Но объехать зону боевых действий более чем реально, поэтому у Ленина есть все шансы добраться благополучно.
— Интересно, сколько им заплатили, чтобы война продолжалась? — спросил Яков.
— Дело-то, на самом деле, не в деньгах, — покачал головой Аркадий. — Дело в легитимности. Англичане и французы признают Временное правительство, но только потому, что они продолжают войну. Нам тоже нужно будет на этом сыграть.
— Зачем нам это признание? — поморщился Свердлов.
— Затем, что торговля, — ответил Аркадий. — Когда наладится сельское хозяйство, излишки можно будет продавать тем же британцам и французам, а ещё немцам. Но в обмен брать не их бумажки, а что-то полезное. У немцев и сейчас дела не очень, а после того, как их разденут до исподнего, станет совсем плохо. И тут мы, со своим зерном. Зерно на станки, зерно на заводы… Интересно же, нет?
— Да, интересно, — кивнул Сталин. — Только сомнительно, что нам позволят такое просто так.
— Вот поэтому и нужно вытребовать у британцев и французов признание, — усмехнулся Аркадий. — Признание и списание части царского долга.
— С чего бы им списывать долг? — не понял Свердлов.
— Война-то ещё идёт, — пояснил Аркадий. — Мы сейчас, невольно, подпираем немцев с востока. А если договоримся с немцами? Сепаратный мир и всё такое — что будут делать британцы и французы? Немцы перекинут свои войска на Западный фронт, и эта война затянется. А это очень дорого. Капиталисты не любят, когда очень дорого.
— И получается, что мы им сейчас нужнее, чем они нам, — улыбнулся Сталин и вытащил трубку.
— Именно! — ещё шире заулыбался Немиров. — Дело за малым — взять власть в России, ха-ха…
— Почему-то мне кажется, что ты даже не сомневаешься, что у нас всё получится, — нахмурился Сталин.
— Я просто знаю, что у нас всё получится, — уверенно заявил Аркадий. — Армия почти у нас в кармане, а это значит, что власть почти у нас. Кто, на самом деле, проводит власть тех, кто наверху? Люди с винтовками.
— Это очевидно, — произнёс Сталин. — Но как ты можешь гарантировать, что генерал Алексеев — это наш человек?
— Это дело оставьте за мной, — покачал головой Аркадий. — У меня всё продумано.
*22 апреля 1917 года*
— К нам будут вопросы, — сообщил Николай Николаевич. — Князь Львов уже узнал, что у нас тут запрещена агитация, вопреки приказу № 1. Что делать будем?
Они должны были понять, что происходит что-то нештатное. Рано или поздно, но информация должна была просочиться. Месяц — это прямо-таки неплохо.
Арестованные агитаторы сидят на гауптвахтах и сотрудничают, передавая интересные сведения об отправителях, но кто-то должен был задаться вопросом, куда они все делись. Как минимум, они должны были отправлять отчёты об успехах. Несколько свежепойманных агитаторов сообщали, что их отправляли проверить состояние уже отправленных.
На запросы от различных граждан они отвечали, что понятия не имеют, кто такой интересующий их человек и его местонахождение неизвестно — видимо, потребовались недели, прежде чем сведения дошли до министра-председателя.
— Надо как-то договариваться, — ответил Аркадий. — Нельзя пускать агитаторов в войска — это всё разрушит.
— Да знаю я… — поморщился Алексеев. — Но как договариваться? Это ведь их принципиальная позиция.
— Думаю, лучше всего будет тянуть до последнего, — ответил на это Аркадий. — Сейчас им совсем не до каких-то там агитаторов — возможно, после преодоления кризиса они даже не захотят усугублять шаткость своего положения конфликтом с генералом, которого поддерживают солдаты.
Солдат не обманешь. Даже если они не поймут, то обязательно почувствуют. На Северном фронте сильно улучшилась обстановка со снабжением и условиями жизни — на все подчинённые Алексееву армии распространились утверждённые инициативы, а разогнанные Рузским солдатские комитеты были сформированы заново, но уже в виде военных комитетов — в связи с этим пришлось посадить два десятка человек на гауптвахту. В целом, реформа Алексеева прошла успешно.
