем королевство Арагон сможет прийти на помощь своим союзникам. Один из них, Заноби да Страда, сообщил, что преследовал Иоанну и Людовика с этой просьбой, отказываясь "покидать их днем и ночью, даже когда они были в постели"[205].

Но Иоанна и Людовик не послали войск в Сицилию, несмотря на постоянные уговоры посланников Никколо. Вместо этого они отозвали великого сенешаля, оставив задачу покорения оставшейся части острова незавершенной. Мудрость сохранения короной собственных сил и средств на случай необходимости вскоре проявилась, когда дом Дураццо, отстраненный от власти Неаполитанским двором, спровоцировал кризис.

Пока Никколо трудился над покорением Сицилии, Неаполитанская корона продолжала лоббировать при папском дворе разрешение на брак младшего брата Людовика Тарентского, Филиппа, с сестрой Иоанны, Марией. Чтобы противостоять влиянию Талейрана Перигорского, Иоанна и Людовик обратились к кардиналу Ги Булонскому, который в течение следующих нескольких лет стал главным соперником Талейрана за влияние при Святом престоле. Ги был одним из верных сторонников Иоанны. Людовик Тарентский останавливался у кардинала в его дворце в Вильнев-д'Авиньоне, когда они с Никколо бежали из Неаполя в начале войны с Венгрией, и он же был среди тех, кто убеждал Климента VI принять Иоанну и узаконить ее брак. Позже Ги также встал на сторону Климента против Талейрана в критическом вопросе о двойной коронации короля и королевы Неаполя. Теперь кардинал решил использовать свое влияние при папском дворе, чтобы добиться брака Филиппа Тарентского.

Но Талейран был полон решимости не допустить этого союза и сделать все возможное для своих племянников, и на данный момент его интересы возобладали. Иннокентий VI отказался выдать необходимое разрешение на женитьбу Филиппа, но разрешил брак Роберта Дураццо с племянницей Джованни Висконти; Папа также потребовал, чтобы Людовик Тарентский передал Людовику Дураццо имущество дочерей Марии — предписание, которое король Неаполя категорически отказался выполнять. В течение лета антагонизм между Авиньоном и Неаполем углублялся, поскольку тупиковая ситуация сохранялась.

В этой ядовитой атмосфере любая видимая слабость одной стороны была обречена на использование другой. Роберт Дураццо, заручившись согласием Папы на свой брак, в конце июня отправился из Авиньона в Милан. По дороге его заманили ко двору графа Савойского, якобы для обсуждения прав наследования в Ахайе, но на самом деле потому, что жена графа, Сибилла дель Бальцо, тетка Роберта дель Бальцо (которого так драматично приказала казнить Мария), хотела отомстить за убийство племянника. Почему графиня решила направить свою месть на Роберта, который не имел к этому никакого отношения, неясно; скорее всего причиной послужила его доступность, так как он был единственным из дома Дураццо, которого она могла заполучить в свои руки. Как бы то ни было, 12 июля 1354 года Сибилла приказала арестовать Роберта, и он во второй раз за шесть лет оказался в темнице.

Действия графини Савойской застали дом Дураццо врасплох, и семья Таранто, почувствовав свое преимущество, нанесла соперникам еще один удар. Осенью, все еще не имея папского одобрения, Филипп Тарентский женился на Марии в надежде, что, как и его брат до него, Папа согласится на свершившийся факт и узаконит брак постфактум. Но Иннокентий VI был не из тех, кто поддается давлению. Разгневанный таким грубым игнорированием своих желаний, а также заметив, что король и королева Неаполя из-за тяжелого финансового положения не выплачивают ежегодную дань, в январе 1355 года Папа отлучил от церкви Иоанну и Людовика Тарентского и наложил на королевство интердикт.

Преимущество сразу же перешло к дому Дураццо. К 18 марта 1355 года Иннокентий и Талейран, действуя сообща, добились освобождения Роберта Дураццо из савойской тюрьмы. Кипя от ярости, младший Дураццо вернулся ко двору своего дяди, готовый к продолжению борьбы. Этой же весной Дураццо предприняли скоординированную акцию возмездия. Вечером 6 апреля в Провансе Роберт захватил замок Ле-Бо, принадлежащий семье Бальцо, и начал сеять хаос среди подданных Иоанны в окрестностях, используя захваченную крепость как базу для своих операций. Особенно он потрафил своей уязвленной чести, схватив марсельского бургомистра Антонио дель Бальцо, родственника Сибиллы, и бросив его в темницу. Почти в то же время Людовик Дураццо объединил усилия со старшим братом Пипини, пережившим войну с Венгрией и вступившим в одну из вольных компаний. Эти двое проникли в Неаполитанское королевство и возглавили армию бывших наемников и закоренелых преступников, подняв мятеж против короны. Пытаясь воспользоваться наложенным Папой интердиктом, огромная банда из "двадцати пяти сотен хорошо вооруженных и обученных варваров, большого количества конных мародеров, тысячи негодяев, мошенников и куртизанок, общим числом до шести тысяч человек"[206], —  по словам Маттео Виллани, шла на юг со знаменами, украшенными церковными символами, так что казалось, что они были посланы Папой в качестве наказания. Мятежники разбили базовый лагерь в Апулии и начали терроризировать жителей сельскою местности.