— Как Нико Андретти относится к этой сделке, которую ты заключил с его родителями? — спрашивает Иветта. — Я не уверена, что смогу подарить ему детей.

Её отец смеётся.

— Дорогая, тебе не придётся раздвигать ноги для животного. Боже правый, нет. Просто позволь ему жить здесь. Ты выйдешь за него замуж на глазах у папарацци и возьмёшь его деньги, а он возьмёт славу твоей фамилии и историю, связанную со всем, кем мы являемся, и чем является этот дом. Я уверен, что он будет искать удовольствия в другом месте. Мать скажет ему, что невесту трогать нельзя, и все его развлечения с этого момента должны быть исключительно осторожными. Тебе не придётся прикасаться к нему. В противном случае я бы этого не допустил. Он бандит.

— Я не знаю, папа. Это запятнает наше имя.

— Дорогая, мы больше не можем позволить себе быть традиционалистами. Это нужно сделать, иначе мы потеряем всё. Может быть, даже этот дом. Если ты сделаешь это, мы получим миллион фунтов.

Я замираю при этих словах. Насколько плохо Иветта вела дела, чтобы оказаться в положении, когда она может потерять дом?

Чёрт возьми, я действительно не могу уехать, если она может потерять дом.

Мне нужно отбросить свои детские и, возможно, совершенно надуманные страхи, что она меня убьёт, и начать бороться. В конце концов, она злая, порочная женщина, но между жадным, злопамятным человеком и убийцей есть много общего.

Настало время повзрослеть и бороться за то, что принадлежит мне.

Я смогу это сделать.

Я смогу бороться за то, что принадлежит мне, и более того…

Я буду бороться.

Глава 2

Синди

Когда наступает пятница, я уже совершенно измотана. Дни превратились в бесконечную трясину тумана и мороси. Здесь, в дикой Шотландии, очень красиво, но зимой это наводит тоску. Недостаток света может доконать человека.

Я снова вытираю пыль с этих проклятых статуэток. Кажется, они собирают пыль и пепел от камина, как ничто другое в этой комнате. Я уже несколько раз говорила Иветте, что ей следует перенести их в свою спальню, но она просто игнорирует меня.

Дверь на кухню с грохотом распахивается, и в комнату входит мужчина с Иветтой. Красивый, на вид около тридцати, с тёплыми каштановыми волосами и добрыми глазами, в руках у него ящик с инструментами. Неужели это новый отчим? И тут я понимаю, что моя идея глупая. Стал бы Нико Андретти носить с собой ящик с инструментами?

— Вот эти фигурки, — говорит Иветта, указывая на полки со стеклянными чудовищами, как будто это её дети. Она этим гордится. — Как видите, их много, поэтому шкаф должен быть большим. Я хочу, чтобы это было в основном стекло, по возможности, с небольшим количеством дерева, кронштейнов, или всего того, что необходимо для крепления стекла. И много освещения. Тогда мои малыши будут красиво сиять. Мне не нужно, чтобы их ежедневно вытирал неуклюжий олух, разбивающий их, — она бросает на меня едкий взгляд.

Мужчина смотрит на меня, его тёплый взгляд ослабевает от её слов, и улыбка сползает с лица.

— Пойдёмте, я покажу вам гостиную, — она хлопает в ладоши.

Гостиную? Где там можно поставить шкаф? В ней нет места для достаточно большой витрины, чтобы разместить эту коллекцию.

Я пробираюсь за ними и задерживаюсь у двери, прислушиваясь.

— Я подумала, что здесь будет идеальное место, — Иветта указывает туда, где стоит валлийский комод.

Это изделие хранилось в семье на протяжении трёх поколений.

— Что вы будете с этим делать? — спрашивает мужчина.

Она пожимает плечами.

— Продам? Вы можете взять его, если можете заплатить сейчас, а потом продать его самостоятельно?

— Я дам вам за него триста фунтов.

Иветта думает одно мгновение.

— Четыреста.

— Триста пятьдесят фунтов.

Она вздыхает и надувает светло-красные губы.

— Договорились.

Она продала что-то, стоящее для меня больше, чем можно купить за деньги, и даже не подумала о том, что это вообще не её вещь.

— На самом деле, после того, как вы померяете, почему бы вам не осмотреться и не подумать, есть ли что-то ещё, что вы готовы предложить? Вся эта тёмная древесина наводит на меня тоску.

