Я держу лицо. На нем застыла привычная всем маска балагура, но сердце ноет. Немного. И это не любовь, по крайней мере, так мне хочется думать. Больно оттого, что меня снова отставили. Впору начинать вести счет поражениям на личном фронте. А если учесть мою неординарную внешность — катастрофам.
— Не расстраивайся! — утешает Андрей, наклоняется ко мне и кладет руку на плечо.
— Рад, что у Ольги все хорошо! — искренне заявляю я. — Я плохая пара, проблемная, а союз со мной опасен и чреват смертельным риском!
— Спасибо, что предупредил! — Трубецкой лыбится во все тридцать два зуба и отдергивает ладонь от моего плеча, словно я чумной.
— Сценарий помнишь?
— Да! — кивает Андрей. — Сначала музей Рода и гребаная маска, затем салонный треп, после я иду на аудиенцию к Великому Князю, а ты уединяешься с нашей Еленой Прекрасной!
— Ревновать не будешь? — я желчно улыбаюсь, отправляя мысли об Ольге на задворки сознания.
— Буду твоим вечным должником, если все получится! — Андрей картинно прижимает ладони к груди и кланяется настолько низко, насколько позволяет автомобильное сидение.
— Ловлю на слове! — я в шутку грожу пальцем и отворачиваюсь к окну.
Мы подъезжаем к высотке Воронцовых, и я чувствую облегчение: хохмить и вести пустые разговоры нет настроения. Даже с Трубецким. С большим удовольствием я бы устроил с ним спарринг и махал бы кулаками до изнеможения.
Когда Руссо-Балт тормозит у парадного крыльца, возникает стойкое ощущение, что я попал в прошлое. Встречающие нас слуги разодеты в голубые ливреи с белыми манишками и жабо, на ногах у них белые чулки и остроносые туфли с белыми же бантами, а на головах — седые парики. Делегация стоит под проливным дождем, даже не раскрыв зонты.
— Воронцовы над нами не издеваются, у них так принято! — сообщает мне Трубецкой с усмешкой.
Двое просеменивших к машине слуг в высоких париках синхронно открывают дверцы и застывают, раскрыв зонты и потупив очи долу. Переглянувшись, мы с Андреем выходим из лимузина и следуем к входу, защищенные от потоков воду, падающих с неба.
Елена Воронцова встречает нас в холле. Лично. Без служанок, дабы чужие лики не затмевали ее красоты. На ней узкий голубой кринолин, подчеркивающий соблазнительные изгибы фигуры и идеально гармонирующий с цветом глаз. Я не могу не признать, что девчонка чертовски сексуальна. Эх, если бы она не была такой непроходимой дурой!
— Привет, мальчики! — произносит Елена грудным голосом и дарит нам по поцелую в щеку.
Трубецкой при этом недовольно хмурится и воротит нос, а я довольно улыбаюсь. Приятно же, Тьма меня забери!
— Сейчас мы уединимся в нашем музее, и открою вам все тайны Великого Рода Синих, — заговорщицки произносит Елена и проводит кончиком язычка по верхней губе, отчего ее предложение приобретает не пафосное, а весьма двусмысленное звучание.
— Мы ждем с нетерпением, — отвечаю я за нас обоих и медленно облизываю губы, за что получаю возмущенный взгляд Андрея.
Мы идем следом за Еленой через весь холл высотки, и я поражаюсь окружающей меня безвкусице и аляповатости. Огромное помещение заполонено старинной мебелью и дешевыми картинами, видимо, свезенными сюда из дальних имений Воронцовых. Под потолком прячутся слишком маленькие для этого огромного зала люстры, а под ногами разложены османские ковры, совершенно неподходящие друг другу. Возникает стойкое ощущение, что я попал в огромную лавку старьевщика, который любит пафос и деньги, но не обладает даже зачатками элементарного вкуса.
— Добро пожаловать! — произносит Елена перед входом в музей, и двое пышно одетых слуг распахивают резные двери из красного дерева.
Музей представляет из себя еще более печальное зрелище. Мы как будто попали в лавку дедушки того самого старьевщика, что выложил свои сокровища в холле высотки. Видимо, в представлении Воронцовых величие Рода можно подчеркнуть грязью на полу и килограммами пыли, покрывающей все вокруг.
— Прошу прощения за беспорядок, сюда все равно никто не заходит, — извиняется Елена, уверенно пробираясь вперед между косо стоящих стеклянных витрин.
