— Когда ты собиралась мне сообщить? — опять заговорил Вадим.

— Вчера. Но ты пришел пьяный в сосиску и заявил мне, что отныне будешь жить без баб. Потому что они тебя все достали.

Алёна поправила спутанные волосы и зевнула. Никакого восторга от своего положения она не испытывала, но и слез лить не собиралась. Боялась, правда, что Вадим сразу же потребует избавиться от ребенка, и тогда заполучить его будет сложнее. Но попытаться всё же решилась. Нет, так нет, пойдет в клинику, да и всё.

А так, есть небольшой шанс. Правда, одна загвоздка. Алёна понятия не имела, чей это ребенок. Кто отец — Вадим или Славик? Никакая женская интуиция ей ничего не подсказывала, как назло за месяц и один, и второй мужчины бывали неосторожны. Вот и результат.

Но у Вадика наследника нет. Может быть, ее беременность поможет ему, наконец, принять решение и развестись? Только вот времени в запасе немного. Но она поставит ему ультиматум — или он уходит из семьи и женится на ней, или она делает аборт. Ошибки ей ни к чему.

Дни то тянулись, как липкая ириска, то мчались буквально кувырком. Всё зависело от настроения. Тася обвыклась в своей маленькой комнатушке, и даже сосед Виталик перестал пугать ее «пятидневками». Была у него удивительная особенность, пил ровно пять дней, выходные отлеживался, тихо принимая из рук Зои горячий сладкий чай с лимоном. Смиренно слушал ворчание жены, которая становилась смелее после загулов мужа, радовался, что не выперли с работы — мужиков не хватает, а руки у него и, правда, золотые. Дети тоже становились заметнее, переставали прятаться и даже несмело брали конфеты, которые им протягивала Тася.

Иногда нападала на нее меланхолия, и начинало казаться, что всё беспросветно и уныло — жизни дальше нет, так и останется куковать в этой конуре, чихать от пыли в библиотеке и, в конце концов, превратится в старушку с жидкими волосенками, стянутыми в пучок, и будет кормить стайку кошек у подъезда.

Светка уже несколько раз спрашивала, почему Тася не зовет ее на просмотры, порывалась приехать в гости, да и вообще связаться с ее знакомым агентом по недвижимости, а не кормить бездельников, которые не в силах быстро подобрать нужный вариант. «Сколько веревочке не вейся…» — тоскливо думала Тася, оттягивая неизбежное. Всё равно рано или поздно Светка всё узнает. И тогда точно убьет ее.

Нашлась подработка. Тася редактировала, а заодно и как корректор проверяла книгу от издательства, с которым заключила договор. Деньги небольшие, но пригодятся. А еще Галка через своих знакомых устроила ее на четверть ставки соцработником. Два раза в неделю нужно было обойти по списку подопечных, что-то докупить, где-то принести лекарства, а иногда и просто выслушать. Тася справлялась. Свободное время ей было не нужно. Наоборот, когда день заполнен делами, нет возможности думать и лить слезы. Нет, не по Вадику. По себе. Потому что не добилась ничего.

Солнце завершило свое путешествие по библиотечному залу и уже готовилось переместиться за угол, наконец, оставив рабочий стол Таси в тени. Веселый луч скользнул по ее задумчивому лицу, заставив выбраться из размышлений и заняться работой.

Вечером заскочила к Варваре Аркадьевне — одной из одиноких старушек, приписанной к ней. Они как-то незаметно подружились. Хотя Варвара Аркадьевна сначала встретила ее весьма холодно. В белоснежной блузке со старомодными кружевами, прямой спиной и аккуратными туфельками на небольшом каблучке, Варвара Аркадьевна была похожа на утраченную почти век назад представительницу высшей аристократии. «Из бывших», как сказали бы в эпоху, когда происхождение нужно было еще умудриться скрыть, занавесить блеклыми, старыми тряпками и спрятать в чулан, где когда-то хранились ведра, корыта и метлы.

Всю жизнь Варвара Аркадьевна прожила в трехкомнатной квартире, доставшейся ей, как заслуженному педагогу. Сначала жила с овдовевшей сестрой, а после ее смерти осталась совершенно одна. В комнатах поселилось одиночество, приправленное старческим ожиданием финала. Старушка была крепка, сохранила ясный ум и очень расстраивалась, что никто из соседок, таких же старух, не может поддержать с ней беседу, не понимает французский и вместо шляпки, надевает в булочную старый вязаный берет. Ужасно.

