Тася тоскливо оглянулась, ни души, только вдалеке виднеется крыша деревянного дома. Молчаливая тетя Нюта без предупреждения свернула с дороги в сторону неприметной тропки, ползущей вглубь рощицы. Тася, запнувшись о толстую корягу, пошла за ней. Ей казалось, что она Алёнушка, которую заманивает в лес злая ведьма. Вот так добрая тетя Нюта! Вот так близнецовые души! Теперь наставления Галки выглядели зловеще. Что делает тетя Нюта с этими неведомыми близнецовыми душами?

Дом у тети Нюты оказался добротным, крепким, с высоким крыльцом и небольшой верандой. В палисаднике подмигивали разноцветными глазами осенние астры и георгины, за домом был разбит большой огород, где в основном росла картошка. А сбоку были грядки с укропом, петрушкой, чесноком и хреном. Небольшая бревенчатая банька притаилась прямо рядом с мостками, ведущими на деревянный помост речки. Где-то вдалеке мекала коза, и пахло печным дымом. Уютные, знакомые с детства запахи окутали Тасю с головы до ног, будто и правда, сработала машина времени.

Тетя Нюта молча проводила ее в дом. Тася поднялась по крутым, покрашенным коричневой краской, ступеням и оказалась в сенях, а потом и в самой избе. Было тихо, только старые ходики на стене щелкали изношенной пружиной.

Тася разулась, посмотрела на свои джинсы, припорошенные до колена пылью — притащила грязи. Хозяйка дома кивком головы показала в сторону печки, за которой находилась небольшая комнатушка с высокой железной кроватью. Такая же была у бабушки. Тася очень любила прятаться под нее и сквозь свисающие кисти покрывала наблюдать, как бабушка ее ищет и как будто не может найти.

Тетя Нюта всё так же молча скрылась на улице. Тася огляделась, заметила большой комод с тяжелыми ящиками и старый, но еще крепкий стул. На него и присела. Так приучила ее бабушка — застеленная кровать королевишной стояла до самого вечера, горделиво хвастаясь подушками, сложенными одна на другую, и кружевной салфеткой, накинутой сверху.

Стукнула дверь, загремело ведро, и вдруг послышался звук процеженной жидкости.

— Девка-а-а, — услышала Тася. — Таисия!

Она выглянула из-за печки. Тетя Нюта наливала из литровой банки свежее молоко, пузырящееся пенкой.

— Иди-ка, с дороги-то… Выпей парного, — говорила тетя Нюта, не поворачивая головы. — Тоща совсем, кожа да кости, — ворчала она. — И в глазах муть. Вечером в баню пойдешь, — строго приказала она.

Молоко оказалось козьим, сладким и совсем без специфического запаха.

— А как же, — словно отвечая на немой вопрос, сказала тетя Нюта. — Животное — оно чистоту любит, тогда и продукт вкусный.

Тася улыбнулась: как смешно она говорит, называя молоко, продуктом. Тетя Нюта снова куда-то исчезла, а Тасе ужасно захотелось спать. В голову снова пришло сравнение со сказкой, где усталого путника опоили сонным зельем. Она сидела на застланной разноцветными половиками лавке и отчаянно таращила глаза, борясь с навалившимся сном. Откинула голову на маленькую подушку, пахнувшую пряной травой, и закрыла глаза, всего на минуточку. Очнулась, когда уже смеркалось, и по дому неслышно сновала тетя Нюта, ступая по половицам жесткими пятками.

А дальше отпуск превратился в один бесконечный день, когда Тася уже устала удивляться и покорно жила по неведомому режиму, что прописала ей тетя Нюта. Сроду не любившая баню и вечно пищавшая от клубов пара, теперь Тася с наслаждением парилась, чередуя веники — березовый, дубовый и даже из крапивы. Боль, грусть, тоска — всё выстегивалось, выпаривалось, облетало с души, как с кожи облетают прилипшие засохшие листья. Бросалась в звонкие воды быстрой речушки, оставляя там тревогу и страхи.

Из деревянной шайки омывалась отваром трав, приготовленных тетей Нютой. Полоскала волосы дождевой водой, собранной в кадку, отчего они становились мягкими и блестящими. Надевала простую нательную рубаху из грубоватой чистой ткани и босиком, ойкая и морщась, бежала по траве в дом. Каждое утро и вечер Тася пила парное молоко, утирая тыльной стороной ладони, молочные усы. И благодарила козу Майку, поглаживая ее курчавый лоб между тонкими, как полумесяцы, рогами. И спала, спала, спала, как ребенок.

