При всем моем довольстве бытом в сельской местности, одной из его слабых сторон является прискорбно медленная интернет-связь. Страница с результатами загружается целую вечность, но, к моему облегчению, искомый адрес на ней имеется. Увы, для ознакомления с именами проживающих по нему приходится регистрироваться, что подразумевает нудный процесс введения личных данных и оплаты.

По окончании всех процедур через пятнадцать минут я опять оказываюсь на главной странице сайта, что означает, что мне придется вбивать сандаунский адрес заново. Что ж, терпеливо тыкаю пальцем по клавиатуре и нажимаю клавишу «Ввод».

— Так, поехали.

Мы оба таращимся на экран, пока на нем крутится колечко, свидетельствующее о загрузке информации. Страница браузера пустеет.

— Чертова связь…

Медленно, но верно на экране возникает подлинное имя женщины из Сандауна.

— Барбара Джонс, — читает Клемент.

— О боже.

— Что? Имя тебе что-то говорит?

— Наверно, просто совпадение. Фамилия все-таки очень распространенная.

— Билл!

— Фамилия Розы — Джонс.

— Черт побери! И ты считаешь это совпадением?

Тон великана говорит, что он убежден в обратном.

— Я уже не знаю, что и думать, Клемент.

И все же это новое свидетельство против моей секретарши. Мысленно представляю ее лицо, такое прекрасное, и затем пытаюсь сравнить его с обрюзглой физиономией старухи, с которой мы встречались на острове. Глаза, нос, изгиб бровей… Если поставить обеих женщин рядом и спросить десять случайных человек, родственницы ли они, готов поспорить, восемь из них ответят утвердительно.

— Думаю, ты должен посмотреть правде в глаза, Билл. Твоя девка замешана в этом по самое не хочу.

Даже если бы я как-то и мог оправдать ее причастность к событиям заканчивающейся недели — а я, увы, не могу, — одинаковая фамилия и схожесть черт лица рассеивают оставшиеся сомнения. Ничего не попишешь, они родственницы — а значит, Роза действительно соучастница Габби.

К горлу вновь подступает тошнота.

— Мне нужно попить.

Встаю и нетвердо направляюсь на кухню. Включаю кран и принимаюсь горстями хлебать воду. В конце концов мне удается залить подступающую желчь, однако вкус горечи все равно остается.

И как только я мог быть таким идиотом, таким слепцом?

Все эти маленькие знаки внимания, что оказывала мне Роза, и которые я как дурак принимал за проявление симпатии, на деле являлись коварной приманкой. Методика у нее, допустим, более утонченная, но в целом голову она мне заморочила теми же самыми приемами, что и Габби. И хуже всего то, что я искренне им верил. С моим-то отчаянным стремлением к близким отношениям сыграть на моем одиночестве ничего не стоило — что обе женщины с холодным равнодушием и проделали.

— Билл, ты в порядке?

Я поворачиваюсь к маячащему в дверях Клементу.

— Не совсем. Каким же придурком я был!

— Не ты первый, не ты последний, братан.

При всем благом посыле слова его не очень-то и утешают.

— Но бичевать себя бессмысленно, — продолжает великан и заходит на кухню. — Полегчает тебе только тогда, когда мы прижмем эту суку.

Разумеется, он прав. Нечего зацикливаться на симптомах, коли требуется безотлагательное лечение. Не в первый раз я прикидываю, не стоит ли подключить к делу полицию. И не в первый раз отказываюсь от затеи.

— И как же мы ее прижмем?

— Первым делом нужно расставить ловушку для твоей секретарши. Чтобы убедиться, что она точно замешана.

— Думаешь, это может оказаться не так? — с надеждой спрашиваю я.

— Не-а, я думаю, что она лживая дрянь. Просто чтоб знать наверняка.

Надежда гаснет. Пожалуй, для разработки плана мне потребуется дополнительная доза кофеина. Я ставлю чайник, и Клемент присаживается на краешек кухонной стойки.

— Как у тебя по части актерского мастерства?

— Не могу похвастаться, что пробовал себя на этом поприще. А что?

— Потому что в понедельник ты будешь притворяться, будто ничего не знаешь о соучастии Розы.

