Пройдя через две массивные стеклянные двери и попав в вестибюль, Алёна замешкалась, но повертев головой, быстро сообразила, куда ей идти дальше. Вокруг было так тихо, что она даже замедлила шаг, стараясь, чтобы каблуки стучали глуше. Мимо пробежали две девчонки лет четырнадцати, смеясь и переговариваясь, они скрылись в читальном зале, где вдоль стен стояли компьютерные столы. Алёна посмотрела на них с недоумением: есть еще такие, кто ходит в библиотеку? Она в их возрасте совсем в другие места ходила, и девушка улыбнулась, вспомнив вечеринки в квартирах у парней постарше.

— Вы записаться? — прервал ее воспоминания голос из-за перегородки.

Алёна подошла ближе, и Тася, наконец, поняла, с кем разговаривает. Лицо слегка побледнело, но осталось спокойным. Взгляд метнулся к двери, будто она ожидала увидеть там еще кого-то, а потом вернулся к Алёне. Обе женщины молчали, впервые встретившись так близко.

С удивлением Алёна отметила, как хорошо выглядит Тася. Наверное, и правда, ни в чем не подозревает мужа. Спит хорошо, радуется своей семейной жизни. Неожиданная искорка ревности кольнула сердце. Вадик говорил, что жена его «так себе, обыкновенная», но Алёна отметила ее здоровый цвет лица, легкий макияж, выразительные серые глаза. И ресницы длинные, красивые, а вовсе не коровьи, как презрительно фыркал Вадим. Оранжевая кофточка с рукавами три четверти выигрышно сочеталась с медовым цветом волос, отчего кожа на лице приобрела нежный персиковый оттенок.

Тася не отрываясь, смотрела в лицо той, что прошлась по ее жизни бульдозером, смела и перемолотила в щепки ее чувства, надежды, мечты. Поутюжила еще хорошенько, чтоб уж наверняка. Ревности или злости не ощутила, только любопытство: зачем пожаловала? Сердце колотилось, как бешеное, выстукивало на все лады, как будто плясало русскую. Алёна нерешительно оглянулась и без приглашения села на стул рядом со столом.

— Вадик не знает, что я сюда поехала, — произнесла вдруг Алёна.

Тася продолжала молчать, стараясь не показать охватившего ее волнения. Она крепко, до боли в костяшках, переплела пальцы, и с напряжением снова посмотрела прямо в лицо посетительнице.

— У нас с Вадиком будет ребенок, — без предисловий вдруг бухнула Алёна и расплылась в улыбке.

Ее рука инстинктивно сползла на живот, и Тася, широко распахнув глаза, проследила за ней, как будто ожидала увидеть уже готового младенца.

— Вот, смотри, это заключение врача и УЗИ. А то вдруг ты не поверишь?

На столе разразился звонком телефон. Тася вздрогнула, но трубку взяла сразу. Сквозь шум в голове прорывался чей-то голос с просьбой продлить книги. Тася машинально записала номер читательского и, не дослушав, опустила трубку на рычаг. Подняла глаза на Алёну, которая нетерпеливо ждала внимания.

— Поздравляю, — тихо сказала Тася. — А я тут при чем?

— Как это? — искренне удивилась Алёна. — Мне кажется, ты должна знать. Вадик же наверняка не сказал об этом. Понимаешь, он какой-то… — и Алёна скорчила рожицу, наморщив носик, — какой то нерешительный. Я надеюсь, ты понимаешь, что теперь-то вам надо развестись. Ну, не будешь же ты за него цепляться после того, что узнала?

И тут Тася рассмеялась, звонко расхохоталась, заливисто, как в детстве в цирке, который приехал на гастроли в их небольшой городок. Алёна покосилась на нее с жалостью — совсем у тетки крышу сорвало. Она немного поерзала на стуле и приготовилась ждать, когда у жены Вадика закончится истерика.

— Неужели он тебе ничего не сказал? — задыхаясь, смогла выговорить Тася.

Алёна удивленно приподняла бровь и едва заметно качнула головой.

— Я развелась с ним. Уже больше месяца прошло! Он разве тебе не сообщил? — с иронией спросила Тася.

Алёна чуть качнулась вперед, будто не разобрала, что ей сказали, и вдруг резко встала. Лицо ее исказилось, а от снисхождения не осталось и следа. Она схватила сумочку, комком запихала в нее бумаги, которые показывала Тасе, и помчалась к выходу.