Многие из них наполовину или полностью пусты: видимо, часть из них продана или утеряна. Мы следуем за хозяйкой, стараясь не задевать мебель и сохранить костюмы в первозданной чистоте. Идея припереться сюда в костюмах принадлежит Андрею, я собирался примчать на мотоцикле в футболке, майке и шлепанцах. Попробовали бы Воронцовы не принять наследника Великого Рода Фиолетовых!
Неожиданно Елена останавливается перед антикварным диваном и одним быстрым движением стягивает с него чехол, защищающий подушки от пыли.
— Мальчики, признайтесь честно: вы же на гобелены смотреть приехали? — спрашивает Елена, теребя верхнюю пуговицу платья и переводя томный взгляд с Андрея на меня и обратно.
Андрей теряет дар речи и беспомощно смотрит на меня. Предложения заняться сексом втроем от будущей жены он явно не ожидал. Мне становится по-настоящему весело, и я ослабляю узел галстука, повергая несчастного Трубецкого в шок.
— Жарко здесь, — невозмутимо поясняю я.
— Кондиционеры и сигнализация выключены, — произносит Елена и расстегивает верхнюю пуговицу.
— Давайте сначала посмотрим на маску, — предлагаю я, натягивая на лицо одну из отработанных соблазнительных улыбок. — А затем поднимемся наверх, выпьем по паре бокалов шампанского…
— Я согласна! — с готовностью произносит Воронцова и срывается с места, поднимая за собой клубы пыли.
— Я тебя в котлету разделаю! — цедит Трубецкой сквозь зубы. — Ты обещал!
— И в одиночку как-нибудь справлюсь, — отвечаю я, ерошу тщательно уложенную прическу друга, и припуская вперед, уклоняясь от его мощного удара.
Выскакиваю из-за стеллажа и едва не врезаюсь в ожидающую нас княжну. Она ждет нас, облокотившись на небольшую витрину.
— Маска основателя нашего Великого Рода, — кивает Елена. — Если тебе нравятся ролевые игры…
— Он их обожает! — сообщает появившийся рядом Трубецкой.
Он стремительно бросается к стойке, достает голубую маску и протягивает ее мне.
— Давай оставим Александра на пару минут, и я расскажу тебе о его пристрастиях, — говорит Андрей, приобнимает Елену за талию и уводит ее за стеллаж.
Я медленно прикладываю маску к лицу, уже зная, что она сядет на него идеально. Возможно, мать семи сыновей Разделенного тоже была Темной? Конструкт касается кожи лица, в нее впиваются тысячи миниатюрных иголочек, и меня захлестывает волна экстаза. Я не хочу снимать маску и какое-то время стою без движения, погружаясь в дофаминовый шторм. Ощущение, что маска начинает проникать в кожу, приходит неожиданно, не ощущение даже, а скорее опасение. Я сдергиваю конструкт с лица, кладу его внутрь стойки, захлопываю крышку и смотрю на свое отражение в пыльном стекле. С облегчением вздыхаю — на гладкой коже нет ни единого следа. Я еще не знаю, зачем я делаю это с масками, но почему-то уверен, что это — ключ к моему будущему, и мне нужна последняя оставшаяся — желтая.
Андрея и Елену я нахожу на диване. Со стороны кажется, что парочка мило беседует, но все выдают позы. Трубецкой сжался на самом краю и отчаянно сжимает напряженной ладонью деревянную боковину, а Воронцова навалилась на него справа, прижавшись грудью третьего размера.
Увидев меня, Трубецкой распрямляется пружиной и вскакивает на ноги. В его глазах плещется ликование, он смотрит на меня как на спасителя, как на Разделенного Бога во плоти, спасшего его от Темных.
— А почему ты не в маске? — нарочито серьезно восклицает он, строя умильную рожу. — Мы зачем сюда ехали?
— Не зачем, а к кому! — не лезу за словом в карман я, подхожу к дивану, беру Елену за изящное запястье и целую воздух над ее ладонью. — Мы приехали к нашей очаровательной даме, и я готов переместиться на верхние этажи!
Уже через минуту мы выходим из музея и снова попадаем в холл. Как и полчаса назад, в нем нет никого, кроме нескольких слуг и пары охранников, отличающихся от первых лишь шириной плеч и кобурами пистолетов, выпирающих под ливреями.
