Неаполь был церковным фьефом с тех пор, как Карл Анжуйский завоевал это королевство, используя средства и поддержку Папы. По договору, датированному ноябрем 1265 года, Карл согласился ежегодно выплачивать Папе 8.000 унций золота (позже сумма была снижена до 7.000), плюс одну белую лошадь, раз в три года в обмен на право владеть королевством. Кроме того, согласно этому знаменательному документу, Карл сохранял право передать королевство своим наследникам при условии, что они также будут соблюдать условия соглашения и приносить Папе оммаж. В результате этого уникального для христианского мира соглашения, со временем сотрудничество между Неаполем и папством укрепилось настолько, что приблизилось к статусу партнерства. Остальная Италия, разумеется, знала об особых отношениях Анжуйской династии с Папой, и именно поэтому, когда в 1326 году гвельфам Флоренции угрожали гибеллины, флорентийцы обратились за помощью к сыну короля Неаполя, отцу Иоанны, Карлу, герцогу Калабрийскому.

В то время Карлу Калабрийскому было двадцать восемь лет, и он уже был опытным воином, когда принял предложение флорентийцев о 200.000 золотых флоринов и полном контроле над их правительством в обмен на защиту города от Каструччо Кастракани, гибеллинского правителя соседней Лукки. Герцог Карл был очевидным выбором; его отец, король Роберт, старел, и кандидатура Карла казалась вполне приемлемой. Будучи подростком он отличался столь буйным нравом, что его отец счел необходимым нанять воспитателя, будущего Святого Эльзеара, чтобы умерить поведение сына, но к двадцати годам Карл стал достаточно ответственным, чтобы вступить в наследство и получить титул герцога Калабрийского. В 1322 году отец поручил ему сложную задачу — сместить правившего на Сицилии короля из Арагонской династии и вернуть остров под власть неаполитанцев, что за свое долгое правление неоднократно пытался и не смог сделать сам король Роберт. Карлу удалось добиться этой цели не больше, чем отцу-королю, но он, очевидно, с честью проявил себя на войне, так что за ним закрепилась репутация умелого полководца.

Король Роберт обожал Карла, своего единственного законного ребенка, и возлагал на него большие надежды. Первым браком Карл был женат на Екатерине, дочери императора Священной Римской империи. Когда же она, в 1323 году, умерла так и не родив детей, отец Карла быстро организовал его помолвку с Марией Валуа и даже отправил Эльзеара во Францию, чтобы убедиться, что этот престижный союз с французской королевской семьей стал реальностью. Эльзеар умер в Париже, не успев выполнить свою миссию, и пятнадцатилетняя Мария вышла замуж за двадцатишестилетнего Карла только в следующем году.

Карл знал, что отец относится к нему с уважением, и ему не стеснялся высказывать свое мнение родителю. Известный итальянский историк XIX века Маттео Камера пересказал историю о том, как, когда великий монастырь Санта-Кьяра, амбициозный проект, начатый в 1310 году в начале правления Роберта и занявший более двадцати лет, был почти завершен, король взял своего сына на экскурсию по новому зданию. "Роберт… спросил сына, как ему понравился священный храм. На этот вопрос Карл ответил, что из-за большого нефа он похож на конюшню, а боковые часовни — на множество лошадиных стойл. Роберт ответил: Дай Бог, сын мой, чтобы ты не был первым, кто поселится в этой конюшне!"[10].

Герцог Калабрийский въехал во Флоренцию 30 июля 1326 года в сопровождении своей новой молодой жены Марии, нескольких членов королевского двора и большой армии — "в тысячу всадников"[11], по словам Никколо Макиавелли, который написал об этом два века спустя в своей Истории Флоренции. Управление Карла городом, по-видимому, получило неоднозначную оценку. Хотя Макиавелли признавал, что "его армия предотвратила дальнейшее разграбление флорентийской территории бандами Каструччо"[12], он утверждал, что флорентийцы страдали от правления своего нового господина, потому что "синьория [Совет городских старейшин] не могла ничего сделать без согласия герцога Калабрийского, который, вытянул из народа 400.000 флоринов, хотя по заключенному с ним договору эта сумма не должна была превышать 200.000". Однако флорентийский хронист Джованни Виллани, современник Карла, представил гораздо более позитивный взгляд на установленный герцогом режим. Соглашаясь с суммой в 400.000 флоринов, Виллани утверждал, что эти деньги были с лихвой компенсированы ростом деловой активности, связанным с присутствием в городе членов королевского двора, который привлек во Флоренцию большое количество зажиточных аристократов.

