С каждым словом Ветров все сильнее и сильнее вжимал свои пальцы в мои плечи. Лёд в глазах сменился пламенем, которое прожигало насквозь, страшило. За последние дни Рома дал понять, что мне следует ожидать от него худшего. Он способен сделать больно. И я ждала боли. И физической, и душевной. И не ошиблась.

Он впечатал меня в стену. Его ладонь сомкнулась на моей шее. Это было грубо, унизительно и страшно. Особенно, когда его кулак шарахнулся в стену в сантиметре от моего уха. Сжалась, но взгляд не отвела. Смотрела прямо, хотела считать степень допустимого для него. Если ли предел такого мерзкого отношения ко мне.

— Хорошо с ним? А со мной было как? Как тебе было, когда я целовал тебя? — и он впился губами в мои губы. Жадно. Грязно. — Ты стонала, Бельчонок, когда я целовал тебя. Ты помнишь?

Его большая ладонь скользнула выше, сжав подбородок и заблокировав голову. Я не могла освободиться, не могла оттолкнуть его. Хоть и прикладывала максимальные усилия.

— Пусти. Немедленно. Мне не нравится, — выкрикивала я между его поцелуями. — Противно.

— Противно! Не нравится! — рычал он мне в губы, врезая кулак в стену на каждом слове.

А потом обмяк, опершись локтями об стену. Соединил наши лбы и закрыл глаза. Мы оба прерывисто дышали. Оба сердца рвались наружу. Мое к нему, а его…

— Нравится по-другому? Как? Как тебе нравится, Бельчонок? Я сделаю. Поцелую так, как ты хочешь.

— Я хочу по-настоящему. Но у нас не получится. Между нами нет ничего настоящего.

— А с ним по-настоящему? Он целует тебя по-настоящему?

— Да.

— Я ненавижу тебя, Богданова! — он открыл глаза и отошел от меня на несколько шагов. Стало пусто, но легко, свободно.

— Ненавидь, Ром! — я даже улыбнулась такому искреннему признанию. — Ненавидь меня. Ненавидь так сильно, чтобы я ощущала твою ненависть на расстоянии, чтобы подойти к тебе боялась…

— Ты лгунья. Лживая стерва. Меня воротит от таких как ты. Потому все твои слова, все поступки — это ложь и показуха. Ты играешь. Играла Шахом, мной. Сейчас играешь Дёмой. Строишь из себя недотрогу, но кочуешь от парня к парню, как шлюха. За месяц трое. И со всеми по-настоящему. Но если бы твои чувства были действительно настоящими, они бы не исчезли за пару дней, ты бы не попросилась в кровать к другому. Может я и мерзавец, но я никогда не говорил иного. Я трахаю телок и не пудрю им мозги чувствами, которых нет. Это может и некрасиво, но честно. Ты же играешь красиво, но лживо и корыстно. Богданова, ты самая настоящая сука, которая стала между родными братьями. Стравила их себе на радость.

На ватных ногах прислонилась к стене. Мозг отключился. Он отказывался переваривать полученную информацию, отказывался найти для меня ответ на вопрос «за что?». Я стояла и просто смотрела на него. Не могла сдвинуться с места. Не могла из себя выдавить ни слова, ни слезинки, ни улыбки. Это больно. Но эта боль уже не острая, а остаточный эффект. Это как при порезе. Когда лезвие ножа рвет кожу, боль резкая, сильная, острая. А потом кровь, но боли нет. Шок. Понимаешь, что потом будет болеть. Понимаешь, что будет шрам. Но прямо сейчас в этот момент боли не чувствуешь. Видишь лужу крови, но не чувствуешь боли. Вот и я сейчас видела его ненависть. Понимала, что завтра мне от его слов будет плохо, обидно, больно. Понимала, что он оставил шрам на всю жизнь. Но прямо сейчас было всё равно.

— Дикарка…

Осторожно поворачиваю голову в сторону, боясь, что мне это послышалось. А потом, как подхваченная потоком попутного ветра, несусь к тому, кто мне сейчас так нужен. Бросаюсь на шею и прошу:

— Дём, поцелуй меня, пожалуйста.

И пока он медлит. Целую сама. Потому что это мне необходимо. Мне нужен он. Нужны его крепкие объятия, тепло и забота. Я слабая и мне нужен надежный мужчина рядом. Мне нужно чувство защищенности.

Демьян

— Дём, поцелуй меня, пожалуйста.

Кольнуло.

Дважды.

Первый раз из-за ее просьбы. Второй — из-за Ромы за ее спиной.

Пока соображал, как отреагировать на эти два факта, она коснулась моих губ.

И все.

Все стало не важно.