В этом доме есть вещи, которые стоят целое состояние. Но эта женщина так глупа, что не поймёт, что ценно, а что нет.

— Позвоните мне, когда закончите измерения и составите смету на шкаф. Я буду в зимнем саду.

Я думаю, она имеет в виду теплицу. Она была построена много лет назад в качестве дополнения к поместью, когда Великобританию охватила папоротниковая лихорадка. С годами растения в ней стали более разнообразными, и в настоящее время она больше напоминает оранжерею. В отличие от меня, эта женщина туда не ходит, так зачем она идёт туда? Мне нравится это место — оно такое спокойное. Надеюсь, она не станет возиться с моими растениями. Я пытаюсь выращивать там орхидеи, наряду с обычными лилиями и другими комнатными цветами.

Она поворачивается на каблуках и выходит за дверь, натыкаясь на меня, когда я спешу незаметно скрыться.

— Боже мой, дитя, ты что, хочешь довести меня до сердечного приступа? Перестань прятаться за дверью. Знаешь, что говорят о тех, кто подслушивает?

Вообще-то, не знаю. И она тоже, потому что не уточняет, когда идёт дальше по коридору, шурша длинной шёлковой юбкой.

Стерва.

Проскользнув в холл, я подхожу к мастеру, который измеряет пространство.

— Эм, не могли бы вы сообщить мне, если моя мачеха попытается продать вам что-нибудь ещё? Это мебель моей семьи.

Он вздыхает и потирает переносицу.

— Послушай, милая, я не хочу в этом участвовать. По закону он твой или её? Если твой, то я скажу ей сейчас же, что не могу его продать. Если её, то я ничего не могу с этим сделать.

Я долго смотрю на него.

— Не смотри на меня такими большими глазами. Я уверен, что такими глазами можно растопить ледник, но я не могу помочь закону, не так ли?

— Не знаю. А вы не можете?

Я бросаю на него взгляд, полный отвращения, и выбегаю из комнаты. Взбежав по лестнице, я распахиваю дверь своей спальни, ложусь на кровать и кричу в подушку. Боже, как я ненавижу свою жизнь. Ненавижу своё бессилие, когда наблюдаю, как моя злая, злобная, глупая мачеха разрушает всё, что моя семья строила сотни лет. Больше всего меня раздражает её глупость. Она похожа на шарик, который не имеет ни малейшего представления о том, что делает.

Бесшумно, на цыпочках, я выхожу из своей комнаты и иду по коридору, затем сворачиваю влево, в западное крыло. Там я нахожу её спальню. Ту самую, которую она делила с отцом. Я стучу в дверь и, не получив ответа, открываю её и просовываю голову внутрь. Я уверена, что она находится в оранжерее, как она заявила, но нужно быть осторожной.

Комната пуста. Я прокрадываюсь внутрь и закрываю дверь. Убедившись, что в ванной никого нет, я возвращаюсь в главную спальню и направляюсь к её гардеробной. Я сажусь на пол и смотрю на полки с сумками и обувью. У меня с собой телефон, и сначала я проверяю стоимость некоторых туфель.

Даже при перепродаже они будут стоить по несколько сотен фунтов стерлингов. Сумки — это совсем другое дело. За некоторые из них можно выручить тысячи.

Я никак не могу убедить её продать эти вещи. Она купила их в первую очередь, поэтому мы и оказались в такой ситуации, но что, если я их продам? Могу ли я инсценировать ограбление и сделать так, чтобы она могла потребовать всё это по страховке, а затем продать их и использовать деньги для оплаты счетов, которые будут значительными этой зимой? В холодное время года эксплуатация такого большого дома всегда обходится гораздо дороже.

Её идея открыть бутик˗отель — ещё один пример её глупости. Это означает, что мы должны запустить отопление во все крылья дома. В то время, как обычно зимой западное крыло закрывается на самые холодные месяцы, и обогреватели в этих комнатах работают на минимуме. Достаточно, чтобы не было замёрзших и потрескавшихся труб, но достаточно мало, чтобы не было дорогостоящих счетов. Теперь у Иветты в этих комнатах живут постояльцы. Если учесть расходы на стирку, отопление, уборку и освещение, то это совсем не приносит дохода.