Весь Северный фронт находится под чутким контролем победоносного генерала, генералы армий больше доверяют ему, чем Временному правительству, поэтому ситуация стабильна. Даже нота Милюкова пусть и вызвала бурление, но не очень-то сильное и направленное не на генералов, которые люди подневольные, а на Временное правительство.
Нота Милюкова была опубликована 18 апреля 1917 года и её последствия до сих пор сказываются на Временном правительстве — народ очень зол и солдаты начали что-то понимать.
Изначально, благодаря заявлению Временного правительства от 27 марта 1917 года, у солдат и гражданского населения сложилось ложное впечатление, будто Временное правительство миролюбиво и хочет положить конец войне. Заявление это было двусмысленно и содержало в себе как намерение выполнять обязательства перед союзниками, так и желание закончить войну поскорее. Люди усвоили второе и проигнорировали первое.
А вот нота Милюкова расставила все точки над i, поэтому люди вдруг осознали, что война будет идти до логического конца. И людям это очень не понравилось.
В Петрограде митинги и шествия, на фронте митинги, политический кризис достиг такого масштаба, что какие-то там агитаторы на Северном фронте — это какая-то незначительная мелочь.
— Думаешь, они не уладят всё в ближайшее время? — спросил генерал от инфантерии.
— Уладят, но им потребуется некоторое время, — ответил на это Аркадий. — Пока что, не видно, что народ на улице собирается успокаиваться.
Письмо из Тбилиси сообщало, что Ленин будет уже очень скоро, но к этому политическому кризису он уже не успевает. Или успевает, если Временное правительство не придумает что-нибудь. Князь Львов, должно быть, сейчас договаривается с Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов, но люди всё ещё на улицах.
— Думаю, что Петроградский совет полностью контролирует толпу и планирует получить что-то от правительства, — произнёс Аркадий.
— Совет имеет очень большое влияние на солдат и население, — произнёс Алексеев. — Как нам быть, когда все поймут, что мы не следуем указаниям правительства? Что тогда будет?
Северный фронт практически полностью изолирован от методов воздействия Временного правительства. Листовки и газеты распространяются, конечно, но агитаторы, основная огневая мощь партий, арестовываются.
Уже разагитированных солдат держат на особом контроле, а военные комитеты не позволяют солдатам скатываться в анархию — порядок сохраняется, но он очень шаток. Стоит только пустить агитаторов, как всё скатится к уровню остальных фронтов.
— Есть у меня одна идея, но она может вам не понравиться, — вздохнул Аркадий. — Готовы слушать?
— Подожди, — генерал сходил к буфету и вытащил оттуда стакан и бутылку «Московской». — Вот теперь готов.
— Есть такой человек, Владимир Ильич Ленин… — заговорил Аркадий, дождавшийся, пока Алексеев нальёт себе стакан водки. — Я состою с ним в переписке и он, как оказалось, разделяет некоторые мои взгляды…
— Революционер? — уточнил Алексеев.
— Теперь он разрешён в России, — ответил Аркадий. — Главное, что я понял — он наш человек. Я считаю, что он может взять под контроль Петроградский совет и обезопасить наше положение.
— Что-то я сомневаюсь, что стоит иметь какое-то дело с революционерами… — произнёс генерал.
— Мы уже имеем, — усмехнулся Аркадий. — Оставьте прошлые взгляды в прошлом. Даже князь Львов, если по духу, а не по букве — революционер. Царя свергло Временное правительство, в его составе революционеры, как и в Петроградском совете. А я предлагаю выбрать революционера не из системы и заручиться его поддержкой.
Генерал выпил водку залпом и даже не поморщился — настолько он был озабочен ситуацией.
— Допустим, что мы заручились его поддержкой, — произнёс он. — Что дальше? Какие нам от этого выгоды?
— Выгоды такие, что это у Временного правительства генералов много, а у Ленина ни одного, — улыбнулся Аркадий. — Вы можете стать первым. Возможно, это приведёт к тому, что вы заложите основы новой революционной армии, самой передовой и самой могучей. Вы, Николай Николаевич. И если мы сможем привести к власти Ленина, который заменит откровенно идиотское Временное правительство, то вас точно не забудут. Ну и меня, конечно же.
