Рука у нее бессильно падает на колени, на лице отражается замешательство.

— Билл? Ты что творишь? — шипит Клемент.

— Добиваюсь ответов, — огрызаюсь я. — Вроде как за этим мы сюда и явились?

— Да, но…

Снова поворачиваюсь к мисс Дуглас и продолжаю выплескивать на нее свой гнев.

— Что ж, будем исходить из того, что вы в курсе соучастия Розы. А теперь я хочу знать, где Габби?

Старуха издает нечленораздельный звук и мотает головой.

— Бросьте, мисс Дуглас! — взрываюсь я. — Где она? Или вы тоже в сговоре с ними?

— Билл, остынь, — рокочет Клемент.

— Черта с два!

Подаюсь вперед и пристально смотрю старухе в глаза.

— Я сыт по горло твоей ложью! Как и твоей дочери! Ты ведь знаешь, кто такая Габби, так ведь? Она же жила в твоей квартире, черт побери!

Ее взгляд ничего не выражает, и это окончательно выводит меня из себя. Я вскакиваю и отшвыриваю стул.

— Чертова баба! — тычу я в нее пальцем. — Отвечай на мои вопросы!

— Уильям! — вдруг раздается у меня за спиной окрик. — Прекратите!

Я резко разворачиваюсь. На пороге стоит Роза. Теперь уже бессмысленно скрывать нашу осведомленность о ее соучастии, и моя ярость автоматически обретает новую цель.

— А, добро пожаловать в логово лжи, Роза! Как хорошо, что вы сюда пожаловали!

— Пожалуйста, Уильям, успокойтесь, — заклинает она. — Вы пугаете мою маму.

Сжав кулаки, я делаю шаг к ней. Буквально каждая мышца моего тела напряжена от усилий сдержать гнев.

— Не смей просить меня успокоиться! — рявкаю я. — Не после того, что ты натворила!

Она опускает взгляд и нервно сглатывает. И даже не думает отрицать и защищаться.

— Мне жаль, — шепчет она.

— Ах, тебе жаль?!

Ее жалкие извинения лишь служат искрой для пороховой бочки. Подхожу к Розе, и моя рука словно бы сама по себе вскидывается и устремляется в ее направлении. И хоть я совершенно не отдаю отчет в собственных действиях, женщину я сознательно ни за что бы не ударил. Что подтверждается тем обстоятельством, что кулак мой в конечном итоге впечатывается в оштукатуренную стену в добром метре от лица секретарши. Руку моментально пронзает адская боль.

Я падаю на колени.

Задыхаясь, поднимаю взгляд на Розу и выплескиваю остатки ярости:

— Ты даже не представляешь, как я ненавижу тебя за все, что ты сделала!

В палате воцаряется гробовая тишина. Но вот ее нарушает топот тяжелых ботинок по линолеуму, и надо мной нависает Клемент.

— Все в порядке? — спрашивает он.

Я лишь качаю головой. Мои ощущения в жизни не были так далеки от порядка.

Великан помогает мне подняться на ноги и затем обращается к Розе:

— Если не хочешь, чтобы мы досаждали твоей мамуле, зайди и закрой дверь.

Она безропотно подчиняется.

— Садись, — велит ей Клемент и кивает на свое место.

Женщина устраивается возле матери, и мой товарищ поднимает стул, что я отправил в полет через всю палату, и ставит его перед женщинами.

— Мы с тобой немного покалякаем, — говорит он строго, но спокойно.

Моя секретарша кивает и берет мать за руку. Дав выход ярости, теперь я не нахожу себе места от стыда. Что бы там ни натворила Роза, ее мать — лишь немощный инвалид и точно не заслуживала, чтобы я изливал на нее свой гнев. Сконфуженно отхожу в уголок, предоставив Клементу вести допрос.

— Насколько я понимаю, сейчас ты должна быть на работе, — начинает тот. — Как ты узнала, что мы здесь?

— По телефону Уильяма, — едва слышно произносит Роза. — Я установила на него приложение-трекер.

— Что-что ты сделала? — ахаю я.

— Билл! Не суйся, — отрезает Клемент. — Опять сорвешься.

Я пытаюсь заживо сжечь свою секретаршу взглядом, однако от дальнейших ремарок воздерживаюсь.

— Ответ нам уже известен, но я все равно спрошу. Ты сливала Габби информацию о Билле?

Роза поднимает на великана озадаченный взгляд.

— Ты сливала Габби информацию об Уильяме? — поправляется Клемент.

