Как обычно, по пути в Блэкфрайарс я предаюсь размышлениям. Да уж, денек выдался насыщенным, однако пока обошлось без серьезных последствий. Каким бы скверным положение подчас ни казалось, могло быть и намного хуже. По крайней мере, я извлек один ценный урок.

В самом начале восьмого сворачиваю на Фернивал-стрит и замечаю какую-то возню возле дверей «Фицджеральда». Неизвестный тип в костюме вовсю материт Фрэнка, который в ответ неистово машет на него руками. Меня отделяет от них метров двадцать, когда на сцене появляется Клемент, и ситуация принимает новый оборот. Вопли смолкают, поскольку великан хватает матерщинника за лацканы и прижимает к стене, причем ноги того болтаются над землей.

Я подхожу к Фрэнку и интересуюсь:

— Все в порядке?

— Застукал этого гада с коксом в туалете. Клемент разъясняет ему нашу политику в отношении наркотиков.

Пришпиленный к стене мямлит извинения, и великан поворачивается к Фрэнку за дальнейшими указаниями.

— Привет, Билл, — бросает он, заметив меня. С учетом обстоятельств, держится он крайне непринужденно.

— Э-э… Добрый вечер, Клемент.

Фрэнк кивает здоровяку, и тот бесцеремонно швыряет типа в костюме на середину улицы. Ознакомившийся с антинаркотической политикой паба бедолага поднимается и улепетывает без оглядки.

— Как обычно, Уильям? — осведомляется Фрэнк, уже оборачиваясь в дверях. Клемент закуривает сигарету, и я решаю не задерживаться на улице.

Присаживаюсь на табурет, пока бармен наполняет бокал.

— Фрэнк, а мне показалось, будто ты сказал, что этот Клемент у тебя разнорабочий.

— Так и есть.

— Вижу, его обязанности этим не ограничиваются. Ты же знаешь, что охранникам требуется лицензия?

— Конечно.

— И что, у Клемента она есть?

— У него самого узнать не хочешь?

— Хм, не очень.

— Весьма разумно. Сегодня у нас пюре с колбасками.

И с этим он ставит передо мной бокал с пивом.

— Спасибо. Пюре я тоже возьму.

Расплачиваюсь и удаляюсь на свое обычное место в углу. Расположившись за столиком, делаю большой глоток и откидываюсь на спинку стула. Впервые за день можно погрузиться в блаженное забытье под доносящуюся из музыкального автомата песню Фрэнка Синатры. Я закрываю глаза и отрешаюсь от всего, кроме мелодичного голоса певца. Накатывает усталость, усугубляемая и тем обстоятельством, что я не ел с самого завтрака. Во всей этой заварухе было как-то не до еды, но теперь, когда худшее позади, голод дает о себе знать.

Не обращая внимания на голод, соскальзываю в безмятежную дремоту. Пока меня внезапно не выдергивает из нее голос:

— Добрый вечер, Уильям.

Я вскидываюсь и продираю глаза.

— Какого черта?

— А я думала, ты мне обрадуешься, — отвечает Габби.

Какую-то секунду мне кажется, будто я сплю и это лишь дурной сон. Но женщина подтаскивает стул и усаживается рядом, и реальность кошмара становится очевидной.

— Как прошел день? — осведомляется она невинным тоном.

— Убирайся, — рявкаю я.

— Да не переживай ты так. Я ненадолго.

Наверное, явилась позлорадствовать. Что ж, ее ожидает разочарование. Может, битву она и выиграла, но победа в войне остается за мной. Эта мысль сразу придает мне уверенности.

— Ненадолго или нет, твои визиты мне уже надоели. Так что, будь добра, уходи.

— Ах, тебе не понравилась закуска?

— Какая еще закуска?

— Видео было лишь закуской, Уильям. Основное блюдо еще впереди.

«Опять она за свое!»

— Ты уже начинаешь серьезно действовать мне на нервы. Когда же ты оставишь меня в покое?

— О, ответ на это тебе известен, и мое предложение по-прежнему в силе.

— Да ты просто бредишь! И лишь понапрасну тратишь время.

— Возможно. Но у меня для тебя подарочек. То самое основное блюдо!

Габби достает из сумочки серебряную шкатулку. Медленно, с нарочитой осторожностью ставит ее на стол и откидывается на спинку стула.

— Ну и зачем мне этот хлам? — фыркаю я и пожимаю плечами.

