— Нико, это… ужасно. Ты понимаешь, да?

Он смотрит на меня, его голубые глаза сонные и спокойные.

— Это было очень давно. Я был намного моложе, более вспыльчив. Таким же был и он. Может быть, сейчас мы всё уладили бы как взрослые, но тогда мы были не так мудры. Он порезал моё грёбаное лицо, а я схватил бутылку и разбил её об его голову, — он улыбается, но в этом есть какая-то извращённая грань. — Это не похоже на кино, Синдерс. Бутылка не разбилась, и он не выжил. Бутылка расколола его голову, как яйцо.

О, Боже, мой желудок бурлит от тошноты.

— Потом вышел его отец, увидел, что произошло, и затащил меня в гараж. Он подвесил меня за руки и бил тростью, пока я не пожелал смерти. Он оставил меня там, и я думал, что буду медленно умирать от отсутствия заботы. На следующий день отец пришёл и спустил меня. Он был в Париже, где у него были дела, и ему позвонил член семьи, который знал, что меня оставили умирать. Родственник посчитал, что это несправедливо, так как Карлос начал драку и порезал моё чёртово лицо без всякой провокации.

Он пожимает плечами, будто говорит о нормальном дне в офисе.

— Мой отец забрал меня, и мы вернулись в Париж. Два года спустя, на большом семейном ужине в Италии, мой дядя снова набросился на меня, и мне пришлось проявить себя перед семьей или позволить ему превзойти меня, что означало бы, что я всегда буду считаться слабым. Я не только показал себя, — я убил его. Если бы я этого не сделал, он никогда бы не перестал меня преследовать. Затем мои люди расправились с его людьми. Так я укрепил позиции своего отца, и мы полностью возглавили североевропейскую бизнес-группу. Мой отец работал над тем, чтобы сделать большую часть нашей работы легальной. Северная деятельность использовалась для очистки денег остальных членов семьи. Всё должно было быть законно, но, чтобы через него легко было переводить деньги. Казино. Ночные клубы. Роскошные рестораны и тому подобное. Потом ещё и недвижимость. В итоге мы поняли, что в Лондоне можно заработать больше денег легально, чем нелегально во многих других местах.

Он зевает.

— К сожалению, русским принадлежит большая часть Лондона. Он и сейчас наводнен русскими деньгами. Тем не менее мы заняли свою нишу и теперь управляем огромной империей недвижимости и финансов.

— Так что, никаких наркотиков? — спрашиваю я.

Нико хмурится.

— Наркотики — это грязно. Из-за наркотиков можно много времени провести за решеткой. Зачем беспокоиться, если можно перевозить другие вещи гораздо проще и за большие деньги. Например, металлы. Человек, которого ты сегодня встретила — Волков — он перевозит оружие. Также деньги. У него есть партнёр по бизнесу, случайный партнёр, который перевозит вещи, представляющие большую ценность, например, предметы искусства, антиквариат. Ты видишь мир чёрно-белым. Хорошее и плохое.

— Нет, это не так, — я протестую против его оценки меня.

— Это так, Синдерс. Но организация, в которой я состою, уходит корнями почти в средневековье. Ты знаешь, чем отличается моя семья от твоей?

Я качаю головой.

— Твоя семья сделала законными все кражи, которые они совершали.

Я задыхаюсь на этих словах.

— Что? Ты думаешь, что твоя семья родилась на этих землях много веков назад? Они просто заняли их, верно?

— Ну нет, я предполагаю, что они были даны королём, или они купили их? — я понимаю, что не знаю этого. Я знаю многое о нашей истории, но не о том, как мы пришли на эти земли. Они были в нашей семье так долго, и ни отец, ни мать не говорили об этом.

— Так кто же дал землю королю? Вильям Завоеватель просто взял её. Потом случились огораживания. До этого треть земель Британии принадлежала людям, а сейчас это менее трёх процентов.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Я занимаюсь недвижимостью. Я обязательно изучаю правила и юридические аспекты, а также историю землевладения в странах, где я работаю. Посмотри, сколько людей покупают дом в Великобритании, но не владеют землёй. Представь себе это во многих других странах. «Эй, ты купил этот дом, но на самом деле ты его только арендуешь, потому что земля принадлежит какому-то аристократу.» Они засмеются тебе в лицо, но здесь? Все с этим согласны. Так что, пожалуйста, не читай мне лекции о том, что правильно, а что нет. Даже закон создаётся сильными мира сего и имеет исключения для них.