Ответом служит лишь слабый кивок.

— Так. Теперь, когда мы разобрались с этим, можешь сказать почему?

Молчание.

Меня так и подмывает схватить Розу и вытрясти из нее ответ. Пожалуй, оно и к лучшему, что функции следователя взял на себя великан, поскольку я точно не сдержался бы. Закусываю губу и медленно отсчитываю про себя с десяти до нуля, чтобы хоть немного успокоиться.

— Давай же, девочка, — требует Клемент. — Не такой уж и сложный вопрос. Почему ты сливала информацию сестре Билла?

Мое отчаяние только возрастает, и я снова принимаюсь за обратный отсчет.

— Она… — выдавливает наконец Роза.

Бегут секунды, однако продолжения не следует.

— Что она? — не выдерживает великан. — Давай, говори!

— Она не сестра Уильяма. Она моя сестра.

У меня отнимается язык, глаза наполняются слезами. Клемент внимательно следит за мной — вероятно, желая удостовериться, что в мои намерения не входит грохнуться в обморок. Затем удовлетворенно кивает и поворачивается к Розе:

— Как ты сказала? Габби не его сестра?

— Габби… Габриэлла… сестра Уильяма, — лепечет моя секретарша. — Только его шантажирует не Габриэлла. А моя сестра, Эми.

— Чего? Ни хрена не понимаю!

— Эми выдавала себя за Габби.

Клемент откидывается на спинку стула и сосредоточенно чешет затылок. Роза обращается ко мне с умоляющим взглядом:

— Уильям, простите меня. Я ничего этого не хотела.

Я судорожно сглатываю и моргаю, чтобы прогнать слезы. Вконец сбитый с толку, я только и в состоянии, что выдавить три слова:

— Не моя сестра?

— Нет, не ваша.

— Но… Но как же паспорт, свидетельство о рождении… Фотография младенца?

— Паспорт — подделка. Очень хорошая, но все равно подделка. Свидетельство о рождении и фотография настоящие, но они не имеют никакого отношения к женщине, которая показывала их вам.

Желание заполучить ответы огромно, и мысли мои потихоньку проясняются.

— Как же тогда они к вам попали?

— Я… То есть мы нашли серебряную шкатулку, когда наводили порядок в маминой квартире еще летом.

— Шкатулку… С письмом моего отца?

— Да.

Это объясняет, как сестры ее заполучили, однако отнюдь не то, каким образом вещица перекочевала из Хансворт-Холла в Хаунслоу.

— А как она оказалась в квартире твоей матери?

Роза поворачивается к немощной старушке и что-то бормочет — по-видимому, извинения. Потом объясняет:

— Мама работала сиделкой у вашего отца, перед тем как он умер. Она взяла шкатулку, потому что… — тут она осекается и нервно сглатывает. — Потому что отчаянно нуждалась в деньгах. И узнала, что шкатулка ничего не стоит, только через несколько недель после того, как забрала ее.

Внезапно снимок мисс Дуглас на фоне Хансворт-Холла получает объяснение, так же как и ее мотив кражи у моего отца.

— Эта шкатулка и ее содержимое предназначались для меня, — взвиваюсь я. — Твоя мать могла оставить чертову оловянную коробку себе, мне было бы тысячу раз плевать! Ее содержимое — вот что важно, и она должна была это понять!

Роза в очередной раз смотрит на мать. Та едва заметно ей кивает.

— Вы ведь пытались поговорить с моей мамой и знаете, что с речью у нее проблемы, так ведь?

— Это ты к чему?

— Она объяснила мне, насколько могла, что произошло.

— Продолжай.

— Мама пыталась вернуть вам письмо, примерно через месяц после похорон вашего отца, но вы уже покинули Хансворт-Холл. Уехали в Африку, как я понимаю. Она знала, о чем говорится в письме, и не хотела отдавать его никому другому. И потому просто спрятала шкатулку в ящике и забыла о ее существовании.

Я смотрю на мисс Дуглас и качаю головой. Она ведь не просто украла у меня безделицу — она украла у меня сестру. Украла целую жизнь, что мы могли бы провести вместе.

— Я понимаю, что утешение слабое, — продолжает Роза, — но ведь мама могла продать письмо газетам. Уж они бы вцепились в признание вашего отца и не поскупились на гонорар. Только она этого не сделала. Потому что она порядочная и честная женщина, которая просто совершила ошибку. Понимаете, Уильям, мама была в отчаянном положении. И все равно не посмела погубить репутацию вашего отца. И вашу, коли на то пошло.