Конечно, прибытие герцога и герцогини и их многочисленных сопровождающих, все из которых были молоды, общительны и привыкли тратить значительные суммы денег на подарки, одежду и пышные развлечения, было новинкой в ориентированной на торговлю Флоренции. (Чтобы обеспечить свиту герцога провиантом на время пребывания во флорентийском дворце, выделенном для ее проживания, в марте было закуплено 6.000 овец, 3.000 свиней и 2.000 телят). Флорентийские патриции, пробившие себе дорогу к власти благодаря деловой хватке, привыкли экономить и с умом тратить свои деньги. Они не одобряли необдуманных трат, особенно на мелочи, и дошли до того, что издали строгие законы, запрещающие носить некоторые дорогие предметы одежды, — это ограничение им удалось сохранять до тех пор, пока их жены не увидели новую герцогиню и ее фрейлин одетых по шикарной моде Неаполя. Вскоре Мария доказала свою полезность для правления своего мужа, приняв точку зрения своих подданных и защищая их право носить то, что они могут себе позволить, — прогрессивная позиция, которая завоевала сердца флорентийских джентльменов. "В 1326 году, в декабре, герцог Калабрийский по ходатайствам флорентийских дам, обращенным к герцогине, его супруге, вернул указанным дамам право носить некое неподобающее и неблаговидное украшение из кусков белого и желтого шелка, которым они прикрывали лица, и это украшение, поскольку оно не нравилось флорентийским мужчинам, они ранее запретили носить дамам и издали законы против этого и других необоснованных украшений", — с неодобрением пишет Виллани[13].

Рождение Иоанны, которое произошло в первой половине 1326 года, совпало с пребыванием ее родителей во Флоренции. Дата рождения не была записана, но хронист Донато Аччаюоли утверждал, что Иоанна родилась во Флоренции, хотя возможно, он имел в виду, во время пути туда. Ее старшая сестра, Луиза, родившаяся годом ранее, умерла в январе того же года, так что рождение Иоанны должно было сильно обрадовать ее мать. В апреле 1327 года Мария родила третьего ребенка, к большому ликованию, сына, Карла Мартела, но он прожил всего восемь дней, и Иоанна осталась старшей наследницей своего отца. Согласно Виллани, когда супруги вернулись в Неаполь в 1328 году, у герцога Калабрийского было "двое детей женского пола, одна рожденная, а другая, которой герцогиня была беременна"[14] (четвертый ребенок, младшая сестра Иоанны, Мария, родилась в 1329 году), что еще раз указывает на то, что Иоанна была с родителями во время их пребывания во Флоренции.

Пребывание герцога и герцогини во Флоренции было прервано зловещей перспективой вторжения из Германии. Гибеллины, обеспокоенные тем, что присутствие герцога Калабрийского предвещает новое наступление гвельфов, обратились к императору за поддержкой, и на этот раз, неожиданно для всех, он ответил на их призыв.

Император, Людвиг Баварский, с самого начала своего правления был занят затяжной ссорой с папством. Согласно обычаям, чтобы быть признанным императором Священной Римской империи, кандидат сначала должен был быть избран королем римлян — так называли своего монарха германцы (еще один пережиток времен Цезаря), а затем, в Риме, коронован императором Папой или одним из его представителей. Но Людвиг удерживал титул короля римлян силой после того, как его избрание было оспорено кандидатом от оппозиции, набравшим равное количество голосов. Этот поступок вызвал гнев Папы Иоанна XXII, который заявил о своем праве на посредничество, а также утверждал, что никто не может стать императором без его одобрения. Чтобы все убедились, что его позиция в этом вопросе абсолютно ясна, Папа отлучил Людвига от Церкви и наложил интердикт на всех его приближенных.