Я думаю о том, что он сказал. Даже закон создаётся сильными мира сего и имеет исключения для них. Он прав, не так ли? Посмотрите на мою пра-пра-прабабушку, не на ту, которая вышла замуж за пирата, а на менее удачливую, которую посчитали ведьмой из-за влиятельных мужчин, которые были напуганы женщиной, что не вписывалась в их шаблон хорошей женщины.

— Моей семье не всегда было легко, — говорю я защитным тоном. — Они помогали местному населению, как могли, а в XVIII веке разрешили пасти скот на общих землях. Одну из моих предков преследовали как ведьму. Другая вышла замуж за пирата, и местная община якобы отвергла её. Мы не богаты в том смысле, как ты думаешь. У нас есть старое имя и старая земля, но у нас нет денег. Мы не владеем половиной Лондона или Сомерсета, а мой отец не был лордом. Мы не аристократы.

— Нет, но, по крайней мере, некоторые из вас были такими, другие были мятежными и, как ты говоришь, пошли против короны и были отвергнуты или обвинены в колдовстве. Я не пытаюсь очернить твою семью, Синдерс, я просто указываю на то, что многие люди, на которых равняется большинство общества, происходят от тех, кто в прошлом совершал плохие поступки. Кто завоёвывал, грабил и крал землю. Вот и всё, что я хочу сказать.

Мне кажется, что в его словах очень много самооправдания, но в какой-то степени я его понимаю.

— Пират, говоришь? — он ухмыляется мне. — Значит, ты и я — не всё так плохо? Твои предки не будут ворочаться в могилах?

Я мягко смеюсь.

— Нет, некоторые из них могут отпраздновать.

— Иди сюда, — он притягивает меня к себе, мягко раздвигает мои ноги и устраивается между моими бёдрами, упираясь своей толстой тяжестью в мой вход.

Его глаза задают вопрос.

— Да, — шепчу я.

Он достаёт презерватив и снова берёт меня.

Глава 23

Синди

— Конечно, платье сработало. Я видела это своими собственными глазами. Дорогая, он мужчина. Одно платье не заставит его влюбиться в тебя, — Кэрол закатывает глаза, — Это, однако, будет ступенькой к конечной цели.

Я сказала ей, что не была уверена в том, что платье зацепило Нико.

— Я не уверена, что хочу, чтобы он любил меня, — отвечаю я.

Мы прогуливаемся по теплице, и я показываю Кэрол уголок, где я пытаюсь выращивать орхидеи и редкие лилии. В этой части оранжереи солнце светит почти целый день. Десять лет назад мама срезала два больших дерева, которые затеняли большую часть стеклянного здания, и так было с тех пор, как оно построено. Она хотела, чтобы это было место, где она могла бы посидеть и погреться даже зимой, вместо сырого места, полного папоротников. Большее количество солнечного света сделало это место идеальным для того, чтобы начать выращивать экзотические растения.

— Это редкая лилия, — говорю я ей. — Кровавая лилия. Она цвела в прошлом году, и я надеюсь, что она зацветёт снова в этом.

Кэрол улыбается мне.

— Почему ты не хочешь, чтобы он любил тебя? — она возвращает разговор опять к Нико.

— Я и сама не уверена в своих чувствах. Это был бы жестокий трюк — заставить мужчину влюбиться в меня, а потом решить, что я ненавижу его больше, чем люблю.

— Ты знаешь, что говорят о любви и ненависти. Тебе нужно остерегаться безразличия. Ты прекрасно знаешь, что никогда не будешь равнодушна к этому человеку. Но позволь нам вычеркнуть твои чувства из уравнения. Ты же хочешь, чтобы он был на твоей стороне, не так ли?

— Ладно, да. Он уже заявил, что я получу дом за то, что выйду за него замуж.

— Да, но Иветта всё равно может причинить много вреда. Он — мощный союзник, а нет большего союзника, чем влюблённый мужчина. Ради этого они готовы сжечь целые империи.