— Может, наоборот, стоит высказать ей наши подозрения?

— И что потом? Она заляжет на дно, и мы лишимся ниточки к Габби.

Одна лишь мысль о том, что мне придется вести себя с Розой как ни в чем не бывало, наполняет меня ужасом.

— Даже не знаю, Клемент. Попадись она мне прямо сейчас, я бы устроил ей концерт. Навряд ли у меня получится изображать, будто ничего не произошло.

— И все же будь любезен постараться. Сделаешь как надо, и через несколько дней все это, глядишь, и закончится. Проколешься — и все накроется к чертям собачьим.

— Накроется?

— Если Роза заподозрит, что ты в курсе, она расскажет Габби. И тогда твоя чокнутая сестрица либо разнесет на весь свет ваш общий грязный секрет; либо захочет поиметь тебя покруче.

Пользуясь клементовским же выражением, от слов «сестрица» и «поиметь» в одном предложении у меня «аж яйца холодеют».

— Куда уж круче-то… Я хочу сказать, хуже и быть не может.

— Наверняка то же самое ты думал несколько дней назад, перед тем как действительно стало хуже.

— Тут ты прав.

— В общем, Билл, нравится тебе это или нет, поедешь в понедельник на работу и будешь из кожи вон лезть, изображая лоха. Есть у меня одна идейка, как нам выкурить Габби, так что тебе только денек и надо будет продержаться.

Мы усаживаемся за стол, и великан излагает, что мне предстоит сделать. План довольно простой, и при точном его исполнении нам удастся заполучить рычаг воздействия на Габби. Но если я что и узнал о своей вновь обретенной сестре, так это, что от нее всегда стоит ожидать неожиданностей. И потому, механически помешивая кофе, я уже прикидываю, как задуманное может обернуться против нас.

Как поют «Бумтаун рэтс», «я не люблю понедельники», и, боюсь, предстоящему предстоит стать особенно ненавистным.

Утренний поезд на Лондон катит по сельским районам Гэмпшира. Чтобы отвлечься от предстоящего мне этим утром, открываю приложение прогноза погоды на смартфоне. День обещан холодный и пасмурный. Вполне уместно.

Крупные станции еще только впереди, потому в вагоне относительно безлюдно. Думаю, во время возвращения Клемента в Лондон в субботу днем было так же спокойно. Как ни грустно признать, но я был разочарован, когда он отклонил мое предложение остаться на выходные. Наверное, пообещал Фрэнку поработать вечером в пабе. Как бы то ни было, я остался вариться в собственном соку одиночества. При всей чудаковатости, склонности к насилию и ужасающем метеоризме, на данный момент только его я и могу считать другом и союзником.

Поскольку заняться было нечем, чтобы не забивать голову мыслями о понедельнике, почти все выходные я либо дрыхнул, либо возился в саду. Как правило, вечером по субботам я наведываюсь в деревенский паб, однако на этот раз мне претили и праздная болтовня с местными, и алкоголь. Сегодня утром, впрочем, глоток-другой бренди пришелся бы весьма кстати, исключительно для храбрости.

Поезд продолжает бежать вперед, делает остановки в Саутгемптоне и Уинчестере. Горстка пассажиров сходит, однако их сменяет несравнимо большее количество новых, что неизбежно приводит к остервенелой игре в «музыкальные стулья». В конце концов все места заняты, и несколько десятков бедолаг вынуждены стоять в проходе. И с этими лучше не встречаться взглядом, когда они раздосадованно смотрят на сидящих везунчиков.

Но вот гэмпширская сельская идиллия далеко позади, и мы прибываем на станцию Клэпхем-Джанкшен. Тревога моя возрастает до такой степени, что мне уже не до городских пейзажей, и я в тысячный раз перебираю план предстоящих действий. Беспокоит меня не столько его исполнение, сколько необходимость притворяться, будто моя доверенная секретарша не состоит в сговоре с моей сестрой с целью погубить меня. Пока я еще допускаю, что Габби шантажирует Розу, однако на данный момент причина предательства не столь существенна. Возможно, если все пойдет согласно разработанному плану, мне удастся установить ее мотивы. До той же поры придется считать Розу добровольной соучастницей, и это причиняет мне боль.