— Если честно, это мой козырь для торга, а вовсе не подарок. Оставляю его тебе на двадцать четыре часа, после чего, смею надеяться, ты уже будешь готов принять мое предложение. Иначе мои требования возрастут.

Видя мое озадаченное выражение лица, женщина по пунктам разъясняет угрозу:

— Через двадцать четыре часа ты согласишься продать Хансворт-Холл за один фунт. Если нет, мое предложение увеличится до двух фунтов, но тогда тебе придется отдать и квартиру на Темпл-авеню.

— Что-что? Откуда тебе известно про мою квартиру?

— У меня есть источники.

По природе человек я отнюдь не агрессивный, но эта чертова баба воистину испытывает мое терпение.

— Ни. За. Что! — отрезаю я. — Да я лучше раздарю свою недвижимость, чем продам тебе за какую угодно цену!

Габби встает и стучит наманикюренным ноготком по крышке шкатулки.

— Я бы на твоем месте заглянула сюда, прежде чем принимать опрометчивые решения. До завтра.

Она одаривает меня выразительным взглядом и уходит, прежде чем я успеваю найти достойный ответ.

Делаю несколько жадных глотков пива, а затем пару глубоких вдохов. Пока я пытаюсь успокоиться, взгляд мой падает на оставленную шкатулку. Размером не больше книжки, вещица смахивает на серебряную, хотя, судя по налету, скорее это олово. Узор на крышке нанесен станочным гравированием, что относит поделку к послевоенному периоду. Стало быть, ценности вещица собой не представляет. Впрочем, по мнению Габби, ценно ее содержимое.

Продолжаю разглядывать шкатулку, не осмеливаясь заглянуть под крышку, и тут подают мой ужин. Сейчас я только рад отвлечься.

— Заказывал пюре с колбасками?

Поднимаю взгляд на нависшую фигуру официанта.

— Фрэнк поставил вас и на обслуживание столиков?

— Да уж, без дела сидеть не дает, — отвечает Клемент и ставит поднос рядом со шкатулкой.

После моей благодарности за доставленную еду великан, вопреки моим ожиданиям, не удаляется, но склоняется над столом и рассматривает шкатулку.

— «Будь собой», — бормочет он.

— Простите?

— Надпись тут. Это же латынь, верно?

Подаюсь вперед и в тусклом свете кое-как разбираю среди выгравированных завитушек на крышке слова «Qui Estis».

— Да, верно, — отвечаю я, стараясь скрыть удивление. — Знаете латынь?

— Ни бум-бум.

— Но…

— Не спрашивай. А что за шкатулка?

— Понятия не имею. Помните женщину, что приходила сюда прошлым вечером?

— Шельму-то?

— Ее самую. Она-то и дала мне эту штуковину.

Прекратив изводить меня вопросами, Клемент медленно проводит пальцем по крышке шкатулки, задумчиво разглядывая безделушку. На несколько секунд воцаряется неловкое молчание, однако я не испытываю ни малейшего желания интересоваться мотивами его странного поведения.

Внезапно он возвращается в реальность и пристально смотрит на меня:

— Дай знать, если что понадобится.

— Обязательно, спасибо.

Великан направляется к стойке, но вдруг останавливается:

— Я имею в виду, Билл, если понадобится что угодно. Просто дай знать, договорились?

Что-то в интонации Клемента наводит меня на мысль, что подразумевает он нечто большее, нежели специи к блюду. Впрочем, прежде чем я собираюсь с духом поинтересоваться, как далеко простирается его предложение, он уже уходит.

Решаю, что открыть шкатулку я пока не готов, и минут пять ковыряюсь вилкой в тарелке. Ларчик, однако, не дает мне покоя, так и притягивая взгляд. Что еще хуже, один его вид наполняет меня безотчетным страхом. Неприятное ощущение окончательно перебивает остатки аппетита, и в конце концов я сдаюсь и откладываю вилку и нож.

Делаю еще один глоток пива и смотрю на вещицу. Ни дать ни взять ящик Пандоры.

«Уильям, соберись».

И то верно. Какой бы козырь Габби ни припрятала в рукаве, неведением я ничего не добьюсь. Решительно открываю крышку.

Не знаю, что я ожидал под ней обнаружить, но точно не конверт кремового цвета с надписанным моим именем. В голову сразу же приходит мысль, что письмо от Габби, вот только зачем вручать его в оловянной шкатулке?