Пятнадцать минут до конца игры.

Внутри меня всё холодело. Но я упорно сидел на месте. Лишь когда ее повело на подаче, вскочил с места. Но Богданова словила равновесие, тряхнула головой и подала еще одну подачу. Очко. Третья подача. Аут.

Десять минут.

На стул я уже не сел. Не отводил от нее глаз. Понимал, что она готова упасть, а я готов ловить.

Финальный свисток. Конец игры.

Богданова поплелась к скамейке. Села и через две минуты съехала вниз, потеряв сознание.

Пока я добежал, вокруг Бельчонка скопилась вся команда, а тренер и мед. работник осматривали ее.

— Приподнимите футболку. Я не слышу сердцебиение, — выпалил медик.

Тренер задрал край футболки.

И уже меня повело. Живот был одним сплошным синяком. Больше я ничего не видел. Перед глазами вспыхнули черные пятна, голова кружилась, подташнивало. Я сам был готов упасть в обморок.

— Какого черта! — дернулся от нее врач. — Скорую.

— Бес, твою мать. Не тупи, — встряхнул меня Ян. — Пошли.

Ильин тащил меня к выходу, а Гор нес Богданову.

Окончательно выплыл уже в машине, когда Гор опустил голову Бельчонка мне на колени.

Смотрел на ее безжизненное тело и дотронуться боялся. Этот грёбаный засос на шее, синяки на запястьях, лиловая кожа на животе. Лицо бледное, темные круги под глазами.

Меня всего трясло. Руки ходили так, что только со второго раза смог подтянуть Бельчонка к себе и обнять.

Холодная.

Не слышу, не чувствую ни дыхания, ни сердцебиения.

— Бельчонок… Бельчонок… — шепчу я, заливаясь слезами.

— Рома, твою мать! Пусти ее, — орет Гор, пытаясь вынести Бельчонка из машины.

— Бес, соберись. Мы приехали. Пошли. — пытается отрезвить меня Ян.

Только я не могу. Сдвинуться не могу. Размазало окончательно. Накрыло так, что банально дышать не могу. Все внутри перемололо от осознания того, что с ней было.

Она же мне еще улыбнуться сумела там в коридоре, когда у самой под одежной всё было избито. Ничего не сказала, пока я вносил ее имя в разряд шлюх. Страдала от боли, от моих слов и улыбалась. Вот как ее понять. Как я должен был понять, что ей плохо. Как?

Идиот.

С ней всё решаю на эмоциях. Лечу, как бык на красную тряпку во время корриды, ничего не видя вокруг. Её саму за этой красной тряпкой не вижу. Сплетни, недомолвки, страхи, злость, ревность — всё это перед ней. Пока до ее самой добрался, она уже пострадала.

Она уже в больнице. Ей плохо. А мне жить не хочется.

Столько всего наделал.

Прогонял. Звал обратно.

Целовал. Бил.

Любил. Ненавидел.

А какая она, так и не понял?

Не понял, почему не уходит, когда прогоняю, и почему не возвращается, когда зову обратно.

Не понял, почему не отвечает, когда целую, и почему целует сама, когда мне это не нужно.

Не понял, почему не говорит о любви, когда любит, и почему не ненавидит, когда кричит об этом.

Не понял, почему улыбается мне, когда я этого не достоин, и почему не плачет, когда всё болит.

Я совсем не знаю ее. Не могу почувствовать ее. Не вижу ее или вижу неправильно. Она не такая, как я ее представляю.

Другая.

А какая?

Я не знаю…

Дема

— Ром, не уходи. Ты не можешь ее оставить.

— Забирай ее себе.

— Она не вещь, чтобы мы ее из рук в руки передавали, — если бы я не видел состояние Ромы, я бы уже его убил. — Она как никогда нуждается в поддержке. Ром, не дури. Я не знаю, что в твоей башке творится. Ну, ты ей нужен как никогда.

— Она мне не нужна. Мы не можем быть вместе. У нас ничего не получится.

Держать его бессмысленно. Но я не понимаю, почему он так себя ведет. Мы оба виноваты. Ни я, ни он этого не отрицаем. Только я отойти от нее боюсь, а он бежит.

— Дикарка, ты проснулась, — подошел к ее кровати и увидел слёзы в глазах. — Позвать доктора?

Она отрицательно закачала головой, и слезинка одна за другой побежали по бледным щекам.