Алёна исчезла, остался только едва заметный запах духов. К столу подошла знакомая посетительница, как всегда с большой стопкой книг. Это была молодая женщина, которая недавно родила третьего ребенка. Тася знала ее в лицо. Инна приходила в эту библиотеку с детства, а потом стала приводить сначала одного, а затем и второго ребенка. И вот теперь у нее родился уже третий малыш — долгожданная девочка.

— Пока гуляю с коляской, хоть почитать, — смущенно улыбаясь, сказала Инна и подвинула стопку легкомысленных женских романов.

Был такой период в жизни Таси, что ей всюду встречались беременные женщины. Куда бы она ни зашла, какую бы книгу ни открыла, что бы ни смотрела в соцсетях. Это были предложения фотографов для беременных фотосессий, товары для малышей, рассказы о родах и море снимков счастливых женщин, с нежностью придерживающих руками большой живот.

Инна тоже постоянно попадалась на глаза именно в тот момент, когда ее беременность становилась очевидной. И каждый раз у Таси сами собой наворачивались слезы, потому что только недавно она с замиранием сердца в очередной раз буквально молилась над клочком бумаги, заклиная его показать две заветные полоски.

Тася отметила выданные книги, а потом, извинившись, ушла в самую дальнюю комнату хранилища, где всегда было тихо, пусто и темно. Спряталась за стеллажами и, присев на маленькую подставку, обхватила себя руками. Перед глазами, как картинка на экране, снова возникло довольное лицо Алёны и маленький черно-белый квадратик с непонятными разводами, обозначающими ребенка. Их ребенка. Вадима и Алёны. Более выразительного подтверждения, что Тася неполноценная, и не надо. Всего-то один невнятный снимок. То, чего у нее не будет никогда.

Покинутая квартира, где осталась часть души, исчезнувшие бабушкины деньги, чужая комнатушка, в которой приходится жить теперь, — всё это померкло перед ликующим взглядом Алёны и ее ладони, прикрывающей пока еще безупречно гладкий пресс. Тася онемела, оглохла, застыла изнутри. Не испытывала даже радости оттого, что открыла возлюбленной Вадима его страшную тайну — он больше не женат. Вообще ничего. Пусто. И даже не больно.

Просидев так почти двадцать минут, Тася с трудом заставила себя встать и выйти из своего убежища. Работу никто не отменял, а вечером еще нужно зайти к Варваре Аркадьевне, обещала составить ей компанию в прослушивании радиоспектакля на французском языке.

Будет неизменный крепкий душистый чай, который старушка заваривала своим особенным способом, прозрачные на просвет чашки на блюдцах с серебряной ложечкой рядом, и хрупкие крошечные печенья, сложенные горкой в хрустальной вазочке. Накрахмаленная скатерть, безупречно накрытый стол, вышитые салфетки — ничего из этого не казалось Тасе смешным или нелепым. Наоборот, ей виделось, что она перенеслась во времени и незаслуженно оказалась там, где, на удивление, ей было покойно и хорошо.

— Тасенька, детка, — обратилась Варвара Аркадьевна, когда Тася уже собиралась уходить. — Ты не надумала занять комнату Матильды?

— Вашу сестру звали Матильда? — удивленно спросила Тася с улыбкой.

Варвара Аркадьевна картинно повела рукой, указывая на портрет, где две юные девушки, прижавшись друг к другу, смотрят вдаль, как будто надеются там разглядеть свое будущее. Это был настоящий портрет, писанный маслом. Сестры — в светлых платьях с пышными юбками грациозно застыли бок о бок, а позади, на столике — ваза с букетом сирени.

— Да. Наша матушка была большой поклонницей балета и очень любила Матильду Кшесинскую. Отец был, конечно, против такого буржуазного имени, — слабая улыбка пробежала по подкрашенным губам Варвары Аркадьевны, — но матушка умела настоять на своем.

— Я подумаю, Варвара Аркадьевна, — сказала Тася. — Спасибо вам, — и поспешила выйти за дверь.

Ей ужасно не хотелось покидать эту тихую и уютную обитель, где совсем не чувствовалось одинокой старости, где смешивались ароматы сладкого печенья и чая с чабрецом и розмарином, и гулко, но осторожно звонили большие напольные часы в коридоре. Тася вздохнула и стала медленно спускаться по ступеням. За сеткой загудел старый лифт, лакированная кабина которого закрывалась вручную. Раздались детские голоса и звон связки ключей, хлопнула входная дверь и всё стихло.