2 — О деиндустриализации — у тебя, уважаемый читатель, после прочтения таких сведений, может возникнуть на лице скептический прищур, но прошу тебя не спешить с выводами. Ярчайшим примером чему-то подобному могут служить события, происходившие в 1998 году, во время разработки знаменитого Т-90А, который «Владимир». К 98 году «Уралвагонзавод» утратил технологию изготовления литых башен, поэтому на новую модель поставили сварную башню, которую, конечно, удачно усилили, что даже несколько повысило защищённость башни, но сварная башня — это предыдущий уровень. Да, недостатки перекрываются современным технологиями, новым качеством сварки, сравнительной дешевизной и простотой изготовления, а также облегчением ремонта, но литые башни имеют свои преимущества. Например, литые башни более прочны и стойки к поражению кумулятивными снарядами, они могут иметь более сложную форму, что выгодно с точки зрения эргономики и распределения массы — вот это вот всё было тупо утрачено. Как же так получилось? А получилось это в ходе деиндустриализации, когда старички с завода либо уходили, либо умирали, а новички на замену вовремя не поступали, поэтому целые пласты технологий уходили вместе со старичками. И, казалось бы, это же ОБОРОНКА! Такое невозможно, потому что не может быть никогда! Увы, такое происходило, это наша история. Вот ещё тебе, уважаемый читатель, пример, но даже без элемента слома экономической формации — космический зонд «Вояджер-1». Он вылетел 5 сентября 1977 года, с целью посмотреть, что там на Юпитере и Сатурне, посмотрел, а потом отправился выполнять дополнительную миссию — определить границы гелиосферы. В 2012 году он определил эту границу. Сейчас он продолжает лететь дальше, на данный момент прошло уже 46 лет и 8 месяцев — полёт нормальный. Только вот неожиданная проблема — сейчас жив только один человек, который полноценно понимает, как программировать компьютер в «Вояджере-1», звать его Ларри Зоттарелли и ему сейчас 80 лет. Он на пенсии уже давно, но до сих пор консультирует НАСА. Вот отъедет он в Вальгаллу или в Пустоту — как быть дальше? Кто проконсультирует? Кто подскажет? А никто. И будто этого мало, ребята, работающие в НАСА, в ходе переездов потеряли часть документации к «Вояджеру-1», ведь никто не думал, что эта штука продержится так долго. Сотрудники, присоединившиеся к проекту в 80-е и 90-е, к слову, сейчас тоже уже пожилые, знают не всё. Например, была проблема — обнаружилось, что зонд должен был отключиться в 2010 году. Кто это запрограммировал и зачем? Непонятно. В итоге, конечно, смогли убрать это запланированное отключение и «Вояджер-1» продолжает свой сверхдолгий полёт, но могли же ведь и не заметить. Или вот тебе пример из глубокой древности. Я этот пример поднимал в своём «Чингисхане» — древние римляне утратили технологию изготовления лорики сегментаты. Казалось бы — это же мастхэв, это легче, чем кольчуга или пластины, это прочнее, чем кольчуга или пластины, но, тем не менее, утратили. В этом случае более простая технология, дающая приблизительно эквивалентную защищённость за счёт увеличенного веса, вытеснила пусть и более лёгкую и практичную, но более сложную технологию. И этот случай очень близок к истории с башней Т-90А. Технологии — это штуки, которые трудно найти, легко потерять и ещё легче забыть. Так что такой хай-тек как ПТУР и все эти крутые приблуды, появившиеся в современности, можно очень легко утратить и если тебе, уважаемый читатель, почему-то кажется, что наша цивилизация незыблема и уж такие вот архиважные технологии мы ни за что и никогда не утратим — это тебе только кажется. И не думай даже, что сохранить технологии поможет интернет и всё такое. Даже сам интернет постепенно утрачивается — старые сайты 90-х годов, имеющие какую-то культурную и историческую ценность, постепенно пропадают навсегда, по причине неоплаты серверов и так далее. Да человечество утратило даже технологию пилотируемого полёта на Луну — сейчас, объективно, это не может сделать ни одна страна. Нет, болтать об этом может почти любая страна, но реальные технологии были утрачены и всё надо переоткрывать заново. Даже в США признают, что если вот прямо сейчас, то никак нельзя, ничего не получится. Нужны новые заводы, специализированные под эту задачу, нужно восстановить технологии, нужно разработать новое программное обеспечение и заново решить кучу других проблем, которые были успешно решены в конце 60-х. Формально, старт такого мероприятия будет гораздо легче, чем в 60-е, но это не значит, что будет легко — много чего придётся воссоздавать с нуля. А это уже даёт основания полагать, что технологии утрачены.