— Ты всё слышала? — она отвернулась от меня, пряча глаза. — Рома…

— Дем, уйди, пожалуйста.

— Дикарка!

Хотел настоять и остаться. Обнять и забрать всю боль себе. Но ей сложно в моем присутствии. Ей нужно проплакаться, а при мне она это не сделает. Будет бодриться, улыбаться и держать всё в себе. Я уйду, чтобы она выплакала из себя эту боль. А потом вернусь и буду жалеть, заботится и защищать так, чтобы больше ни единая слезинка не скатилась по ее щекам.

А еще буду любить и надеяться, что она полюбит меня. Я дам ей время. Столько времени, сколько нужно, чтобы она забыла Рому. Я не буду ее торопить. Не буду настаивать на наших отношениях, не буду давить своей любовью. Ей решать, что будет между нами. Дружба или любовь.

Но в любом случае я не смогу ее оставить. Я буду рядом или как друг, или как парень.

— Хорошо. Я уйду. — обхватил ее лицо руками и повернул к себе. — Дикарка, если я тебе буду нужен, позвони мне. Даже если не я, знай, что я готов прийти всегда.

Кивнула.

Смахнул слезинки. Поцеловал горячий лоб. И ушел.

В голове все вертел разговор с Ромой. Его рассказ про Шаха, это аудио и засос на шее.

Дикарка позволила себя избить, но не переспала с Марком. Я в этом уверен.

А за деньги?

Чушь вообще.

Как Рома на это клюнул, ума не приложу. Он же ее знает не хуже меня.

Она, чтобы заработать деньги на эту учебу в Америке, пахала с утра до поздней ночи. Кроме основной работы. Она еще завалила себя кучей дополнительных подработок. Во-первых, Ренат отдал ей одну из своих групп. Во-вторых, в выходные она брала заказы на хореографию и индивидуальные занятия. Гор свою малую и еще пару девчонок с ее группы на эти занятия подбил. В-третьих, по ночам Дикарка у Янчика в клубе его танцовщицам танцы ставила. В-четвертых, съемка в рекламе для нашей фирмы.

Она так вкалывала, потому что для ее позорно быть зависимой от кого-то. Тем более денежно.

Эта крошка — сильная и независимая девочка.

Была…

Она не звонила, а я, как дурак, ждал.

А потом позвонил Ян, который решил навестить Дикарку в больнице. Только ее не оказалось ни в больнице, ни в общаге. Точнее, в больнице она написала отказ от госпитализации, а в общагу не возвращалась.

Где она?

Я чуть с ума не сошел, пока мы ее искали.

Обзвонил всех. Колесил по городу в ее поисках. И если бы не Ян и его отец — полковник, который подключил всех ментов города, я даже не хочу думать, чтобы случилось, и как бы мы все с этим жили.

Когда я подъехал, Ян кутал Дикарку в свою куртку.

Во мне всё пылало. Никому не удавалось так вывести меня. Чувствовал себя психопатом, который не может контролировать свои эмоции.

Дикарка — вредная девчонка.

Доберусь до нее и вылуплю соплячку, чтобы больше не выкидывала такие закидоны.

Только стоило на ее взглянуть, как захотел убить себя.

За то, что оставил ее в той больнице.

За то, что не понял до конца ее состояния.

За то, что ждал два дня, а не был рядом.

— Дем… Дем… — лепетала Дикарка, прижимаясь ко мне. — Дем, пожалуйста. Не оставляй меня одну. Не отпускай меня никогда. И я клянусь, что ты никогда не пожалеешь о том, что будешь со мной рядом.

Не оставлю, потому что не прощу себе, если с ней что-то случится. Не оставлю, потому что я ей нужен.

Рома

Почему жизнь меня ничему не учит.

Мать уже не раз показала мне, что я не достоин любви, но я снова и снова искал себя в ее сердце.

Дурень решил, что могу надеяться на любовь Бельчонка. Думал, что смогу любить ее и сделать счастливой. Только мать права. Я ошибка, которая ломает людям жизни. Мое рождение сломало жизнь Эльвире. Мое появление в жизни Бельчонка довело ее до больницы. Моя безумная любовь принесла ей только боль. Я не хочу быть ночным кошмаром для Бельчонка.

Хочу для нее счастливого будущего.

Не со мной.

С Демой.