Каждое утро Варвара Аркадьевна, становилась боком к стулу и крепко держалась за спинку высохшей, обтянутой пергаментной кожей рукой. На пальце тускло светился фамильный перстень. Выполняла несколько па, косилась на свое отражение в помутневшее зеркало большого платяного шкафа, улыбалась, вытягивая морщинистую шею. Никто и никогда не видел ее в халате или растянутых трико. Кружева у шеи, на рукавах, резная камея на лацкане, чуть подкрашенные глаза и губы. Железная дисциплина.

— Что это, у вас глаза печальные, голубчик? — поинтересовалась Варвара Аркадьевна через неделю.

Тася растопила ее сердце тем, что восхитилась собранной библиотекой, а главное, вдруг процитировала к месту один из любимых отрывков из Мольера. Так и защебетали они на французском. Старушка словно расцвела, встретив родную душу, и теперь в обозначенные дни ждала появления Таси, в нетерпении выглядывая в окно.

— Развелась недавно, — просто и не таясь, ответила с улыбкой Тася.

А потом сама не зная почему, рассказала Варваре Аркадьевне невыразимо скучную в своей банальности историю ее слепой любви. Наверное, пришло время, когда душа запросила освободить от накопившейся боли, слез и разочарований.

— Переезжайте, деточка, ко мне, — вдруг произнесла Варвара Аркадьевна и легонько пожала Тасину руку. — Комната пустует, а вам спокойнее будет. Я вас утруждать не собираюсь. Слава богу, и сама еще шевелюсь.

Тася поблагодарила, но отказалась. Ехала в свою коммуналку и удивлялась: бывает же, незнакомые люди, а хотят помочь. А тот, кого считала близким и родным, обошелся не церемонясь. Все деньги, полученные с подработок, Тася откладывала. Хотела нанять адвоката. Ужасно противно и тяжело становилось на сердце, когда думала о суде, о том, что нужно, хотя бы попытаться вернуть деньги. Виделось в этом что-то унизительное: будто выклянчивает. Но деньги были от бабушки, и только это заставляло Тасю окончательно с ними не распрощаться. Иначе давно махнула бы рукой.

***

Вадим чуть ли не скрежетал зубами от злости — так хотелось ему послать Тасе снимки первого УЗИ, на которое он сходил вместе с Алёной. Попробовал узнать новый номер у Светки и даже придумал повод, мол, Тася не забрала кое-какие вещи из квартиры, но нарвался на такую отборную площадную ругань, что потом еще долго алел щеками, недоверчиво покачивая головой: откуда такого набралась? Это, наверное, врожденный талант так виртуозно складывать сочные матерные конструкции. Прямо хоть диплом пиши.

Алёна, почувствовав слабину Вадима, капризничала и обижалась. Требовала немедленно решить все вопросы с законной женой и переселить ее в квартиру, где она спокойно может вынашивать малыша.

Вадим из неудобного положения героически выкручивался, сыпал отговорками и просил еще немного подождать — он всё уладит. А ждать Алёне было невыносимо. Хотелось всего и сразу. Пришлось даже дать от ворот поворот Славику, потому что встречаться с ним теперь не имело смысла — только проблем наживешь. Всплакнула, потому что Славик не сильно расстроился, хохотнул в трубку и пожелал счастья.

Вадик приезжал через день и надоедал своими советами про витамины и вечерние прогулки, злился, когда обнаруживал в пепельнице окурок и вывез из шкафчика все бутылки с вином, демонстративно оставив на столе брошюру о здоровом образе жизни будущих мам.

Алёна в ответ на это собралась и уехала из дома, не сказав, куда и зачем. В последнее время она часто вспоминала, как Вадик возил ее в библиотеку. Мучило смутно знакомое лицо женщины, которую они встретили почти сразу при входе. А вчера ночью вдруг пришло осознание: это Тася, жена Вадима!

Ее черты она запомнила, когда он небрежным движением руки смахивал фотографии в их доме в ящик комода. После их странного визита в библиотеку, она ехала домой и всё вспоминала — где же она видела эту женщину со стопкой книг?