Великан так и не пояснил, имя это или же фамилия. К моему облегчению он кивает.

Ощущаю на себе его взгляд до самых дверей.

За две минуты пути до дома обдумать события вечера не получается, и когда я переступаю порог своей квартиры, безответные вопросы все так же не дают мне покоя. Заснуть сразу вряд ли удастся, несмотря на усталость, и я наливаю себе бренди и устраиваюсь на диване.

В комнате тихо, насколько только это возможно в современном городском жилище. Окна с тройным остеклением весьма неплохо глушат ужасающий лондонский шум, хотя слабый гул, порой прорезаемый воем сирен, слышен постоянно.

Потягивая бренди, я ищу зацепку, которая позволила бы распутать клубок вопросов. Пожалуй, начинать следует со следующих двух загадок: кто такая Габби и откуда ей известно про Хансворт-Холл?

Над первой я ломал голову еще утром, и мог бы уже получить на нее ответ, если бы не дал Розе отбой насчет списка делегатов. Придется завтра попросить ее снова побеспокоить организаторов. Что же касается сведений о Хансворт-Холле, на этот вопрос ответить легче, поскольку у меня есть публичная страница в сети, а в Википедии — несколько статей о нашей семье и особняке. В общем, чтобы установить собственника Хансворт-Холла, да и его цену, коли на то пошло, отнюдь не надо быть Шерлоком Холмсом.

Делаю глоток бренди и продолжаю мозговой штурм.

Пускай я отчасти и ответил на два самых актуальных вопроса, за ними идет следующий: почему Габби столь уверена, что я приму нелепейшее предложение о продаже семейного особняка за фунт?

Могу лишь предположить, что сегодняшним заявлением в полицию Габби хотела заставить меня понервничать и что вскоре мне предъявят нечто более серьезное. Но что? В шкафу у меня скелеты не пылятся, и я всегда тщательно слежу за тем, чтобы не оказаться в компрометирующей ситуации. При всей своей непристойности факт нашего с Габби секса в гостиничном номере отнюдь не золотая жила для таблоидов — ну кому интересна случайная связь незначительного депутата с задней скамьи?

Данное заключение придает мне чуть большую уверенность, что у этой чокнутой женщины против меня ничего нет. Да и вообще, в этой ее подставе ощущается что-то смутно знакомое.

Действительно, несколько лет назад один из моих коллег вляпался в крайне грязную историю, переспав с женщиной на какой-то конференции. К несчастью для него, он был женат, что дало шантажистке рычаг для давления. Помнится, порочащая связь депутата вышла наружу, когда он попытался перезаложить семейный дом, и это обнаружила жена. Газеты называли подобную аферу «медовой ловушкой».

Похоже, меня выбрали жертвой для такой же махинации. Как ни печально признать, но Габби, скорее всего, переспала со мной единственно с целью шантажа в надежде, что я окажусь достаточно туп и продам многомиллионную недвижимость всего за один фунт. Если я не поддамся — а я не поддамся, — следующим ее шагом станет угроза скормить историю газетам. Надо отдать ей должное, ситуация и вправду представляется беспроигрышной. Либо я уступаю ее требованиям, либо газеты выписывают ей чек на солидную сумму. Вот только ей, кажется, совершенно невдомек, что ни одна газета не купит такую унылую новость.

В общем, можно смело сказать, что в данном случае Габби проявила излишнюю самонадеянность. Сам-то я не игрок, но даже мне понятно, что блеф не всегда удается.

Довольный, что сорвал план Габби еще до того, как она привела его в исполнение, я допиваю остатки бренди и отправляюсь в спальню. Завтра все это закончится, и можно будет выбросить ее из головы.

Нет места отдохновения лучше, чем собственная постель, и утром я просыпаюсь в гораздо лучшем состоянии, нежели сутки назад.

После утреннего душа полчаса у меня уходит на приготовление и поглощение сытного завтрака из яичницы на тосте с шампиньонами и жареными помидорами, и когда наступает время отправляться на службу, настроение у меня совсем уже жизнерадостное.