Потому что я месяцами хотел этого. Хотел ее губы на своих. А последнее время так вообще изнывал от неимоверного желания окунуться в ее. Хотел большего, чем случайное прикосновение. Хотел держать в объятиях и не отпускать часами. Хотел прямо смотреть в глаза, а не наблюдать из-за угла. Хотел подойти и открыто сказать о своих чувствах, а не пугать ее намеками. Желал, чтобы она приняла меня. Была со мной. Была моей. Пустила меня в своё сердце. Потому что мое сердце — только ее.

Она была так близко, что по телу прокатилась волна приятной истомы. Даже почувствовал слабость в ногах. Разволновался как юнец. Словно целовался впервые. Хотя с любимой впервые. Как только язык ощутил ее вкус, унесло. Разрушились все преграды, которые я ставил себе. Сорвало простыню, которой я прикрывал свои чувства к ней. Это больше мне не нужно. Больше не смогу удержать их в себе. Они затопили меня, и я не хочу выплывать. Хочу тонуть в любви к ней и утащить ее с собой в пучину нежности и страсти, любви и желания. Не отпущу. Или вместе. Или сдохну.

Накрыло неконтролируемым всплеском эйфории. Хотел продлить его. На всю жизнь. На вечность. Обнял и прижал покрепче. Вдавил в себя. Мы одно. Нет и миллиметра между нами. Каждая моя клеточка принадлежит ей. И каждая ее клеточка нужна мне. Захлебнулся в ней. В ее неуверенных касаниях. Это всё твое, Дикарка. Бери… Я готов отдать всё тебе. Всего себя… Тело, губы, язык, сердце, разум. Бери, не отталкивай.

— Дикарка… — выдохнул ее имя как стон.

Она отстранилась, разжала руки на моей шее и соскользнула вниз на пол. Смотрела робко, но прямо в глаза. Такая растерянная, открытая. Вот нет в ней и грамма хитрости и притворства. Всё на лице. В глазах. Читай — не хочу. И сейчас там была просьба: «отреагируй на поцелуй», «отругай меня». И я был решительно настроен выполнить ее просьбу.

— Ты что такое творишь?

— Ты злишься? — поджала губы и схватила край худи. Она всегда так делает, когда волнуется. Маленькая. — Прости…

— Тебе не за что извиняться, глупышка. Я получил то, о чем мечтал несколько месяцев.

Зависла. Округлили глаза. Соображает. Боже, ее реакции бесценны. Как ребенок. И как меня угораздило влюбиться в эту крошку?

— Но ты злишься? — уточняет она.

— Злюсь… — отвечаю я и готов разразиться смехом от ее замешательства. — Дикарка, не делай больше так никогда. Парень первым должен целовать любимую девушку, а не наоборот. Хотя с тобой все не по правилам. Ты особенная. Не такая как все… Дикая…

Не въезжает. По глазам вижу, что не хватает ей информации, чтобы понять всё. Я объясню. Но не сейчас. Сейчас мне нужно что-то другое. Мне нужно убедиться, что всё серьезно, что она не оттолкнёт, а сделает еще один шаг навстречу мне.

— Ты меня поняла? — кивнула. А я добавил, чтобы точно отложилось в ее рыжей головке. — Я целую, а ты отвечаешь. Поняла? Не слышу.

— Да… — сказала она, не отрывая от меня глаз ни на секунду. Представляю, какие там у нее разворачиваются мыслительные процессы.

— А сейчас иди сюда… — раскрыл объятия, а она словно только этого и ждала, обхватила меня руками и прижалась к груди…

Вот так должно было быть с самого начала. Еще два месяца назад я должен был сжать ее в своих объятиях и не отпускать… Никогда…

Но я совершил ошибку. Засомневался. И теперь буду жалеть об этом всегда…

Впервые увидел Дикарку на осеннем балу. Я обычно не хожу на такие мероприятия, но тут Янчик дёрнул Стаса поддержать и новеньких студенток заценить. Оценивал в основном Ильин. Я не в том возрасте, чтобы первокурсницам подмигивать. У меня есть свой проверенный список девиц для секса. Все тщательно подобраны. Идеальные, отобранные из нескольких десятков. По молодости я перебрал многих. До брата мне, конечно, далеко. Но мне хватило. Потом остановился на пяти и по необходимости проводил ночи у одной из них. Изредка был в кровати с одноразовыми девками. Вот и Катю сначала рассматривал как девицу на одну ночь. Увидел ее на сцене и захотел. Захотел здесь и сейчас. Не привык откладывать на потом. Поэтому сразу после ее танца пошел за ней. Застал за поцелуем со своим одногруппником. Развернулся и ушел. Потому что не беру чужое. Никогда и ни при каких условиях.