Из тьмы резко приблизилось морщинистое стариковское лицо. Острые его черты почему-то напугали Аркадия. Растрёпанная седая борода, отчётливо видимые рубцы шрамов на лице, загорелая почти до черноты кожа — детали врезались в память Аркадия.

— Лёкся… Это ты виноват… — произнёс этот дед.

— Но я же…

— ТЫ!!! — вперил в него костлявый указательный палец старик.

— Х-х-х… — выдохнул Аркадий и открыл глаза.

Перед глазами какие-то плотно утрамбованные деревянные жерди. Неказистые, чёрные…

Он попробовал приподнять голову и это послужило триггером для каскада ощущений, большая часть которого была неприятной.

Первое — жажда, следом — голод, после — слабость, а вот затем — осознание, что живой.

— Живой… — прохрипел Аркадий.

Звуки проходили через горло словно наждачная бумага, будто он уже очень давно не говорил.

Медленно повернув голову направо, он увидел неказистого вида стол, а также поставленные на полки иконы — красный угол.

Немиров никогда не был экспертом в иконографии и религиозным себя не считал, скорее, наоборот, но некоторые знаковые иконы узнал — «Спас Нерукотворный» и «Георгий Победоносец». Остальные две иконы изображали каких-то святых, но их Аркадий в лицо не знал, поэтому не понял, кто это такие.

Ему очень сильно хотелось пить, поэтому он собрался с силами и слез с лежака. Лежаком оказалась лавка, накрытая куском грубой ткани.

Вокруг не наблюдалось никого живого и формы своей рядом он не видел. Под лавкой нашлись потрёпанные лапти, которые Аркадий привычно надел.

Эта самая обыденность действия заставила его замереть.

Только сейчас он посмотрел на свои ноги — тонкие и слабые.

Сразу же после этого он поднял руки к лицу и обомлел. Мало того, что он смог поднять обе руки, так они ещё и были не его. Чужие руки, без травм, с загоревшей кожей, будто бы никогда не видевшей плотных рукавов кителя и танкового комбинезона.

Он ощупал собственное лицо и понял, что оно совершенно другое и ощущается как-то иначе. Кожа будто чувствительнее и тоньше. Будто не было никаких старых ранений и ожогов — чистая, как у младенца.

— К-хм… — кашлянул Аркадий и прошёл к печи.

Откуда-то было ожидание, что там есть еда. Но еды там не было — только пустые глиняные горшки с запахом былого нахождения в них пищи.

Повернувшись, он подошёл к настенной полке у печи и проверил кувшины на предмет воды — снова он откуда-то точно знал, что здесь заведено хранить воду.

Но кувшины были пусты.

В избе вообще ничего нет, кроме красного угла с иконами. Даже отцовский сундук куда-то исчез…

«Какой ещё отцовский сундук?» — озадачился Аркадий.

Но размышлять было некогда — ему очень сильно хотелось пить.

Тело будто бы само потащило его на улицу.

Снаружи было жарко, Солнце нещадно пекло, но до колодца тут двести шагов.

Аркадий шёл максимально быстро, то есть настолько быстро, насколько ему хватало сил.

На улице никого не было, что его удивило, но он не стал это обдумывать и быстро опрокинул общественное ведро в жерло колодца.

Приложив недюжинные усилия, он поднял ведро деревянным лебёдочным механизмом, после чего стукнулся зубами в кромку деревянного ведра. Холодная вода полилась по его глотке.

Он пил как в последний раз и при каждом глотке ощущал, что к нему возвращается жизнь.