Тася привыкла к неразговорчивой хозяйке, к ее нашептываниям и приговорам, к ее грубоватым приказам, что ей есть, что пить, когда идти в баню, а когда в лес, чтобы искать свое заветное место, дарующее силу и свободу.

— Да, где искать-то? — недоумевала Тася.

— Почувствуешь. Сама поймешь, — отворачивалась тетя Нюта.

И она нашла это место. Замерла, как заколдованная и потом тихо опустилась на траву рядом с огромным дубом, в котором чернела глубокая темная дыра — как портал в потусторонний мир.

Так закончился отпуск, а Тася обрела жизнь и получила к ней вкус.

Город встретил привычным шумом и суетой. Это вам не тихая станция Березки, куда Тасю снова отвез всё такой же похмельный Толик. По всей видимости, это было его естественное состояние. Но Тася уже не боялась. Она возвращалась, неся в душе стойкую уверенность: всё будет хорошо. Это было удивительное и очень непривычное чувство, как будто заново родилась.

На вокзале захотелось обхватить голову руками и заткнуть уши или нырнуть под воду, чтобы все звуки стали приглушенными. «Как мы живем в этом сумасшествии?» — удивилась Тася, и поехала прямиком к Светке.

Наконец-то ожил телефон, который две недели провалялся в рюкзаке, и на зарядку Тася его поставила только в день отъезда. Посыпались уведомления из соцсетей и дошли сообщения, присланные много дней тому назад. Пришло и сообщение из аэроклуба «Мечта». Администратор интересовалась, собирается ли Тася использовать подарочный сертификат, предупреждая, что срок его действия ограничен концом года.

Про Алексея, впрочем, ничего не написала. Но Тася уже давно для себя решила — в ближайшее время поедет туда сама. Не хотелось больше придумывать для себя отговорок. Какая разница, с кем она совершит свой полет?

Там, в далекой деревеньке, в пяти часах езды от города, Тася перестала бояться. Перестала бояться жизни, а главное, себя. Тетя Нюта, ничего не объясняя и не обсуждая, смогла исподволь сделать то, что обычно делают хорошие психологи. Причем это вышло само собой, как будто и, правда, их души были близнецами.

Слова оказались не нужны. Тася, наблюдая за тетей Нютой и ее обычными, повседневными делами, буквально впитывала исходящую от нее целительную энергию. По телу словно пробегали теплые волны, а потом сильно хотелось спать.

— Ну, мать, это совсем другое дело! — ахнула Светка, увидев Тасю.

Она крепко обняла ее, потом отодвинулась и снова стала рассматривать подругу.

— Шикарно выглядишь! Может, и мне туда рвануть? Забить на всех и уехать?

Тася только смеялась. Нет, Светка точно не нуждается в тете Нюте. Столкнутся, как две шаровые молнии и разнесут весь мир вдребезги.

Светка, как всегда, каталась колобком по квартире, рассказывая последние новости. Иногда замирала и, всплеснув руками, восхищенно вздыхала, глядя на Тасю. И даже присутствующий в гостях Валентин Петрович с удовольствием отмечал, что теперь Тася стала похожа на человека.

В его понимании это были исчезнувшие острые локти, ключицы, грозящие прорвать тонкую кожу и коленки, по которым можно было изучать строение сустава. Нет, Тася почти не поправилась, только «ладная стала», — так сказала тетя Нюта, впервые улыбнувшись в день отъезда.

— Я к вам еще приеду? — застенчиво спросила Тася.

— Надеюсь, что нет, — ворчливо ответила тетя Нюта и, прищурившись, поглядела за горизонт.

И Тася поняла ее грубоватый отказ. Они обе поняли. Сюда приезжают с тоской и разбитой душой. Приезжают, когда уже невмоготу. Можно долго делать вид, что всё у тебя хорошо — ты пережил самое страшное, ты уже улыбаешься и строишь планы, но внутри гнездится черная бездна, которая только и ждет, чтобы затянуть вместе с твоими, казалось бы, отплаканными слезами.

Ты думаешь, что хрупкое стекло, которое ты проложил под ногами, навсегда отделило тебя от душевной боли, а оно, раз! — и лопается в самый неожиданный момент. И ты падаешь в черноту. Тася знала, теперь это всё останется здесь — в лесу, в бане, в речке… в тете Нюте. А взамен она получила исцеление, настоящее, не мнимое. Потому и не ждут ее здесь снова.