Сегодня поставлю эту мерзавку на место и, быть может, подтолкну судьбу, чтобы больше не попадать в подобные ситуации.

Стоит мне выйти из лифта, и мой бодрый настрой подвергается испытанию. Мажорной и раздражающе громкой мелодией новый смартфон извещает о поступлении текстового сообщения:

Я только усмехаюсь. Да она понятия не имеет, что я на шаг впереди нее. Установлю по списку делегатов ее фамилию, и вот тогда-то заявление в полицию подам уже я. А пока пускай побесится. Прячу телефон в карман, не удосуживаясь ответить на дерзкое послание.

В офис я прибываю раньше Розы и в качестве компенсации за вчерашний сандвич готовлю нам обоим чай. Женщина появляется, как раз когда я ставлю чашку на ее стол.

— Доброе утро, Роза.

Она внимательно смотрит на чашку, затем на меня.

— Надеюсь, ничего не случилось, Уильям. При плохих новостях первым делом предлагают чай.

— Сегодня утром никаких плохих новостей! Ну, за исключением того, что вынужден снова попросить вас связаться с организаторами позавчерашнего мероприятия.

— Опять?

— Прошу прощения, но список делегатов мне все-таки понадобится.

Женщина и не думает выражать недовольство, лишь послушно делает пометку у себя в блокноте.

— Хорошо, я все сделаю.

Потом мы переходим к обычным утренним делам, и, согласовав расписание на день, Роза возвращается за свой стол. До первого совещания остается еще час и одна неотложная задача, после которой можно с чистой совестью приступать к парламентским обязанностям. Открываю сообщение Габби и набиваю ответ:

Отправляю и удовлетворенно откидываюсь на спинку кресла. Отныне я диктую условия. Жаль, конечно же, что не увижу ее лица, когда она прочтет мое послание. Кладу смартфон на стол — исключительно на тот случай, если Габби решит незамедлительно признать поражение. — и с головой ухожу в подготовку к предстоящему совещанию.

Час пролетает быстро, и незадолго до десяти я собираю папки.

— Так, мне пора. Думаю, больше часа у меня это не займет.

Роза выглядывает из-за монитора и кивком дает понять, что приняла информацию к сведению. Ее изящные пальцы даже не прерывают своей пляски по клавиатуре.

В коридоре на ходу еще раз проверяю телефон. Мое послание Габби так и остается безответным, но, как мне представляется, знак это хороший. Навряд ли она ожидала отпора и запасным планом явно не обзавелась. Я прямо вижу, как она лихорадочно обзванивает редакторов газет и от всех без исключения получает решительный отказ. Мысль об этом даже доставляет мне некоторое удовольствие.

Увы, мой радостный настрой угасает на первых же минутах совещания, когда председатель комитета приступает к презентации: более полусотни слайдов с несуразными схемами, диаграммами и корпоративными терминами вроде «профильные компетенции» и «незадействованные кадровые потоки». В общем, как выразился сидевший рядом со мной малый, «полнейший и абсолютнейший вздор».

Но ничто не вечно, наконец-то подходит к концу и скука смертная, хотя я и вынужден оплакивать семьдесят минут своей жизни, которые мне никогда уже не вернуть. Мало мне запрессованного мозга, так собрание еще и затянулось дольше запланированного, что как пить дать скажется эффектом домино на всем моем дальнейшем распорядке. По окончании совещания я первым устремляюсь к выходу.

По пути в свой кабинет проверяю смартфон на предмет поступивших сообщений. Габби по-прежнему отмалчивается, зато неожиданно обнаруживается послание от Фионы Хьюитт, парламентского уполномоченного по этике. Она на шесть лет меня старше, и я хорошо ее знаю, поскольку в Палату общин нас избрали одновременно. Далее ее карьера, в отличие от моей, пошла по восходящей. Тем не менее Фиону я отношу скорее к друзьям, нежели к коллегам.

Заинтригованный, читаю сообщение: